Король Матиуш Первый. Антось-волшебник - Януш Корчак

же», – с грустью подумал он и, вернувшись на вокзал, купил газету: не терпелось прочесть что-нибудь о Варшаве.

В купе, кроме него, только ещё один чернобородый пассажир. Наконец-то можно выспаться после стольких бессонных ночей в душном, тесном кубрике!

Подложив под голову надувную подушку, Антось растянулся на полке. Вагон слегка покачивало, колёса постукивали на стыках, нагоняя сон.

Вдруг – трах-тарарах! Вагон подбросило, потом он накренился и, замерев на миг, медленно перевернулся.

Свет погас. В темноте послышались крики, стоны.

Антось упал с полки и окончательно проснулся.

«Жив, – промелькнуло у него в голове, – руки-ноги целы».

Но как отсюда выбраться? Полвагона разнесло, и выход завален обломками. Окно – над головой.

Стоны и крики о помощи усилились.

Случилось худшее – вспыхнул пожар.

Сгореть бы ему заживо, но, к счастью, в вагоне, когда он скатывался с насыпи, образовалась брешь.

Только он хотел выбраться через эту брешь, как услышал жалобный голос:

– Антось, помоги!

Кто мог звать его по имени?

В отсвете пожара Антось разглядел смертельно бледное лицо своего попутчика с наполовину отклеившейся бородой. И узнал в несчастном итальянского дипломата с парохода.

– Спаси меня, ведь ты – волшебник!

«Правда! Как же я об этом забыл?» – спохватился Антось.

Не прошло и минуты, как итальянец лежал на траве в стороне от горящего вагона.

– Спасибо! – с трудом выговорил он и продолжал прерывающимся голосом: – Я – детектив Филлипс… Повсюду следовал за тобой… на пароходе хотел сказать, предупредить… Дед помешал… Я всё видел в зеркальце… оно всегда при мне. Берегись его!.. Он – враг. Это он пустил поезд под откос… Ой, больно! Не сердись на меня… Рапорт… Напиши рапорт: Филлипс погиб…

Антось отклеил у покойника бороду, закрыл ему глаза и сложил руки на груди.

Глава семнадцатая

Дважды арестованный. Трижды спасённый от смерти. Усовершенствованная шапка-невидимка. Унесённые ветром

Итак, знаменитый детектив, сыщик номер один, погиб в железнодорожной катастрофе.

– Жаль, очень жаль, – огорчился начальник сыскного отделения. – Мы лишились незаменимого сотрудника.

– Здорово! Замечательно! – ликовали преступники во всём мире. – Теперь нам лафа!

Лет двадцать преследовал Филлипс самых опасных злодеев – и всегда в одиночку. Из страны в страну, из города в город спешил он на самолёте, на поезде, яхте, мотоцикле, автомобиле. Что ни ночь – новая гостиница. По целым неделям никто не знал, где он. И, лишь выследив банду и её главаря, посылал он рапорт начальству.

Случалось, Филлипс пропадал особенно долго, и тогда завистники не скрывали радости:

– Похоже, на этот раз счастье ему изменило! Стыдится на глаза показаться, не выполнив задания.

Но обычно пророчества их не сбывались, и в конце концов приходила телеграмма примерно такого содержания: «Высылайте (следовал адрес) пять метров полотна, десять – сукна».

Это означало: пятерых полицейских и десятерых агентов.

Когда брали преступника, Филлипс, переодетый женщиной, всегда стоял в стороне с револьвером наготове, но не стрелял и подчинённым запрещал.

– Нам живой преступник нужен, а не рубленый шницель, – любил он повторять.

Другие сыщики не одобряли его медлительности: преступник опознан, Филлипс у него на хвосте, а арестовать медлит. Но детектив возражал:

– Поспешишь – и задержишь того, чья вина меньше. А главный останется гулять на свободе. Нарыв надо вскрывать так, чтобы весь гной вышел.

