Ложечник - Хоф Марьолейн

О рыбах, обглодавших трупы, он решил умолчать.

— Рыбаки туда не суются, — продолжал он. — Из-за всех этих ужасов. Но мы с тобой зайдем в воду. Только не по-настоящему. Мы сделаем вид, будто зашли в воду и утонули.

— Я не умею плавать, — призналась Силка.

— Я тоже! Вот они и подумают, что мы утонули.

План на глазах становился всё более четким.

— Оставим одежду на берегу, а сами пройдем на ту сторону долины. Или вернемся немного назад — и в лес.

Для того чтобы идти дальше, им понадобится одежда. Янису — штаны и рубаха, а Силке — старое платье, чтобы никто не догадался, что они Холдерлинги.

— То есть кузены найдут нашу одежду?

— Да! — Янис обрадовался, что она наконец поняла.

— И тогда они поверят, что мы утонули? Вместе с твоим одеялом, и инструментами, и… что там еще? Тарелкой и огнивом?

Янис встал.

— Ты права, это будет глупо. Все вещи должны остаться здесь.

Он постарался произнести эти слова как можно спокойнее, но колени у него подогнулись, и пришлось опереться о столб кровати. Кроличье одеяло, инструменты, огниво и запасы из погреба. Если хоть что-то пропадет, кузены почувствуют подвох.

— Схожу-ка я к Юте, — сообщил он Силке. — У меня к ней разговор.

В коридоре Янис столкнулся с Гретой.

— Как там мои штаны? — спросил он.

— В вашей комнате, молодой господин.

— А одеяло?

— Висит на чердаке, — ответила Грета. — Потерпите еще несколько дней. Сейчас оно сохнет, а потом нужно будет его расчесать, и мех опять станет мягким.

— Сегодня никак не получится?

— Лучше всего просушить его медленно, молодой господин. На легком сквозняке.

— Ну пожалуйста! Мне очень нужно.

— Ах, какая же я недогадливая! — посетовала Грета. — Понятное дело, вам нужно хоть какое-то утешение. Я ничего не обещаю, но постараюсь успеть за сегодня. А нам ведь приходится помогать на кухне, да и остальную работу делать надо. Но я очень постараюсь, молодой господин. Примите мои соболезнования, очень жаль вашу собаку.

Штаны уже высохли. По передней части обеих штанин шла четкая прямая складка. А вот сапоги были еще мокрые. Грета поставила их носами под кровать, каблуками наружу.

Янис оделся и спустился вниз.

В холле блестел свежевымытый пол. Наружная дверь была открыта, Ханта надраивала щеткой порог. Сердито посмотрев на Яниса, она с грохотом переставила тяжелое ведро.

Сыпал мелкий дождик. Янис сделал вид, что направляется к конюшне, но на углу дома повернул влево, пересек газон — и оказался у калитки.

Пройдя до конца улицы, он свернул в направлении лавки Миккеля и наудачу блуждал по городу, пока не вышел на площадь, показавшуюся ему знакомой. «Площадь Стрелков» — прочитал он на указателе углового дома. С площади Стрелков он дошел до могильщика, от могильщика до наборщика, а от наборщика до метельщика. Несколько раз его заносило не туда, но в конце концов он набрел на нужную улицу — там, за рядом домов, открывался проход к Шерстяному переулку.

Только сейчас он заметил, что стены у дома совсем ветхие, а навес шаткий. Во дворике до сих пор валялись недоеденные Камешком сухие травинки. А к столбу, поддерживающему навес, была привязана веревка Локи.

Стараясь не смотреть на нее, Янис прошел к двери и постучался.

Открыла Юта.

— Да неужели? — сухо сказала она. — Какими судьбами к нам пожаловал господин Холдерлинг? — И заглянула за плечо Яниса в переулок, не пришел ли кто вместе с ним. — Уж не забыли ли вы чего? Или вы к Эверу? В таком случае вынуждена вас огорчить: Эвер сейчас работает.

— Я к тебе, — ответил Янис.

Юта изумленно подняла брови.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать и кое о чем попросить.

Юта пропустила его в дом.

— Садитесь, господин Холдерлинг. Налить вам чего-нибудь? Кружку воды? В прошлый раз мы угощали вас луковым супом, но каждый день такие роскошества мы не можем себе позволить.

Янис присел на табуретку у окна.

— Я не Холдерлинг.

— Шутить изволите?

— Говори мне «ты», пожалуйста. И нет, это не шутка. Холдерлинги — сволочи. Не считая Силки, конечно. А кузены — самые последние сволочи.

