Валерий Роньшин - Руки вверх, Синяя Борода

Сейчас дойдем и до кукол. Как я уже сказала, приступы внезапного сумасшествия у мужа бывают весной. Причем в одно и то же время.

День в день. Приступ начинается с того, что Трофим Петрович сообщает мне, своей законной жене, что женился на восемнадцатилетней девушке. Называет ее имя и фамилию. Как только он это говорит, я сразу понимаю — приступ начался — и везу его сюда, в Гусь-Франковск, к доктору Цыпуху. А доктор Цыпух идет в местную газетку и помещает в ней объявление-некролог. Что такая-то девушка умерла. Потом он дает эту газету Трофиму Петровичу — вот, смотрите, ваша молодая жена умерла. А еще мы ему показываем восковую куклу в гробу, чтобы Трофим Петрович воочию увидел, что его воображаемая жена действительно скончалась. Вот и все.

Чего только в жизни не бывает, — заметил — Сидорчук, покуривая сигарету.

Мы с Вольдемаром проводили этот эксперимент три раза, — продолжала Фанни. — Первый раз — когда мой муж "женился" на Аде Барбильяк, второй раз — когда он "женился" на Норе Блюм, и третий раз — когда он "женился" на Эдите Вам…

А о смерти Светланы Несмеяновой вы объявление в газету не давали? — спросила Катька.

Несмеянова? Первый раз слышу… В этом году Вольдемар вообще не давал никаких объявлений в "Вечерний Гусь-Франковск", потому что у Трофима Петровича не было приступа.

А зачем тогда вы его сюда привезли? И зачем внушаете ему, что он мертвец?

— Для профилактики, — ответила Фанни.

Катька пристально на нее посмотрела. Фанни занервничала.

— Что ты на меня так смотришь, девочка?

Вы не можете не знать Светланы Несмеяновой — медленно проговорила Орешкина. — Она похоронена на Монастырском острове. Без вашего разрешения ее там не могли похоронить, ведь остров — ваша собственность.

Не моя, а моего мужа, — ответила Фанни. — Да, теперь я вспомнила. Так звали девушку, которая утопилась. У нее на Монастырском кладбище похоронен прапрадедушка, и поэтому родственники имели право похоронить там и Несмеянову. Что они и сделали.

А как я оказалась в замке? — спросила Соломатина.

Тебя доктор Цыпух привез. Он ехал сюда на своей машине и увидел Трофима Петровича, который вытаскивал из воды какую-то девочку. Дело в том, что мой муж обожает рыбалку. Подводную рыбалку… — уточнила Фанни. — Вот и вчера, взяв с собой акваланг и подводное ружье, он пошел рыбачить, но вместо рыбы вытащил тебя, крошка…

И как он это объяснил?

— А никак. Он наотрез отказался что-либо объяснять…

Сидорчук надел фуражку.

Ну что ж, все ясно. Извините, гражданочка, за беспокойство.

Ничего, ничего, — сказала Фанни.

По закону я вообще-то обязан допросить вашего мужа, — продолжал Сидорчук. — Ну да Дуракам закон не писан, — добавил он, имея в виду, конечно, не себя, а Кармалютова. — А на рыбалку вы его больше не пускайте. А то, не ровен час, утопит кого-нибудь…

— Не пущу, — заверила майора Фанни.

Девчонки и Сидорчук вышли за ворота замка.

— Ну, теперь, надеюсь, девчата, вы убедились, что Гусь-Франковск — это тихий омут? Как видите, нет никаких кровавых убийств, а есть просто больной человек… Фу-у, ну и жарища. — Сидорчук стер с лица капельки пота. — Пошли-ка" девчата, холодной окрошки похлебаем.

Спасибо, Федор Иваныч, — отказалась Лика.

Как-нибудь в другой раз, — добавила Катька.

— Ну тогда будьте здоровы. — Сидорчук шутливо погрозил пальцем. — И смотрите, больше не пропадайте.

— Не пропадем, Федор Иваныч! — бойко откликнулись девчонки.

И они разошлись в разные стороны.

Подруги отправились в гостиницу "Дон", где их ждали Зефиров с Леной и Егор с Никитой" А майор Сидорчук отправился в милицию, где его ждали Шпаков, Шмаков и окрошка.

Глава XX

ОПЕРАЦИЯ "МОНАСТЫРЬ

По дороге в гостиницу Катька молчала. Зато Лика тараторила без умолку:

— Надо же, как все просто объяснилось.

И объявления в газете, и девушки в белой комнате, и странные разговоры в замке… Да, Кать?

— Угу, — кивала Орешкина, думая о своем.

А со "скрытниками" и вовсе все проще простого. Ни тебе убийств, ни тебе сокровищ, ни тебе гробницы… Ну папочка! Ну дает! Так наколол… Скажи, Кать?

— Угу.

— Что ты все "угу" да "угу"?

— Угу, — сказала Катька.

