Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

выходить в коридор. И еще больше — оставаться один. При нем столько раз рассказывали всякие ужасы про воров и бандитов, что когда все уходили из дому, он со страха боялся уснуть. Зная все это, Вероника Александровна еще настойчивей повторила, чтоб он уходил к беспризорникам. Она не догадывалась, что эти дни, которые он прожил в порту, многое в нем изменили.

— Убирайся! — повторила еще раз Вероника Александровна и распахнула перед ним дверь. — Я не желаю тебя видеть!

Миша покорно пошел к двери и закрыл ее за собой.

Вероника Александровна была уверена, что он притаился в сенях, ожидая, когда можно будет вернуться в комнату.

Через некоторое время дверь скрипнула. Вероника Александровна не обернулась. О, она хорошо знает своего внука — он долго не просидит в темных сенях!

— Добрый вечер, — раздался низкий густой бас.

Вероника Александровна обернулась. Вошедший, казалось, заполнил всю комнату. Широченными плечами он заслонил не только дверь, но и часть стены.

— А где ваши ребятишки? — спросил он. У него было такое добродушное лицо, такая белозубая открытая улыбка, что Вероника Александровна тоже одними губами изобразила вежливую улыбку и ответила:

— Вышли куда-то.

— И Семен с ними? — допытывался вошедший.

— Право не знаю, — значительно холодней произнесла Вероника Александровна.

— Если Семен здесь появится, скажите ему, пожалуйста, чтобы шел к нам. Я отец Вити… Школа юнг откроется через месяц, пусть Семен пока поживет у нас. Так что вы непременно… — Николай Степанович остановился. Лицо Вероники Александровны было настолько вежливо-безучастным, что он понял — ни школа юнг, ни Семен ее ничуть не интересуют.

— Извините, что побеспокоил, — сдержанно проговорил Николай Степанович. Он уже не улыбался. Лицо его утратило добродушное, приветливое выражение.

— Пожалуйста, — снисходительно уронила Вероника Александровна, — Но к сожалению…

— Я мальчишку сам разыщу. Прощайте. — Николай Степанович вышел.

Вероника Александровна пожала плечами.

А Миша вышел из дому, посмотрел по сторонам, но ни Оли, ни Семёна нигде не было видно. Куда же идти? И вдруг ему дружелюбно подмигнул маяк. Отвернулся и опять подмигнул, как будто говорил: ну, чего ты там стоишь один? Иди сюда, и Оля тут… Конечно, она там! Побежала, наверное, к деду. И Миша поднялся на бетонную стенку и пошел к маяку.

Море успокоилось. На нем лежала от луны широкая дорожка и с берега походила на большую чешуйчатую рыбу, отдыхавшую на поверхности. Там, в море, было тихо-тихо… А из порта доносилась музыка. Откуда-то пришёл пароход.

Миша шел и смотрел в море. Он не боялся споткнуться. Мол был ровный, гладкий. Вот уже лунная дорожка ие напоминает рыбу. Она, кажется миллионом светлячков, которые бегают, гоняясь друг за другом, вспыхивая, потухая и снова вспыхивая.

Мол, к маяку изгибался узкой дугой. Вода была слева и справа от камней. И Мише казалось — море расступилось перед ним…

Вдруг впереди он увидел чью-то белую фигуру.

Он даже не испугался. Просто невозможно пугаться, когда вокруг так широко, так свободно.

И, конечно, впереди Семен или Оля. Скорей всего Оля. Он побежал за ней.

— Оля! Оля! — крикнул он.

Оля услышала и остановилась. Потом пошла к нему навстречу. Она точно прозрачная от лунного света. В волосах вокруг головы и плеч словно запутались лучи луны. И казалось, она тоже пришла оттуда, с моря… Как будто окунулась в серебряную воду и теперь стала вся серебристая.

— Пойдем, — негромко сказала она.

Он кивнул. Держась за руки и чуть раскачивая ими, они пошли вперёд по узенькой полоске суши, среди безбрежного моря.

Они не вспоминали про то, что было. Не могли вспоминать в такой вечер, среди такого покоя. У камней неприметные волны вязали серебряные сети и что-то тихо шептали. Мохнатые массивы точно оживали от теплой ласки вечно живой воды.

— Когда я был совсем маленький, я не любил в книжках слово «быль», — тихо проговорил Миша. — Я сказки любил. Когда быль — это скучно. Быль — наша квартира, сквер, куда меня водили гулять… А здесь…

— А здесь? — также тихо спросила Оля.

— Здесь все похоже на сказку, — ответил Миша, глядя на серебряные сети, которые вязали волны для той большой рыбы. — Я об этом подумал еще тогда, когда ты сказала, что паруса на «Товарище» красные.

— Ты теперь знаешь, почему я хочу быть всегда на море… Хочу, чтоб всегда оно было со мной.

Оля говорила о море, как о живом существе… И сейчас Мише это не казалось странным.

— На «Чайке» мы поплыли бы туда. — Оля указала в сторону лунной дорожки. — И там мы увидели бы волшебный замок из зелено-голубого прозрачного стекла, Раньше это была вода, потом она затвердела. А карнизы на нем из пены, как на гребнях волн, только застывшей…

— И Семена бы взяли…

— Нет.

— Почему?

— Он ничего бы этого не увидел…

— А я?

— А ты бы увидел… Он стоит на белой, как перламутровые ракушки, скале, и на ней парк из водорослей. Одни темнее, другие светлее травы, третьи, как елочки пушистые… Они пахнут океаном, такая трава растет только на дне океана. Она йодом тоже немножко пахнет, потому я люблю нюхать йод…

— Да, да… и вот мы приезжаем на лодке…

Не говори никогда «лодка». Шлюпка! Шлюпки у нас на море. И еще запомни: по морю не ездят, а ходят.

— Ну, хорошо. Я не буду больше. Рассказывай.

— Нет. Всё пропало, как только ты сказал: «на лодке приедем»… Вот уже маяк! Смотри, отсюда какой он!

Круглый высокий маяк, точно мраморная колонна, поднимался в черное звездное небо. Мише не верилось, что они сейчас заберутся так высоко.

Возле маленькой двери поблёскивал золотом большой колокол.

Оля открыла дверь, впустила Мишу и вошла сама. Вокруг было темно и прохладно.

Фонарь, который она зажгла, осветил узкую с высокими ступенями лестницу.

— Давай тихонечко поднимемся наверх, — посмотришь, какой он наверху, а потом спустимся, — предложила Оля.

— А можно? — боязливо спросил Миша.

— Мы ведь ничего не сделаем и к линзе не полезем. Ты только посмотришь.

— Давай лучше у деда спросим.

— Давай лучше не спросим Ты ведь посторонний. По правилам он тебе не должен разрешать. А я очень хочу, чтобы ты посмотрел. Идем!

— Идём… — прошептал Миша.

Ему теперь уже захотелось посмотреть маяк. Лестница, по которой они поднимались, напоминала огромный винт. Звуки шагов гулко отдавались в тишине, они ударялись в стены и отскакивали от них.

— Тут стены крепкие, — сказала Оля. — Маяки всегда строят круглые. Они прочнее. Конечно, настоящие морские маяки. И вот, когда волны бьют в стены, кажется — маяк ревет потому, что ему больно.

— А