— Вам виднее.

— Тебе, — поправил ее Янис. — Я не «вы», а «ты».

Юта прошла к плите и вернулась с кувшином и двумя кружками.

— Ты — значит ты. Если вам так угодно. — Сев на табуретку напротив Яниса, она налила в кружки воды.

— Лока умерла, — поделился Янис.

— Жалко, — только и сказала Юта.

— Это их рук дело.

— «Самых последних сволочей»? И ты пришел мне поплакаться? — Юта сделала глоток и со стуком поставила кружку обратно на стол. — Бьюсь об заклад, они хорошо о тебе заботятся. Кормят белым хлебом и мясом. Дают масло и сыр. Отгадала? Работать тебе не нужно, можно вообще ничего не делать. Только рот открывай, и жареная курица сама залетит тебе в рот.

— Я их просто ненавижу! — выпалил Янис.

— Это твое дело, — пожала плечами Юта. — Но не надо мне тут заливать про свою несчастную жизнь. Тебе крупно повезло, вот как мне это видится.

Янис взял свою кружку.

— Еда не самое главное в жизни. У них там это каждый раз целое представление, «аминь» в начале и в конце, а у самих взгляд такой, будто…

И он постарался изобразить взгляд Кундера, но не знал, получилось ли.

— Взгляды не ранят, — не впечатлилась Юта. — А от «аминя» еще никто не умирал. Так что возвращайся-ка домой. Мы-то тебе зачем понадобились?

Янис не вставал с места.

— Я надеялся, ты меня выслушаешь.

— Я выслушала.

— Но ведь я еще ничего не сказал!

Юта отошла к плите.

— Чего ты от меня ждешь?

Янис не знал, с чего начать. Точно не с мадам, ведь тогда придется рассказывать о Метте, а она запретила.

— Ты тогда не стала врать, — неуверенно заговорил он, — когда мы пришли сюда с Эвером. Вот я о тебе и подумал.

— Так и будешь ходить вокруг да около?

И тогда Янис всё-таки начал с мадам. Рассказал о картах, и о предсказании, и о том, что сделали мама с папой. Рассказал о Фриде и Великой хвори. Если слишком много пропускать, Юта откажется помогать. Она должна понять, насколько опасны эти кузены. Янис всё говорил и говорил. Еще никогда он не произносил столько слов подряд.

Юта вернулась обратно к столу. Села на табуретку и слушала не перебивая.

Янис рассказал про хижину и Схенкельмана. Про объедки с кухни и Локу на соломе конюшни.

— …Поэтому я сбегу, — закончил он. — Уже завтра. И Силка со мной.

Юта послюнявила палец и потерла пятно на столешнице.

— Да уж, дела нешуточные, — наконец согласилась она. — Но всё-таки непонятно, зачем тебе я.

— Мы с Эвером проходили мимо озера, в котором лежат трупы и обглоданные кости…

— А, того озера, — понимающе кивнула Юта.

— Если кузены решат, что там, среди костей, лежим и мы с Силкой…

— А с чего они так решат?

— Потому что мы утонем при свидетелях.

— Но тонуть вы не собираетесь?

— Нет. Просто нужен кто-то, кто расскажет, что это произошло.

— Кто-то? — переспросила Юта. — Не тяни, говори прямо.

— Ты.

— Теперь понимаю, — подняла бровь Юта. — Если коротко, ты хочешь, чтобы я ради тебя соврала.

— Кроме тебя, мне не к кому обратиться.

— И поэтому вся честь достается мне, — язвительно сказала Юта. — Отлично. Ты как был простачком, так и остался. Приходишь ко мне и всё выкладываешь как на блюдечке. А ведь мне ничего не стоит выдать тебя твоим кузенам. Об этом ты подумал?

— Нет, — признался Янис.

— Я, конечно, этого делать не собираюсь, но ведь могла бы.

Янис допил воду. Она была тепловатая и затхлая, но пока он пьет, можно молчать. Он уже всё сказал. Теперь дело за Ютой.

— Схенкельман тебя продал, — помолчав, произнесла она. — А Эвер, сам о том не догадываясь, помог ему. Слов нет, насколько это паршиво. Нет, слова-то есть, но лучше я придержу их при себе. Когда надо, ругаться я умею как извозчик — попадись мне только Схенкельман, я за словом в карман не полезу. А что до твоих кузенов, их благородий Ассерика и Кундера, — не волнуйся, им я наплету такого, что черта с два кто распутает. Хочу посмотреть, как вытянутся их лица.