Андрей Яхонтов - Дождик в крапинку

Мимо дома Германа, потом направо, как идти к школе, — выехали на оживленную магистраль.

— А отвезите нас к новому стадиону, — вдруг попросил Борька. Антон состроил ему страшные глаза, и Борис умолк:

— Куда хотите, — весело откликнулся шофер. Надавил кнопочку на панели под ветровым стеклом, и в машине заиграла музыка.

Мелькали дома, деревья, светофоры. Люди торопились перебежать дорогу перед самым их носом.

— Во-во! Я здесь был с папой, — тыкал пальцем в окно Борька, и Антона его неумение себя вести все больше и больше коробило. То ли дело Юля — сидит тихо, скромно. Благодарна за поездку.

Выходить у стадиона не стали, полюбовались издали и поехали вдоль реки.

— А быстрей можете? — опять влез Борька.

— Могу и быстрей.

Дух захватило, так помчались. Ничего не видно вокруг. Сплошная пестрота.

На какой-то площади на стене высокого дома — огромный плакат. На нем мощный кулак, разорванная цепь. Надпись Антон прочитать не успел. На фоне сиреневого предгрозового неба плакат смотрелся строго и внушительно.

На следующей площади — такого же размера цветная реклама нового фильма…

С заднего сиденья послышались невнятный Юлькин шепот и приглушенный голос Бориса. Антон насторожился, напряг слух. Вроде захихикали. Чего он не переносил, так это шушуканья. Не хотели ехать — оставались бы. А если они собрались что-то обсудить, то сделать это надо потом, по возвращении.

— Вы давно шофером работаете? — специально громко, чтобы тех, сзади, заглушить, спросил он.

— Давно, — сказал шофер.

Не унимались, шипели во всю.

Над ветровым стеклом на ножке зеркальце в никелированной окантовке. Но в нем ничего не видно, повернуто оно к шоферу.

Антон резко обернулся… И увидел бледное, как бы расплывшееся лицо Юльки.

— Антон, мне плохо, — сдавленно простонала она.

Какое-то мгновение он колебался, изучал профиль шофера.

Строгий, неприступный вид…

— Терпи, — шикнул он на Юльку.

— Не могу.

Он был уверен, шофер разозлится и пожалуется женщине в черном. И поделом: не умеете ездить — нечего садиться.

Но шофер отнесся к Юлькиной беде с пониманием и даже участием. Подрулил к тротуару. Скомандовал:

— Выходи, подыши воздухом. Укачало тебя.

Юлька, побледневшая и осунувшаяся, выползла наружу. Шофер достал сигарету, вставил в желтый прозрачный мундштук и тоже вылез.

— Как это укачало? — спросил у него Антон. Такого слова он не знал.

— Морская болезнь…

— Говорил тебе — не надо девчонок брать, — вставил Борис.

— А что ты почувствовала? — стал допытываться у Юльки Антон.

— Затошнило.

Шофер зажег папиросу, затянулся и тягуче сплюнул на тротуар. Антон с огорчением посмотрел на него. Такое мужественное лицо. А не знает, что плеваться нехорошо. Да еще при детях, подавая им дурной пример.

Обратно едва тащились, чтоб Юльку снова не растрясло. Прикатили, когда начало темнеть.

— Ну, понравилось? В следующий раз поедешь? — спросила гостья.

— Что надо сказать? — опять неуместно, будто он сам не знал, напомнила мама.

— Спасибо большое.

— Не за что. А чего тебе в следующий раз принести? Принести цветные карандаши? — не отпускала Антона женщина.

— А вы можете достать леденцы на палочке? — отважился он.

— Петушков, что ли?

— Нет, круглые. С цветочками. Только их в продаже не бывает, — но инерции договорил он и пожалел, потому что последним замечанием открыл всю сложность и, следовательно, обременительность просьбы.

— Не обещаю, но постараюсь, — сказала женщина.

На ужин мама пожарила оладьи. Пока он ел, сворачивала и разворачивала рулончик материала, который оставила заказчица в черном.

— Антон, посмотри, какой красивый… Как играет…

Антон не видел ничего особенного. Материал как материал. Темно-синий, в белую полоску. Похож на тот, из которого дедушкин костюм.

— Эх, ничего не понимаешь. Смотри, как искрится. Сшить бы себе такое платье…

Перед сном он зашел пожелать спокойной ночи бабе Лене и дедушке с бабушкой. Баба Таня перед зеркалом распускала волосы на ночь. Дедушка читал с лупой, но отложил книгу.

— Поди-ка сюда, — и легонько хлопнул ладонью по парусиновому диванному покрывалу. Вмятинкой обозначилось место, где Антон обычно сидел.

