Котулху-Мявн и проклятие Солнечного города - Агния Александровна Кабитова

Но туман будто разделился на несколько частей, и одна его часть набросилась на самого Магистра.

Вдруг он увидел перед собой все свои неудачи, поражения. Как над ним смеялись за его научные изыскания, как растоптали его искренность и доброту. А он, вместо того чтобы отойти и стать сильнее, озлобился. Его прошлое, все мысли превратились в болото. И то, что топило его в переносном смысле каждый день, вдруг стало затягивать в прямом смысле.

Котулху-Мявн тоже оказался в окружении колдовства и ухищрений мрака.

– Ты не оправдал наши надежды! – из мрака выросли огромные фигуры его родителей.

– Надежды стать монстром? А я и не должен им быть.

Фигуры на мгновение замерли:

– Ты должен был приносить золото и делать так, чтобы тебя все боялись! Ты должен был быть великим!

– Но мне не нужны были чужое золото и страх. Я мог и могу жить так, чтобы меня любили, а я делал добрые дела. Даже если они маленькие, как я сейчас.

– Замолкни, ничтожество! Ты уснешь на веки вечные, если сейчас не побежишь.

– Не побегу. Я попытаюсь спасти тех, кого не спас много лет назад и кому причинил боль.

Котулху-Мявн понимал, что перед ним не настоящие родители или монстры. Перед ним клокотал коварный мрак. И он пытался своими магическими нитями схватить, оплести монстрика. Но не мог. И, обернувшись к более легкой цели, мрак утянул Магистра.

Котулху-Мявн, чувствуя, как силы уходят, сделал последнее усилие. Все, что он мог, все, что в нем оставалось, он вложил в слова и волшебство, чтобы закрыть трещину в портале. Он почувствовал, как холодеют лапки. Хвостик и крылышки. Но не сдался.

Когда глаза уже закрывались, Котулху-Мявн увидел, что мрак рассеивается. Утянув в другой мир Магистра, дымка стала исчезать. Ей нечем было питаться. Да. В каждом есть «почва» для мрака, но, если доброго больше, мрак бессилен. А основные конфликты в городе оказались худо-бедно разрешены.

Сквозь пелену начало пробиваться солнце.

Послесловие

На смену ночи всегда приходит рассвет.

– Сэр-р-р, посфольте доложить, туман того… фсе. Горожане приходят в себя. А еще на улице пирогов две пожилые леди устроили побоище пирогами.

Пур-Пур, чувствуя, как ноет все тело, с трудом открыл глаза. Перед ним стоял неизменный дежурный. «Наверное, даже конец света не заставит его перестать улыбаться и докладывать мне обстановку».

– Ну, «фсе» значит все, – сэр не изменял своему нежеланию погружаться в происходящее. – А где такой маленький злобный комочек?

– Вы про нашего бухгалтера?

– Да нет же, я про такого котенка с крылышками и вот этими, – он изобразил пальцами щупальца.

Плохое предчувствие. Сэр резко встал так, что у него закружилась голова.

– Без понятия, сэр. Я, только смотрите, вот какого пушистика подобрал! – он показал опоссума. – Бедняга запутался в мр-р-раке, я его подобрал, принесу дочкам и жене, они давно о пушистике просили.

Дежурный не успел договорить, как его начальник подлетел к окну и взволнованно огляделся по всем сторонам. Потом, увидев что-то около статуи Иномирья, резко убежал, даже не дав никаких распоряжений.

Котулху-Мявн устало потянулся, выпустив коготки и расправив крылышки. Они светились изумрудными крапинками и теперь больше напоминали леденцы, а не крылья поработителя миров.

Все тело онемело, замерзло. Тот самый жуткий холод и одиночество. Неужели все было зря?

Он лежал, а повсюду слышались голоса, кто-то помогал кому-то. У всех был кто-то родной и каждый был нужен. А Котулху-Мявн?

«Все равно, я сделал все правильно. Я наконец сделал хорошее и спас этих не-букашек», – подумал монстрик. Глаза медленно закрывались. Вдруг послышался топот. Очень знакомый. И такие знакомые лапы подняли его, аккуратно замотав в теплый шарф.

– Ты живой, даже не смей умирать, сейчас все будет хорошо.

Котулху-Мявн улыбнулся. Он тоже был кому-то нужен.

* * *

Сэр дал лекарство монстрику и размял тому лапки, укутал в теплый плед и положил на грелки.

– Ночь завершается, тьма отступает и восходит солнце. Вроде прозаично, а вроде и поэтично. А ты просто должен жить, – сэр Пур-Пур нервно почесал усы и пересчитал оставшиеся лакричные конфетки.

Над городом наконец светило солнце. На улицах гуляли горожане, которые больше не пытались устроить конец света или, как минимум, очередное побоище. Слышалась музыка с центральной площади. Все стало как прежде. Из окна кабинета хорошо просматривался центр города. Новые фонари в форме подсолнухов, походивших на солнечные цветы, устанавливали на месте старых. Ограждения в городе украшали кадками с карамельными цветами. Сахарные одуванчики выковыривали из брусчатки, складывая их в отдельные ящики. Витрины магазинов и ресторанов пестрели вывесками с «летним меню». Всю грязь и липкую пленку планомерно смывали, стирали. С чистотой приходил и порядок.

Котулху-Мявн открыл глаза. Он был жив. Это первое потрясение. Ему было тепло и хорошо. Второе – он выполз из теплого кокона и попытался в зеркале в форме рыбки рассмотреть число, высветившееся на механизме. Ноль.

– Все вернулось на круги своя. И мое число, получается, изначально не имело смысла? – огорченно произнес монстрик. – Это ты его настроил или механизм все же волшебный? Все, получается, изначально было зря?

– Добрые дела никогда не бывают зря. Может не быть видимой выгоды или награды, но каждое доброе дело меняет мир. Может, не глобально. Но это чья-то жизнь. Чей-то мир. И ты сделал его лучше. А я обманул тебя, – вдруг признался сэр и положил тарелку с пирогом и еще миску с едой.

– Я помню.

– Но я не знаю, как именно тогда надо было поступить.

Монстрик сел на край стола, подозрительно посмотрев на тарелку с молоком и гречневой кашей. Он тоже не знал, как бы он поступил.

– Сейчас мрак ушел?

– Вроде. И мы бетонируем этот проклятый памятник.

– Хорошо.

«По сравнению с кремовым тортом, которым пахнет из соседнего кабинета, выглядит не столь привлекательно, но, с другой стороны… Это же пирог», – монстрик пододвинулся к еде.

– И, делая добро, ты зачастую спасаешь себя, а не только тех, кому помогаешь, – сэр поправил свой мундир и, не оборачиваясь, положил сверток с фруктовыми мармеладками. – Это не лакрица. И сегодня выходной. Я могу показать тебе город. Ошейник я бы не стал снимать. По бумагам я записал тебя как служебную выхухоль.

– М-м, умно, – скрывая саркастический тон, прокомментировал Котулху-Мявн. – Ты ведь без понятия, как вернуть мне прежний облик?

– А он тебе нужен? Я не знаю, что будет, если ты превратишься в монстра. Может, ты моментально окаменеешь. Или, того хуже, потеряешь