Лора Инглз Уайлдер - У Серебряного озера

Он все лето работал как вол! Он даже гонял на стройку своих собственных лошадей, и мы оба скупились и экономили, а теперь, когда все работы закончились, хозяева говорят, что мы им еще задолжали! За то, что все лето работали, как каторжники? И сверх всего они еще хотят, чтобы мы заключили с ними новый контракт, и Хайрем соглашается! Вот что он делает — он его подписывает!

Дядя Хайрем снова попытался ее успокоить, а Лора снова попыталась не уснуть. Все лица расплывались у нее перед глазами, все голоса звучали еле слышно, потом голова у нее вдруг дернулась, и она проснулась.

Наконец ужин кончился, Лора, полусонная, хотела было помочь тете Доре убрать посуду, но та велела им с Линой ложиться спать.

Тете Доре негде было разместить Лору, Лину и Джина. Джина отправили спать в рабочий барак с мужчинами, а Лору Лина взяла с собой в палатку, где раньше помещалась контора.

На дворе было зябко, темно и пустынно. Под огромным небом темным пятном выделялся низкий барак, а маленькая палатка в свете звезд выглядела призрачной. Казалось, она очень далеко от освещенной лампой хижины.

В палатке было пусто. Она стояла прямо на траве, а наклонные парусиновые стены сходились наверху. Лора почувствовала себя брошенной и одинокой.

Она скорей согласилась бы спать в фургоне, но спать на земле в чужом, незнакомом месте, без папы и мамы ей совсем не нравилось.

Но Лина сказала, что спать в палатке очень здорово. Она тотчас же плюхнулась на расстеленное одеяло. Лора сонно пробормотала:

— А раздеваться мы разве не будем?

— Еще чего, — отозвалась Лина. — Утром опять придется все на себя напяливать. Да и укрыться тут нечем.

Тогда Лора легла на одеяло и сразу крепко заснула. Вдруг она резко вздрогнула и проснулась. В необъятной ночной темноте кто-то жутко завыл. Индейцы так не воют. Волки так не воют. Лора не могла понять, что это такое. От ужаса у нее остановилось сердце.

— Эй! Мы тебя не боимся! — крикнула Лина и, обращаясь к Лоре, сказала: — Это Джин, он хочет нас напугать.

Джин снова завыл, но Лина крикнула:

— Убирайся, малявка! Не для того я выросла в лесу, чтоб испугаться какой-нибудь совы!

— Эй-ю-у-у! — заорал ей в ответ Джин.

Лора успокоилась и окончательно уснула.

Черные лошадки

Лучи солнца, пробившись сквозь парусину, упали на лицо Лоры. Она проснулась, открыла глаза, увидела, что Лина тоже открыла глаза, они поглядели друг на друга и весело рассмеялись.

— Поторапливайся! Сейчас мы поедем за бельем! — крикнула Лина, вскакивая с постели.

Перед сном они не раздевались, поэтому и одеваться не было нужды. Сложив одеяло, девочки вприпрыжку выбежали навстречу свежему утреннему ветерку.

Под огромным солнечным небом хижины казались совсем маленькими. На запад и на восток тянулась железнодорожная насыпь, рядом шла дорога, а с северной стороны качались порыжевшие стебли трав с кисточками на макушках. Мужчины разбирали одну из хижин, с треском отдирая от стен дощатую обшивку. Две черные лошадки, привязанные к столбу, щипали траву. Их черные хвосты и гривы раздувал ветер.

— Сначала надо позавтракать. Бежим скорей! — крикнула Лина.

Все, кроме тети Доры, уже сидели за столом. Тетя Дора пекла оладьи.

— Умойтесь и причешитесь, сони вы этакие! Завтрак на столе, а ты, лентяйка, все проспала! — Тетя Дора со смехом шлепнула пробегавшую мимо Лину. В это утро она была такой же добродушной, как и дядя Хайрем.

За завтраком было очень весело. Папин смех звучал как звон большого колокола. Но зато сколько тарелок надо будет вымыть!

Лина сказала, что это пустяки — ведь ей приходилось по три раза в день мыть посуду на сорок шесть человек, а между завтраком, обедом и ужином еще и стряпать. Они с тетей Дорой поднимались до рассвета и лишь затемно едва успевали управиться. Поэтому тете Доре и приходится отдавать белье в стирку чужим людям. Лора еще никогда не слышала, чтобы белье отдавали кому-то в стирку. Белье для тети Доры стирала жена одного из поселенцев. До их участка три мили, и в оба конца надо было проехать целых шесть миль.

Лора помогла Лине принести сбрую и отвязать лошадок. Потом они запрягли их в двуколку, уселись на сиденье, и Лина взяла в руки вожжи.