Над диваном хмурились на портретах писатели и композиторы. Дедушка о них много рассказывал, но Антон все равно путал, кто где. Поелозив, как всегда, устроился так, чтоб пружины не подпирали.

— Ты что же, на автомобиле катался? — спросил дедушка. — И долго? Каков был ваш маршрут?

— На стадионе были, — затараторил Антон. — И вдоль реки проезжали.

— Поездка не очень утомила тебя?

Всегда дедушка находил такие вот обороты. Нет чтобы просто сказать: «Ты не устал?..» А еще Антона удивила холодность, неодобрение, которые прозвучали в вопросе. Это навело на мысль: дедушке его восторженность неприятна. Быть может, дедушка обиделся, что Антон не пригласил покататься его с бабой Таней? Ребят позвал, а о дедушке с бабушкой забыл…

— Да в общем-то не очень интересно, — пошел он на попятный, стремясь утешить дедушку, а заодно вызвать его сочувствие.

— И укачало меня, — прибавил для пущей убедительности.

Дедушка воспринял слово спокойно, оно было ему известно.

— А уроки ты выучил? — спросила бабушка.

— Нам только устные задавали, — сказал Антон, но вспомнил улыбку Антонины Ивановны и ощутил неприятное томление в груди — как если бы его уже вызвали к доске.

— А разве устные учить не надо? Есть люди, которые работе, учебе предпочитают всякого рода развлечения, — заговорила бабушка. — Такие люди не заслуживают уважения. Вспомни, какая на этот случай есть пословица?

— Делу — время, потехе — час, — сразу ответил он.

— Вот, правильно.

— Иди и на досуге подумай о том, что ты сейчас слышал, — сказал дедушка.

Мама уже постелила ему. На постели, приготовленное ею для него, лежало полотенце.

Антон умылся, собрал портфель.

Перед тем как лечь, громко и с выражением прочитал отрывок, заданный для пересказа.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Опять погода была пасмурная, серое небо и ветер. Ночью прошел дождь, на мостовой и тротуарах лужи.

Впереди Антон заметил Пашку Михеева, окликнул его.

Пашка остановился. Поджидая, носком ботинка ковырял каменную окантовку тротуара. Брючки и рукава кителя коротки, из формы он вырос уже в прошлом году, а новой ему не купили. Иногда он надевал другие, черные брюки, ношенные старшим братом, но те, наоборот, сидели мешком.

— Здорово, — Пашка протянул руку.

Антон немного стеснялся этого взрослого приветствия. У Пашки же оно получалось очень естественным, солидным. А с виду цыпленок, весной таких смешных, на расставленных ножках, продавали в зоомагазине. И не скажешь, что в классе Пашка по силе на втором месте после Миронова.

Под взглядом Пашкиных каре-зеленых глаз — стынущим, почти неподвижным — Антон начинал чувствовать себя неуютно.

— Ну, чем занимался?.. — Пашка выдержал паузу и продолжал: — В выходной? — Слово это он произнес как-то иронически-насмешливо.

Антон поспешил улыбнуться. И Пашка осклабился, но остался невозмутим, так что приходилось гадать: была ирония или почудилась?

— Я на машине катался, — сказал Антон.

— Ну да? — Пашка вперился в Антона и вместе с ним шагнул слишком широко, споткнулся, чуть не упал. — Черт! Ой, опять это слово! — Ладошкой ударил себя по губам.

— Ага. К маме пришла знакомая…

Антон избегал открывать подробности маминой работы: скажи вместо знакомой «клиентка» или «заказчица» — прозвучит совершенно иначе.

— Ну?

— И на ее «Победе»… Недолго…

Антон специально скомкал рассказ. В памяти всплыл утренний визит другой гостьи. Может быть, Антонина Ивановна и к Михееву заходила?

— А ты чего делал? — спросил он.

— Дом тут рядом ломают. Ходил смотреть.

Даже если темнил, настаивать смысла не имело. Антон знал Михеева. Или ничего не скроет, все выложит, или замкнется — слова клещами не вытянешь. Без толку выпытывать.

— Что за дом?

— Да развалюха одноэтажная. Где кино. Хочешь, пойдем после школы…

— Мне мама вовремя велела прийти, — сказал Антон.

Конечно, если ни разу не видел, как ударяет в стену металлический, подвешенный на проволочном канате шар и сокрушает ее, летят кирпичи, рушатся балки, деревянные и металлические, — на это стоит взглянуть. Но уже столько домов вокруг посносили…

Глазеют часами на пустяки только бездельники и зеваки. Тратят время. Вместо того чтобы почитать, позаниматься, сходить в музей… Михеев, увы, был из их числа. И учился он поэтому плохо. Отдавать предпочтение всегда нужно тому, что расширяет кругозор, открывает новое, неизвестное…