Энола Холмс и Леди с Лампой - Нэнси Спрингер

Таппер ахать и охать над разнесенным первым этажом, я помчалась в свою комнату — которую уже скоро не смогу назвать своей — и запихнула в саквояж все самое важное и незаменимое: парик, косметические средства и другие необходимые для маскировки предметы, запасной кинжал, все свои деньги и сделанную вручную брошюрку с шифрами, украшенную акварельными цветами, — последний мамин подарок.

Спустившись вниз со всем этим багажом, я обнаружила, что миссис Таппер — она оказалась сообразительнее, чем я думала, — с печальным выражением лица ждет меня у выхода, прижимая к груди свою драгоценную деревянную шкатулку.

— Мисс Месхол, вы меня тут не оставляйте, я вас прошу, после всего, што тут случилось! — взмолилась она. — Энто мне больше не дом, я тут себя как не в своей тарелке чувствую. Возьмите меня с собой.

Казалось, время, стремительно бегущее по спирали, вдруг замерло, будто резко затормозивший поезд. Взять ее с собой?! Ах, если бы мама взяла меня с собой!

Куда же... как... каким образом...

Я отмахнулась от всех вопросов. К черту все затруднения. К черту также Шерлока и Майкрофта Холмса и любую опасность, которую они для меня представляют. Я не могу оставить миссис Таппер.

Время продолжило свой бег, и я уверенно крикнула:

— Тогда за мной, быстрее!

Ее сморщенное старое лицо разгладилось и просияло. Я взяла миссис Таппер за руку, и мы вместе забрались в кеб.

— Куда теперь, мисс? — спросил кучер.

— Понятия не имею! — бодро ответила я. Впрочем, я уже научилась доверять своему сердцу и интуиции и не сомневалась, что скоро найду решение. — Везите нас на запад.

И мы понеслись в глубь Лондона.

Май 1889

— Я уже не могу вышивать, — качает головой Флоренс Найтингейл с легкой ностальгией, но без сожаления, поглаживая пальцем изящные цветочные узоры на синей ленте — седмичники и круглые розочки. — Пальцы больше не держат иголку.

В самом деле, руки ее давно покрылись мозолями от пера, но письма были куда важнее пустого развлечения. Вот о чем думает некогда известная Леди с Лампой, разглядывая ленты, которые ее посетитель положил на край постели. Она поднимает на него безмятежный взгляд и добавляет:

— Вы говорите, лорд Родни Уимбрел пожелал мне их передать. Почему?

Шерлок Холмс стоит подле нее — сесть ему не предложили, поскольку Флоренс Найтингейл не намерена долго его принимать, хотя сама наняла великого детектива.

— Лорд Уимбрел надеется таким образом окончательно уладить этот вопрос и показать, что остается искренне вам предан.

— И также надеется, что я забуду обо всех обстоятельствах?

— Мисс Найтингейл, хотя лорд Родни берет на себя ответственность, виновен здесь его брат Джеффри. А он больше не будет вредить имени Уимбрелов. Признав, что остальные варианты в разы хуже, лорд Джеффри согласился отплыть в колонии.

— В таком случае я воздержусь от осуждения и буду ожидать духовного развития лорда Родни в будущем.

Флоренс Найтингейл окидывает задумчивым взглядом высокого, стройного, угловатого джентльмена, человека действия, возмутительную вертикаль на фоне умиротворяюще горизонтальной обстановки. В его обращении «мисс Найтингейл» слышатся и любезность, и намек на осуждение. Она не собиралась обсуждать с ним столь же высокую и боевую девушку, однако...

Отбросив вышитые ленты в сторону, Флоренс Найтингейл делает жест рукой, чтобы он садился. Шерлок Холмс опускается на сиденье, и она обращается к нему привычно мягко и ласково:

— Не сомневаюсь, вы гадаете, почему я не попыталась остановить вашу удивительную сестру и помешать ее опасному, опрометчивому побегу. Нет, — добавляет она, заметив, что мистер Холмс нахмурился и вскинул руку в перчатке, показывая, что хочет высказаться. — Позвольте мне договорить. Итак, хотя я не знала, что Эноле — Энола, ведь так ее зовут? — что ей всего четырнадцать лет...

Шерлок все же не выдерживает и, отбросив манеры, вмешивается:

— Не важно, пускай бы ей было и двадцать четыре! Если бы у вас была дочь, разве бы вы ей позволили...

Флоренс Найтингейл перебивает его и спокойно, как бы между прочим, замечает:

— Вы же понимаете, что мы с вашей матерью были знакомы, мистер Холмс?

Очевидно, он этого не понимал, и новость его ошеломила. Нахмурив брови, он смотрит на Флоренс Найтингейл, предположительно больную, но выдающуюся женщину с гладкими чертами лица, по-старомодному уложенными волосами и в необычном головном уборе.

— Евдория Верне Холмс. Леди, достойная уважения, — продолжает мисс Найтингейл. — Искренне, всем сердцем преданная реформам. Она обратила свой взор на права женщин, я — на страдания раненых и больных. Однако наше взаимное уважение безгранично. Получали ли вы от нее весточку, мистер Холмс?

— Так вам известно, что она пропала? Нет, не получал. — Детектив недолго мнется, а затем добавляет: — А вы?

Ага! Все же мать ему небезразлична.

— Боюсь, что нет. Возможно, она сбежала в Крым? — насмешливо произносит Флоренс Найтингейл, хотя в голосе ее читается забота. — Так вот, мистер Холмс, не в моих правилах сдерживать женщин, даже самого нежного возраста...

Шерлок Холмс подается вперед и взмахивает рукой, словно выполняя прием из джиу-джитсу. Как ни странно, заговаривает он не об Эноле Холмс, а о Евдории.

— Я и мой брат крупно поссорились с матерью. Теперь предмет ссоры кажется глупым и нелепым, — горько объясняет он, ничего не скрывая. — Однако не могло же это послужить причиной...

— Вы не понимаете, — властно, но все так же мягко перебивает его Флоренс Найтингейл. — Очевидно, для нее причина была достаточно веской. Насколько я могу судить, и у вашей сестры была основательная причина для побега. — Мисс Найтингейл делает паузу, но все же решается добавить: — Похоже, она ужасно вас боится.

Детектив не меняется в лице, но мисс Найтингейл понимает, что ее слова его задели. Он сцепляет руки на коленях и опускает взгляд.

Мисс Найтингейл терпеливо дожидается ответа.

— Не могу этого отрицать, — наконец признает Шерлок Холмс. — Однако даже мой развитый ум не позволяет мне понять, откуда взялся этот страх. Я никогда бы ее не обидел, и она, уверен, прекрасно это понимает. Время от времени она проявляла ко мне сестринскую привязанность.

Мудрая сестра милосердия знает, когда лучше промолчать и дать пациенту высказаться. Флоренс Найтингейл выжидает еще немного.

— Мы с моим братом Майкрофтом хотим для нее только лучшего, — продолжает он. — Более достойного образования в приличной школе-пансионе...

— Ах!