Папа никогда не позволял Лоре править лошадьми. Он говорил, что если они понесут, у нее не хватит сил их удержать.

Как только Лина взяла в руки вожжи, черные лошадки весело побежали вперед, и колеса двуколки быстро завертелись. В степи дул свежий ветерок. Птицы порхали и вились над колыхавшейся травой. Лошадки бежали все быстрей, и все быстрее вертелись колеса. Лора с Линой радостно смеялись.

Лошадки потерлись друг о друга носами, заржали и помчались вперед. Двуколка подскочила вверх, и Лоре показалось, что из-под нее уходит сиденье. Капор болтался у нее за спиной, его повязки плотно облегали шею. Она вцепилась в края сиденья. Лошадки, едва ли не распластавшись над землей, неслись во весь опор.

— Они понесли! — вскричала Лора.

— Ну и пусть! — отозвалась Лина, подстегивая лошадок. — Они тут ни на что не наткнутся. Кругом сплошная трава! Эге-гей! — во все горло кричала она лошадкам.

Длинные черные гривы и хвосты развевались по ветру, копыта стучали, и двуколка стрелой летела вперед. Всё вокруг так быстро проносилось мимо, что Лора не могла ничего рассмотреть.

Он так хорош и мил на вид —Но поостерегись!Он так услужлив и открыт —Смотри не обожгись! —

запела Лина.

Лора никогда не слыхала этой песни, но вскоре во весь голос стала повторять припев:

Он лишь дурачится с тобой,Его ты берегись!Ему ведь верность — звук пустой,Смотри не обожгись!

Э-ге-гей! — кричали девочки. Но лошадки и так неслись во всю мочь и бежать быстрее просто не могли.

При такой быстрой езде нужны были громкие песни:

Не нужен фермер мне в мужьяС навозною лопатой,А вот путеец — он по мне:Он в куртке полосатой.

— Пожалуй, пора дать им отдохнуть, — сказала наконец Лина.

Потянув вожжи, она пустила лошадок рысью, а потом они пошли шагом. Кругом опять стало спокойно и тихо.

— Я всегда хотела править лошадьми, но папа мне не позволяет, — сказала Лора.

— Можешь немного попробовать, — великодушно сказала Лина.

Но в эту самую минуту лошадки опять потерлись носами, заржали и понеслись вперед.

— Ладно, будешь править на обратном пути! — пообещала Лина.

С песнями и гиканьем они неслись по прерии. Лина несколько раз заставляла лошадок передохнуть, но они тотчас же снова пускались вскачь. Не успели девочки оглянуться, как впереди показался участок с хижиной.

Обитый досками домик состоял из одной крошечной комнатушки. Крыша у него была односкатная, и поэтому казалось, что это не дом, а всего лишь половинка маленькой хижины. Он был даже меньше стоявших позади стогов пшеницы. Несколько человек молотили пшеницу грохочущей молотилкой, которая выбрасывала тучи мякины.

Жена поселенца вынесла из хижины корзину с чистым бельем. Ее лицо, руки и босые ноги дочерна загорели на солнце, волосы растрепались, а грязное неглаженое платье выцвело и висело на ней как на вешалке.

— Простите, что у меня такой неопрятный вид. Вчера мы дочку замуж выдавали, а сегодня молотильщики приехали, да еще ваше белье пришлось стирать. Я с самого рассвета на ногах, но все равно ничего не успеваю, а помочь мне теперь некому.

— Неужто ваша Лиззи вышла замуж? — спросила Лина.

— Да, вчера была свадьба, — с гордостью объявила Лиззина мама. — Отец говорит, что ей еще рано замуж, ей-то ведь только тринадцать стукнуло. А я говорю, раз уж такой хороший человек попался, так пускай пораньше жизнь себе устраивает. Я тоже рано замуж вышла.

Лора с Линой переглянулись. На обратном пути они долго молчали, а потом заговорили обе разом.

— Она совсем не намного старше меня, — сказала Лора, а Лина заметила:

— А я всего на год старше ее.

Они снова поглядели друг на друга. Вид у них был растерянный. Потом Лина тряхнула черными кудрями.

— Вот дуреха! Теперь ей уж никогда не повеселиться.

— Да, — задумчиво согласилась Лора.

— И поиграть ей тоже больше не придется.

Даже лошадки — и те как-то приуныли. Через некоторое время Лина сказала:

— Но больше работы, чем раньше, у Лиззи вряд ли будет. И притом она станет всё делать в своем собственном доме. И у нее народятся дети.

— Так-то оно так, — согласилась Лора. — Я бы тоже не прочь жить в своем собственном доме, и малышей я тоже люблю и работы не боюсь, да только не хочу я за всё сама отвечать. Пусть лучше мама еще долго за всё отвечает.