Как-то полиция разыскивала в Берлине двух бандитов. Филлипс же задержал не двух, а десятерых, и не в Берлине, а в Вене. И так всегда: больше, чем предполагали, и не там, где искали.

Месяца два охотился Филлипс за «франтом с чемоданчиком» – главарём шайки грабителей. Было известно, что в чемоданчике – взрывное устройство. «Я дорого продам свою жизнь» – грозился он.

Наконец однажды, сидя рядом с ним в театре, Филлипс приказал сопровождавшему его полицейскому:

– Надеть на него наручники!

– На меня?! Наручники?! – воскликнул преступник, указывая глазами на чемоданчик.

– Я его подменил.

– Неправда! – не сдавался «франт».

– Можете проверить! Я вложил в чемодан свою визитную карточку. И вообще я не имею обыкновения врать.

– Перестаньте разговаривать! – рассердился сосед Филлипса справа.

– Простите, пожалуйста, – сказал всегда безупречно вежливый Филлипс, и все трое до конца представления не проронили больше ни слова.

А с Антосем было так: накануне его возвращения Филлипс телеграфировал в Варшаву:

Вторник продать жеребёнка тчк Сто метров шёлка тчк Сто метров бархата тчк Сто атласа тчк

Это означало: во вторник арестовать мальчика. Прислать на вокзал сто полицейских, сто солдат для сопровождения его в тюрьму и сто для охраны в тюрьме.

«Наверно, ошибка, – решили в сыскном отделении. – Подождём, может, будет ещё телеграмма». Обычно Филлипс на всякий случай давал их несколько.

Наступил вечер, а от него – никаких дополнительных инструкций.

Прибыл поезд. И всем на удивление, на перроне – видимо-невидимо полицейских, которые внимательно приглядывались к пассажирам. Ясно, кого-то ищут.

Из вагона первого класса вышел Антось с повязкой на голове.

– Стой! Почему голова завязана?

– Поезд потерпел крушение.

– С кем ехал?

– С господином Филлипсом. Он едва успел мне представиться…

– Как так?

– Очень просто: концы отдал.

– Надеть на него наручники!

– Будьте любезны, – сказал Антось.

«Что это значит? – недоумевал офицер. – Жеребёнок действительно не из смирных, того гляди лягаться начнёт. Но сто полицейских – это уж слишком…» И, отослав людей в казармы, влез в полицейскую карету вдвоём с Антосем.

– Чего стоишь? – сказал он, когда лошади тронулись. – Садись!

– Посмотреть хочу, далеко ли меня везёте?

– А тебе куда бы хотелось?

– Ясно, что домой, а не в кутузку.

«Встреча не лучше проводов», – подумал Антось с горечью и, усмехнувшись, пристально посмотрел на наручники, потом на полицейского офицера и произнёс заклинание.

– Чего уставился?

– Сейчас узнаете.

Вдохнул поглубже и повторил заклинание ещё раз. Открыл дверцу арестантского фургона и крикнул:

– Счастливого пути, господин полицейский!

Офицера со скованными руками и кляпом во рту лошади мчали в тюрьму, а «преступник» оказался на свободе.

Слишком поздно понял офицер, как прав был Филлипс.

Антось осматривался с любопытством. За время его отсутствия ничего здесь не изменилось. Магазины, кинотеатры, афиши, прохожие – всё как раньше. Изменился только он сам.

Подошёл Антось к своей школе, постоял у ворот, прислушался к доносившимся голосам, надел шапку-невидимку и шагнул во двор.

Вот и его одноклассники. Немного подросли, но, как видно, не очень поумнели. Так же носятся, играют, толкаются, беззаботно веселятся.

Хотя так ли уж беззаботно? Ведь у детей тоже хватает огорчений и забот.

При виде своего двойника, который играл в «классики», Антось поморщился.

«Здесь мне делать нечего», – подумал он и вышел за ворота.

– Эй, кто там с уроков