Зверь из темноты - Ури Орлев

станет первым защищать? Когда будет приходить в мой сон, а когда – в Малышкин? А может, он умеет приходить в наши сны одновременно?

Видит ли Малышка сны? Мама сказала, ей снятся еда и тепло. А я ей снюсь? Мама не смогла ответить. Может быть. Ведь она видит меня каждый день. Мама-то Малышке наверняка снится. Мамино лицо. Ещё ей должны сниться темнота и свет, ведь она видит, как зажигают и гасят лампу. И может, она уже начинает бояться, потому что ведь в темноте ничего не видно. Жаль, что такие малыши не умеют рассказывать нам свои сны. Когда они научаются говорить, то уже не помнят того, что с ними было в начале. Я, например, не помню свою няню, фотографию которой мама иногда мне показывает. На фотографии – младенец на руках у какой-то женщины. Младенец – это я. И мама каждый раз удивляется: «Как же ты не помнишь?» Я закрываю глаза и стараюсь вспомнить изо всех сил. Правда, совсем не помню. Помню только фотографию из альбома. «Ты же её так любил», – говорит мама.

Но, когда мама дала Малышке маленького мягкого медвежонка и спросила, помню ли я его, я сразу вспомнил. Это был мой Мишка, я с ним всегда засыпал, когда был маленьким. Мама сказала: «Бабушка подарила его тебе в день, когда ты родился».

Мама и ночью кормит Малышку. Если я просыпаюсь, то встаю посмотреть. Я сижу и смотрю и держу своего Зверя в жестянке, чтобы и он посмотрел. Во всяком случае, Малышка не ест маму, как мой Зверь думал вначале.

6. Как я потерялся

Во время летних каникул мама сняла домик на берегу моря, и мы на десять дней поехали отдыхать. Мама, я, мой Зверь из темноты и Малышка. Плавать умела одна мама. И ещё мой Зверь. Но он выбирался поплавать только ночью и следил, чтобы не было луны. Звёзды ему не мешали. Папа мне как-то рассказывал, что младенцы, такие как наша Малышка, умеют плавать с рождения. Когда их кладут на воду и отпускают, они не тонут. Я предложил маме попробовать, но она не согласилась.

Прошлым летом папа пытался научить меня плавать. Я так и не научился. Может, из-за мелкой рыбёшки, которая всё время кусала меня за болячку на ноге. Я плавал только с надувным кругом. Мама обещала научить меня плавать без круга. Когда папе было восемь лет, он ездил летом на море и там бросался в волну, вытянув вперёд руки и выпрямив ноги. Голову он опускал в воду между руками и от силы прыжка плыл. Там было неглубоко. Это называлось «прыгать ласточкой».

Я тоже так пробовал, и в бассейне у меня неплохо получалось. Но, как только я пытался высунуть голову из воды, чтобы вдохнуть воздух, ноги опять тонули.

Я попросил маму взять на море мои старые плавки. Мама удивилась, почему я не хочу плавать в новых. Я не мог ей объяснить, что в старых есть маленький кармашек, куда я хотел положить завёрнутую в целлофан жестянку с моим Зверем, чтобы он охранял меня от кусачих рыбок, и, может быть, тогда я наконец-то выучусь плавать. В первый день мама вошла со мной в воду и объяснила, что делать. Как двигать руками, а как ногами, чтобы плавать по-лягушачьи. Но без круга я не сумел. Видимо, лягушки способнее меня.

Я пошёл собирать ракушки. Нашёл на берегу кучу ракушек, и маленький панцирь от морского ежа, и пустые рачьи клешни. Ими можно было как будто хватать. Если бы Малышка была побольше, я мог бы её так пугать, но пока она только смеялась, когда я щёлкал клешнями перед её личиком. Мама нанизала ракушки с дырочками на нитку и сделала нам всем ожерелья, но я отказался надевать своё. Я же не девчонка.

