Гастон. История любви и коварства - Лори Лэнгдон

Глава 19

Гастон

УВИДЕВ, ЧТО ГАСТОН и Агата подходят к ожидающей их карете, лакей бросил на землю сигару и затоптал её. Агги прижимала к груди, как драгоценные слитки с золотом, несколько книг. Гастон шёл следом с большой стопкой томов в руках.

Когда он разрешил ей выбрать всё, что она хочет, девушка запорхала по книжному магазину, как бабочка по цветущему саду, снимая с полок многочисленные издания из различных секций. Она читала первую страницу каждой книги, некоторые возвращала на полку, а многие оставляла. Потом она начала всё заново и ещё раз прошерстила весь магазин.

В какой-то момент Гастон напомнил ей, что в замке огромная библиотека. Агата подняла бровь и назидательно произнесла:

– Выбирать книгу – всё равно что находить нового друга. Я познакомилась с каждым томом в этом аскетичном собрании. Как ты думаешь, сколько там книг об охоте? – И она закатила глаза.

Через час Гастон заплатил за все выбранные девушкой книги и ещё за несколько томов из стопки предпочтительных, но необязательных, которые она отложила в сторону. Страсть к покупке книг захватила и его, и настроение у юноши улучшилось, хотя сам он был не большим любителем чтения. Он испытывал радость, просто наблюдая за Агатой и деля с ней её восторг. Что это значит – когда испытываешь интерес к чему-то только потому, что другой: человек обожает это занятие?

Не начало ли это любви – любимая?

Во рту у Гастона пересохло. Разве жизнь не научила его, что сильные чувства ведут к страданиям? С самого раннего детства отец бросал в лицо сыну его недостатки, как какой-то мусор. «Перестань витать в облаках, Гастон! – сказал юноша самому себе. – Привязанность – это слабость».

Конечно, благодаря Агате он много улыбался, а её магические способности просто сногсшибательны. Но любовь? С усилием, принёсшим почти физическую боль, Гастон заглушил чувства, затронувшие его сердце.

Лакей открыл дверь кареты, опустил ступени и помог Агате сесть в экипаж. Но когда Гастон поставил ногу на ступеньку, он заметил, как слуга обменялся с возницей недвусмысленно фривольным взглядом.

Глаза у Гастона налились кровью. Да кто эти жалкие людишки, чтобы обсуждать поступки хозяина? Они распускали о нём бесконечные сплетни, а некоторые из них даже интриговали против наследника замка – если то, что подслушала Агата, было правдой.

Он этого не позволит.

Гастон передал стопку книг Агате, снова встал на булыжную мостовую и захлопнул дверцу кареты.

– Как тебя зовут, любезный?

Молодой человек был немного выше Гастона, но вдруг сгорбился и ответил:

– Гас, ваша светлость.

– Вот что, Гас, – процедил молодой маркиз, – судя по тому взгляду, которым ты обменялся с возницей, ты хочешь выразить мнение о моих поступках.

– Э-э... нет... – замямлил Гас.

– С чего ты взял, что я добиваюсь симпатии служанки – девушки низкого происхождения? Я могу по щелчку пальцев заполучить сколько угодно гораздо более красивых и воспитанных женщин.

– Я не...

Гастон прервал его и приблизился вплотную к молодому лакею.

– Тебе нравится работать в моём доме?

Гас попятился.

– Да... да, ваша светлость...

– А тебе, возница? – рявкнул Гастон человеку постарше, который до белизны в костяшках пальцев стискивал поводья. – Ты хочешь продолжать служить в замке?

– Да, ваша светлость... маркиз Гастон! – отрапортовал возница.

– Тогда слушайте меня внимательно.

Оба мужчины наклонились, чтобы услышать указания хозяина.

– Если кто-нибудь – повторяю, кто угодно – хотя бы намекнёт о недостойных отношениях между мной и этой служанкой, давите эти сплетни немедленно.

Мужчины переглянулись.

Гастон скрестил руки на груди.

– Всё понятно?

– Да, ваша светлость, – звонко ответили оба в один голос.

Удовлетворённый тем, что ему не прекословят, Гастон забрался в карету и сел напротив Агаты с довольной ухмылкой.

– Ну, я всё уладил.

Когда экипаж тронулся, Гастон заметил сердитый взгляд Агаты. Она прижимала к груди несколько книг, глаза с тёмным ободком смотрели на него с осуждением.

– Значит, вот кем ты меня считаешь? Служанкой, девушкой низкого происхождения?

Гастон перепрыгнул со своего сиденья на место рядом с ней и слегка сжал ей плечо.

– Нет! Агги, я сказал это, только чтобы пресечь сплетни. Ради нас двоих.

Она отвернулась, на ресницах у неё висели слёзы. Девушка прошептала:

– Однако это правда.

Гастон оцепенел. Что ему на это сказать? В панике он поспешно выпалил:

– Видела бы ты, как они на тебя смотрели. Это позор! Как я мог спустить им это с рук?

– Я бы никогда не заставила тебя стыдиться, Гастон, – произнесла она едва слышно – цоканье лошадей и дребезжание кареты почти заглушали её голос. – И не навлекла бы на твою семью бесчестье. Возможно, Месни всё ещё ищут горничную для Молли. Я могу помочь бедной девушке. И ей, и её матери не повредит немного полечиться у меня.

Вихрь чувств, борющихся за обладание колдуньей, вырвался на поверхность из сердца Гастона.

– Замолчи немедленно. Я не могу тебя потерять!

Агата всмотрелась ему в глаза, словно надеялась найти там что-то.

– Меня или мои способности?

Гастон осторожно забрал у неё книги, приложил руки к её щекам и развернул девушку к себе.

– Агги, я... я не могу объяснить свои чувства. Но они крепнут каждый раз, когда я вижу тебя... касаюсь тебя.

Искры, не имеющие отношения к магии, побежали по его коже, когда он провёл рукой по пушистым волосам у неё на затылке.

Она оттолкнула его руки и отстранилась от него.

– Да, я верю, что ты говоришь правду: ты действительно не знаешь, что чувствуешь.

– Но я...

– Кроме того, у нас всё равно бы ничего не вышло. Мы заключили сделку, и когда выполним её условия, ты пойдёшь своим путём, а я своим. У нас разное будущее.

– А как же моё...

– Я совершу следующее преображение, – резко оборвала она его. – Но не сейчас. Мы согласились, что нельзя спешить – это неминуемо вызовет скандал, которого ты так отчаянно пытаешься избежать.

Гастон чуть не пнул самого себя за то, что заикнулся о преображении в такой неподходящий момент. Нужно было прикусить язык и подождать лучшего времени. Он нахмурился. Агата отвернулась от него и холодно уставилась в окно кареты.

– Агги, я... – Юноша запнулся. В нём боролись чувства, одно неприятнее другого. Неудивительно,