Когда лопата у могильщика ржавеет - Алан Брэдли

– Да, – сказала я. Не собираюсь играть в его игру, какой бы она ни была. – Послушай, Макс, мне пора идти.

Он кивнул с грустью. Или мне показалось?

Он проводил меня к выходу и церемонно открыл дверь.

Я вышла наружу и повернулась к нему.

– Полагаю, вы пополните свои вырезки майором Грейли, – заметила я.

– Да, думаю, да, – ответил Макс после долгой паузы и потом внезапно добавил: – Послушай, Флавия…

Я поймала себя на том, что стою и ковыряю заусенец.

– Да?

– Позаботься о себе, – сказал он, закрывая дверь, как будто баррикадируясь от шныряющего по двору зла.

Какая чепуха, подумала я, вцепилась в руль «Глэдис» и поехала домой. Кто еще может обо мне позаботиться? Я сирота с двумя далекими и холодными как лед сестрами и тетей, которая словно живет на другой планете. Тетушка Фелисити – странная старушка, управляющая самолетами и намекающая на обширную корреспонденцию с неведомыми сильными мира сего.

«Судя по тому, что нам известно, она вполне может быть теософом», – однажды заметила Даффи. Но кем бы ни была тетушка Фелисити, она руководит любым курятником, где оказывается.

Разумеется, я не могла произнести вслух ничего подобного, даже если бы у меня горел язык. Мы все обременены тайными обязательствами, и самые крепкие – те, с которыми нам пришлось взрослеть.

Все равно что проснуться посреди зыбучих песков. Кто может бросить вам веревку?

Ответ поразил меня, словно молния. Доггер!

Конечно, Доггер, мой щит и защитник.

– «Глэдис», – сказала я, подъезжая к воротам, – торопись и не щади старую резину.

«Глэдис» знала, что я имею в виду.

6

Если на земле есть место, где я чувствую себя дома, не считая лаборатории, это оранжерея в Букшоу. Я люблю сидеть здесь на перевернутом цинковом ведре и обсуждать с Доггером вопросы вселенской значимости. Это оазис безопасности, где мы можем свободно говорить, не опасаясь чужих ушей.

Сидя лицом к лицу, мы видим местность на триста шестьдесят градусов вокруг, и никто не подкрадется незамеченным. Никто не подслушает наши разговоры.

– Ваша прогулка была продуктивной, мисс Флавия? – поинтересовался он.

– Да, – ответила я. Мне нужно начать издалека, чтобы собраться с мыслями. – Я ездила в гости к Максу. Ты догадался, где я была?

– Догадки для любителей, мисс Флавия, – с легкой улыбкой ответил Доггер.

– Извини, – сказала я, – беру свои слова назад.

– Нет нужды. Полагаю, что дружба выше случайных банановых шкурок.

У меня тепло разлилось по всему телу.

– Давай, расскажи, как ты узнал, – попросила я, одаряя его особенно великодушной улыбкой.

– У вас был слегка взволнованный вид, как будто вы уже говорили с мистером Броком. Трудно ошибиться.

– Правда? Это так очевидно?

– Для меня да, – сказал Доггер. – Кроме того, из всех, кого я знаю, это единственный человек, у которого есть коллекция материалов, посвященных казням. Я был бы разочарован, если бы вы не нанесли ему визит.

– Ты мне льстишь, Доггер.

– Нет, ни в коем случае, мисс Флавия. Просто констатирую очевидное.

– Чаю? – предложила я. Отец однажды сказал мне – в один из редких моментов, когда он делился своими мыслями: «Благословлены оба – тот, кто готовит чай, и тот, кто пьет. Маленькое священнодействие, если быть точным, и его никогда нельзя совершать легкомысленно или бездумно».

Отец и Доггер принимали участие в чайных церемониях, когда сидели в лагере военнопленных во время войны, и, хотя они никогда об этом не рассказывали, по их манере обращаться с чашками и блюдцами можно было понять, что для них это своего рода причастие, вопрос жизни и смерти.

«Это как одолжить книгу, отец?» – спросила Даффи, нарушив чары.

«Именно, Дафна», – ответил отец, и я увидела, как она начала светиться от гордости.

О, как мне его не хватает. Эту боль невозможно выразить словами.

– Я чувствую, будто мы ходим по кругу, – сказала я Доггеру. – Мы даже не видели жертву. У нас нет доступа к уликам, если не считать четверти чайной ложки рвоты и нескольких куколок. Мы работаем в чрезвычайно невыгодном положении.

– Вы полагаете? – спросил Доггер. – Времена, когда сельские преступления расследовали чудаковатые пожилые леди на трехколесных велосипедах, закончились, если не считать рождественские истории Агаты Кристи. Человек в белом лабораторном халате с микроскопом – вот новый сэр Ланселот. Наука превзошла и природный ум, и интуицию старой девы, так что вы, мисс де Люс, находитесь в выигрышном положении, как говорят американцы.

– Ты правда так думаешь, Доггер? Если это так, недостатки стали достоинствами. Но, возможно, я поторопилась с рассуждениями. Разве Шерлок Холмс не предостерегал нас на этот счет?

– «Выдвигать версию, не собрав факты, – это большая ошибка», – процитировал Доггер. – «Второе пятно».

– Ты читал Шерлока Холмса, Доггер?

– Разумеется, – ответил он. – Разве не все его читали?

Чай сделал свое дело, и нас охватили тепло и благодушие, которое люди ищут в церкви: умиротворение и разум – непревзойденная комбинация.

На церковном кладбище чувствуется запах земли. Я часто думаю, что все великие детективы должны иметь кабинеты рядом с кладбищами, потому что запах разлагающихся трупов стимулирует намного лучше, чем сигареты и кофе.

Разумеется, чтобы обеспечить стимуляцию такого рода, в оранжерее у нас имелись столы для цветочных горшков. Неудивительно, что Господь создал нас в саду! Спорю на шиллинг, что на самом деле это была оранжерея, но ранние редакторы Библии вычеркнули ее, потому что это слишком роскошно.

– Мы не сможем увидеть останки майора Грейли, – сказал Доггер, продолжая ход своих мыслей, – и не получим доступ к отчету патологоанатома. Майора положат на лед и будут там держать, сколько нужно Ее Величеству. Я полагаю, что ваша линия расследования находится намного ближе к дому.

– Миссис Мюллет! – боюсь, я не сдержалась и закричала.

– Именно, – подтвердил Доггер.

– Пойдемте, миссис Мюллет, – сердечно сказала я, вбегая на кухню со всей решительностью, которую могла продемонстрировать. – Сим я освобождаю вас от уз. Сегодня женский день! Армия женщин собирается на марш!

– У меня есть дела, – ответила она, толкая шваброй ведро с водой по полу. – Берегите ноги.

Я поняла, что она настроена серьезно, поэтому сделала единственное, что пришло мне в голову: упала на колени и начала заламывать руки.

– О, прекрасная дева, – я попыталась подражать голосу принца, – о прелестное создание, о прекраснейшая, о диво несравненной красоты, пойдем же со мной в церковь, где нас обвенчают, и родим стайку детишек с зелеными волосами и янтарными глазами.

– Ой, да ну вас, – сказала она. –