Чтобы мой Зверь тоже почувствовал море, я положил ему в жестянку маленькую красивую ракушку.

А потом я потерялся. Это было на второй день, в субботу. На пляже было полно народу, детей с мамами и папами. Я уверен, что ни у одного ребёнка не было такого Зверя, как у меня. Я шёл вдоль моря и собирал ракушки, брал только самые красивые и вдруг я потерял из виду маму! Я искал её, но не нашёл. Я побежал и уже увидел её вдалеке, но вблизи оказалось, что это какая-то другая женщина с младенцем. Я не младенец и не должен плакать, когда мама теряется. То есть когда я у неё теряюсь. Я знаю, что делать. Я должен найти полицейского, сказать ему, как меня зовут и где мы живём, и он сразу же вернёт меня домой.

Но на пляже не было ни одного полицейского. Может, и были, но их невозможно было распознать, потому что все мужчины были в одних плавках.

Я всё время звал своего Зверя:

– Зверь! Зверь!

Какой-то человек стоял и смотрел на меня. Мой Зверь из темноты сказал, что это тот самый человек. Я подумал, наверное, это полицейский в плавках. Я подошёл к нему поближе и громко заплакал. Человек спросил, почему я плачу. Я сказал, что потерялся. Человек пошёл со мной к спасательной вышке, и спасатель позвал маму через мегафон. Спасатель спросил, как мои имя и фамилия, и попросил маму подойти к спасательной вышке. Мы сидели на песке и ждали. Человека звали Шломо. Он курил сигарету. Спасатель опять позвал маму, и тут Шломо спросил, чем занимается мой папа. Я ответил, что папа строит дома. Шломо сказал: «Я знаю, мы были с ним в одном танке».

Тогда я понял, что имел в виду мой Зверь из темноты, когда говорил, что это – тот самый человек. Папа был знаком со многими людьми – в армии, в конторе, на стройке. Иногда я знал кого-то из этих людей, но чаще – нет. Папа ведь тоже не знал ни моих друзей из школы, ни их родителей, ну, кроме родителей Йонатана. Мама тоже знает разных людей, которых я никогда не видел. Например, высокую тётю, которая приходила к нам после гибели папы и обнималась с мамой. До того она ни разу у нас не была, но мама училась с ней вместе в школе, они много лет сидели за одной партой. Как я в прошлом году сидел за одной партой с моим другом Йонатаном. Может, мы и на будущий год будем сидеть вместе. Пройдёт ещё год и ещё, а потом когда-нибудь, когда вырастем, мы встретимся и обнимемся, как мама со своей подругой.

Мама пришла к спасательной будке в слезах. Я-то не плакал. Я вовсе не плакса-вакса. Но мама увидела разводы на моих щеках и догадалась, что я всё-таки плакал тоже. А этот человек, Шломо, смотрел на маму и на нашу Малышку. Он сперва ничего не говорил. Мама его поблагодарила, взяла меня за руку, и мы уже собирались уходить. Тогда этот человек, Шломо, спросил, помнит ли она его.

– А когда мы встречались?

– При печальных обстоятельствах.

И тогда мой Зверь громко произнёс:

– Он сидел с папой в одном танке.

Мама посмотрела сперва на меня, а потом на Шломо. Она подумала, что это я сказал, потому что Зверь говорил моим голосом. Тут человек сказал, что его зовут Шломо. Мама наморщила лоб. Она так делает, когда очень напряжённо о чём-то думает или пытается что-то вспомнить. И мама действительно вспомнила этого Шломо и улыбнулась ему.

Шломо нас проводил и остался сидеть рядом с нами на пляже. Они с мамой разговаривали. Он немного поиграл с Малышкой, увидал мой надувной круг и спросил, умею ли я плавать.

Я пожал плечами. Мне было стыдно.

Он позвал:

– Идём, я тебя научу.

Мы провели на море ещё восемь дней, и Шломо каждый день к нам приходил. Он учил меня плавать, и на восьмой день я уже