— Я тебя сейчас убью! Кончай "угукать".

— Отстань. Не видишь, я думаю.

— О чем это, интересно?

— Не о "чем", а о "ком". Ты заметила, как Фанни дергаться начала, когда я у нее про Светку спросила?

— Нет, не заметила.

— А я заметила. Она явно нервничала.

— А чего ей из-за Светки нервничать?

— Не знаю, не знаю… И потом еще этот странный курс лечения…

— А что в нем странного?.. Все правильно. Клин клином вышибают.

Орешкина усмехнулась.

— "Клин клином". Фанни вам лапшу на уши навешала, а вы и поверили.

— Нам она, значит, навешала. А тебе не навешала.

— Мне нет. Не на ту напала. Я же психиатр.

— Ну и что?

— А тр. Ты прикинь, разве можно вылечить больного человека, если постоянно показывать ему кукол в гробах, с утра до вечера держать его в черных комнатах со свечами и вдобавок вести с ним разговоры на загробные темы… Да от таких фишек он еще больше свихнется.

Доктору Цыпуху лучше знать. Он профессиональный психиатр. А ты только через три года в медицинский поступать будешь.

Да какой он, на фиг, психиатр?! — завелась Катька. — Мы же с тобой в больницу ходили. И что нам там медсестра сказала? Помнишь?..

Лика не помнила.

А что она сказала?

А то и сказала, что Цыпух констатирует смерть. А разве психиатры этим занимаются?.. И потом, с чего это вдруг известного бизнесмена Кармалютова лечит какой-то там доктор Цыпух из задрипанного Гусь-Франковска? Что, Фанни не может нанять светило в области психиатрии? Или увезти мужа на лечение за границу?..

А ведь и правда, — дошло до Соломатиной. — Ты, Катька, прямо Гегель.

Лика, в отличие от подруги, собиралась поступать в университет, на философский факультет. И тоже иной раз любила щегольнуть своими знаниями в области философии.

Кто я? — переспросила Орешкина.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель, — с удовольствием отчеканила Соломатина, — великий немецкий философ… Очень умный был дядечка.

— Гегель, Гегель, Гегель… — забормотала Катька. — Первая буква "Г"…

— Какая еще буква "Г"? — Подожди, а то мысль потеряю. — И она пять принялась бормотать: — Буква "Г"… Царапина в форме буквы "Г"… Вспомнила! — закричала Орешкина чуть ли не на всю улицу.

— Чего ты вспомнила?

— У кого я видела на ботинке царапину в форме буквы "Г"!

— У кого?

— У Черткова!

— Да ты что?!

— Точно тебе говорю! Ай да Чертков! Ай да исследователь паранормальных явлений!..

— Значит, это он дал объявление о Светкиной смерти! — возбужденно проговорила Лика. — А нам сказал, что был в Ростове, когда она умерла.

— Да, да, — тоже возбужденно сказала Орешкина и вдруг стала сомневаться. — Подожди-ка. На каком же ботинке я царапину видела? На правом или на левом?..

— А у того, кто объявление давал, на каком царапина была?

— Уборщица говорила, на правом.

— Ну так пошли посмотрим.

И девчонки пошли к Вадиму Черткову.

Черткова в пристройке не было. Зато были его желтые ботинки. И на правом ботинке четко виднелась царапина.

— Он что, босиком ушел? — с недоумением сказала Соломатина.

— У него еще кроссовки есть, я видела. — Все-то ты, Катерина, замечаешь.

— Психиатр должен любую мелочь замечать, — важно произнесла Орешкина и, подняв с пола желтый ботинок, стала его внимательно разглядывать. — Да, царапина в форме буквы "Г", — потрогала она пальцем царапину. — Значит, это все-таки Чертков…

У подруг словно глаза открылись. Все поступки и слова Черткова сразу показались им подозрительными. И то, что ему разрешили в пристройке жить. И то, что ему ключ от дома оставили. И то, что он всякие странные истории рассказывал… Тут еще Катька вспомнила, как он пригласил их на ужин, а сам ничего не ел, пил только яблочный сок. А на следующий день рассказал историю про некромантов, которые перед тем, как мертвеца с того света вызвать, должны пить только яблочный сок… А Лика вспомнила, как Чертков вначале хотел плыть вместе с ней на остров, а потом сказал, что забыл выключить чайник. И ушел. А на нее около острова водолаз напал. Уж не Чертков ли это был?.. Короче, во всех отношениях Чертков стал девчонкам подозрителен. Орешкина оглядела пристройку.

— Давай обыск сделаем, — предложила она. — Может, водолазный костюм найдем или еще что-нибудь.

— А если Чертков нагрянет?

— А мы обе двери на крючки закроем. И ту, что в доме, и ту, что в пристройке. Тогда ему придется звонить.

— А если он спросит, почему мы пристройку изнутри заперли?

У Катьки и тут оправдание нашлось.