Тайна старинных флаконов - Анна Руэ

чушь и предрассудки. А соседи просто сходят с ума от скуки.

Что в этом крошечном городишке и не удивительно, добавила я про себя.

Позади меня что-то скрипнуло, и я обернулась. У забора остановился почтальон на велосипеде и помахал нам рукой:

– Почта для виллы «Эви»!

Я подошла к забору. Почтальон вручил мне открытку и ещё какой-то конверт с иностранными марками и штемпелями. Пробежав глазами по строчке с адресатом – его имя было аккуратно выведено наклонным почерком с завитушками, – я сказала:

– Но здесь не живёт никакой Даан де Брёйн.

– Тем не менее адрес верный, – ответил почтальон. – Отдайте письмо Виллему. Обычно он забирает всю почту для этого господина де Брёйна. Говорит, что это его знакомый.

– Виллему, садовнику? – уточнила я на всякий случай.

Почтальон уже нажал на педаль и тронулся с места:

– Да, именно Виллему Буру! Просто передайте ему письмо.

Проводив взглядом велосипед, я наконец перевернула открытку. На её лицевой стороне было фото пустынного пляжа с белым песком и морем бирюзового цвета.

Настроение моё мгновенно улучшилось. Вот что было в открытке:

Привет, деревенщина!

Ну и как тебе живётся в новом загородном замке? Учтив ли дворецкий, хорошо ли стряпает кухарка? Хочу знать всё до мельчайших подробностей! А то торчу тут уже целую неделю, а от тебя до сих пор ни слуху ни духу. Выходи поскорей на связь и пришли мне пару хвастливых фоточек из дворца.

Скучаю по тебе! Мона.

Я хихикнула. Мона уже несколько недель пыталась своими шутками как-то примирить меня с переездом. На самом деле она, конечно, давно знала, что вилла наша скорее напоминала жалкую лачугу, чем что-то ещё. Вертя открытку в руке и счастливо улыбаясь, я забежала за дом и направилась к оранжерее. Виллема чаще всего можно было встретить именно там. Но сегодня его нигде не было видно, а дверь в оранжерею была заперта. Над ней висела громоздкая ярко-жёлтая табличка с надписью «Вход воспрещён!». Тем не менее я подошла поближе и взялась за потемневшую латунную ручку двери. Стёкла теплицы запотели, скрывая то, что было внутри. Тут позади меня зашуршал гравий – кто-то шёл по дорожке.

Потом я услышала голос Матса:

– Не стоит тебе туда соваться.

Я повернулась и сверкнула на него глазами:

– Тебе когда-нибудь объясняли значение слова «назойливый»?

Матс поднял руки, словно защищаясь:

– Я всего лишь интересуюсь происходящим вокруг.

Скроив недовольную мину, я вновь повернулась к теплице. Раз уж этому надоедливому типу так хочется смотреть, как я доставляю письмо, – пусть смотрит. Я нажала на дверную ручку и вошла в оранжерею. В лицо ударило влажным воздухом. Фух, ну и духота же тут! Бесчисленные клумбы перемежались вазонами с цветами и экзотическими растениями. Чуть поодаль тянулись длинные столы высотой до бедра, заставленные рядами ящиков с зелёными кустиками рассады. Погрузившись в это буйство красок, я едва не ослепла. Меня окружали тысячи цветов. Они раскинулись под стеклянной крышей словно волшебная радуга. Никогда ещё я не видела столько неизвестных и причудливых растений разом. На мгновение мне показалось, будто я очутилась в заколдованном сказочном лесу.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнула я в высокие заросли, местами доходившие мне до самых плеч. – Виллем Бур? Вы здесь?

Пройдя немного вглубь теплицы, я заметила несколько клумб, сплошь усеянных маленькими фиолетовыми цветочками, стебельки которых стелились по самой земле.

Я хотела было к ним наклониться, но тут на меня кто-то громко рявкнул:

– Что, чёрт побери, вы себе позволяете!

С другого конца теплицы, шумно топая обутыми в тяжёлые сапоги ногами, ко мне приближался садовник. На плече он нёс грабли.

Грабли он нёс словно бейсболист биту. Я инстинктивно отшатнулась на пару шагов назад и чуть не наткнулась на Матса, возникшего вдруг у меня за спиной.

– Вон отсюда, оболтусы!

Оболтусы?! Серьёзно?! Да кто в наши дни так выражается?!

– У неё... у неё письмо, – пришёл мне на помощь Бенно, который, как выяснилось, увязался сюда вслед за нами.

Садовник остановился передо мной, широко расставив ноги:

– Письмо?

Мы стояли так близко друг от друга, что мне ударил в нос исходящий от него запах земли, в которой он, вероятно, только что копался. Я взглянула на его руки – но они были совершенно чистыми. Странно.

Я протянула ему письмо:

– В следующий раз можете сами сходить за ним на почту.

Что ж, обычно я человек тихий и скромный – но терпеть, когда мне вот так грубят?! Нет уж! Грубить и я умею!

Словно испугавшись, что я засуну письмо обратно в карман, садовник выхватил его у меня из рук:

– Оно адресовано мне!

Последние слова он прорычал так невнятно, что я даже засомневалась, действительно ли он сказал именно это или же что-то другое.

Письмо мгновенно исчезло в нагрудном кармане зелёного комбинезона на бретелях, словно его никогда и не было.

– Ни в коем случае не вздумайте открывать мои письма! А теперь ступайте отсюда прочь! Вон, немедленно! Моя оранжерея не место для невоспитанных шалопаев вроде вас! – Садовник указал рукой в сторону двери, словно отмахиваясь от назойливых мух.

Я развернулась и, не проронив больше ни слова, потопала прочь. Мальчики гуськом шли за мной следом и тоже хранили молчание.

Оказавшись снаружи, я вопросительно взглянула на Матса, собираясь заговорить, но он меня опередил:

– Видишь? Я же предупреждал! – Матс, по-видимому, всё ещё переживал из-за того, что я назвала его назойливым.

– Пф! Вообще-то когда тебе делают любезность и приносят твоё же барахло, принято благодарить, – упорствовала я, хотя в голове у меня уже медленно, но верно зарождались сомнения.

С какой стати вход в оранжерею воспрещён? Чего это вдруг старик повёл себя так странно?

– Пойдё-о-о-ом! – чаша терпения Бенно переполнилась, и он стал тянуть Матса за футболку, призывая наконец пойти играть с ним в баскетбол. – Ты обещал! А обещания нужно держать!

– Ну ладно, парень! – Матс взъерошил Бенно волосы и помахал мне, предлагая присоединиться.

– Подойду чуть позже, – отделалась я отговоркой и поспешила улизнуть, пока один из этих двоих не начал протестовать. Скрывшись из виду, я прошмыгнула обратно к оранжерее и задумалась, нельзя ли как-то незаметно обойти её вокруг, пользуясь тем, что через запотевшие стёкла ничего не видно. Может быть, удастся найти что-нибудь, что объяснит странное поведение Виллема.

Оранжерею