Вероника Кунгурцева - Ведогони, или Новые похождения Вани Житного

— Туда? Посадить ее — в клетку?!

— Ну да, — подтвердил ракшас устами Смеяна. — Куда ж еще‑то…

— И ты не будешь ее есть?!

— Еще чего! — воскликнул парень.

— Мне ушица больше нравится, — заключила старшая голова.

Стеша мигом посадила утицу в клетку. Это что ж — ракшас решил живой уголок тут устроить?.. Девочка попыталась сквозь прутья погладить утку, бормоча: «Бедная Серая Шейка, вечно тебе не везет», но, получив крепким клювом по пальцу, отскочила в другой конец пещеры. Эту ночь она провела тут же, подле клетки с уткой, тем более что на воле зарядил дождь. Змей же, невзирая на погоду, опять куда‑то улетел.

Весь следующий — ясный — день Стеша плела клетки, сидя на берегу, а триглав храпел неподалеку. И когда на закате они опять отправились на охоту — девочка уже не волновалась. Небось, за следующим экземпляром для живого уголка. Да и клетку Змеян велел прихватить с собой.

На сей раз полетели в глубь острова. Стеша давно уже не боялась летать: сядет поближе к основанию средней шеи и ноги свесит. А тут еще и закурить вздумала, но, получив от Змея хороший нагоняй, заканючила:

— Сам‑то дымишь почем зря, а мне, значит, нельзя…

— У меня природа огненная, а тебе дымить не след! — строго сказала бородатая голова. Но тут парень с пастушонком зашикали на них, дескать, тихо вы, вон, смотрите…

На лесную полянку упала тень от триглава, а на полянке‑то… кормится заячье семейство! Ракшас поднял длинным когтем забрало на золотом шлеме Смеяна, наклонился и — зайцы застыли как вкопанные… Змеян приземлился — девочка, соскочив с его спины, побежала к зайчатам, восклицая: «Ой, какие миленькие!» Но чудище зашипело: «Молчи–и!» — и Стеша, получив внушительный шлепок змеевым хвостом по алябышу и пару раз перекувыркнувшись, вынуждена была замолчать. А заячье семейство кинулось врассыпную — все, кроме зайца–отца. Это был здоровенный русак, девочка никогда еще не видела таких огромных зайцев. А триглав всеми шестью глазами уставился в глаза несчастному зайцу, который почему‑то не убегал, он, казалось, не мог сдвинуться с места.

И вот этот великанский зайчище, не сводя со Змея глаз, двинулся к нему: подползет — и сядет, потом еще шажок сделает, сядет… Стеша поняла, что происходит: Змей по–удавьи гипнотизирует беднягу. Неужели заяц полезет в пасть одной из голов… Да нет, зачем же они тогда взяли клетку!.. А Змеян, не сводя с зайца глаз, кивнул девочке на отлетевшую в сторону плетенку, мол, дело за тобой. Стеша поспешила к клетке, и когда заяц оказался на расстоянии вытянутой руки, цапнула его за длинные уши, сунула в плетенку — и захлопнула дверцу.

— Молодца!!! — воскликнул триглав. А заяц заверещал и забил лапами в плетеные прутья, так что мочало полетело во все стороны. Но клетка оказалась сплетена на славу — зайчик не смог ее сломать.

С новой добычей прилетели в пещеру, но тут Змей велел зачем‑то прихватить клетку с уткой, — что Стеша и сделала, — и уже во тьме они отправились на лукоморье.

У девочки вновь возникли нехорошие предчувствия: небось, Змей захотел рагу из зайчатины с утятиной… Нашел себе кухарку! Да еще с ложечки корми его, сопли утирай, всё за него делай — просто как за дитем малым приходится ходить!..

Подле царь–дуба зияла разверстая яма со сломанной лопатой на дне, а рядом валялся опустевший сундук. Змеян велел ей достать утку и положить на крышку сундука. Конечно, сейчас зарежет! Утка затрепыхалась и принялась орать: «Караул! Спасите! Помогите! Птицы добрые!» Стеше хотелось заткнуть уши, но руки были заняты: держали утку. Ракшас с размаху вонзил блестящий коготь в брюхо несчастной птицы — девочка зажмурилась — и распорол его. Но утка, несмотря на кровавую рану, не замолкала: «Ой, ратуйте[65]! Ой, рушат меня, серую утицу, несносные чудовища!»

Но девочка не обратила внимания на то, что ее тоже причислили к чудовищам — то, что приказывал ей сделать триглав, заставило ее забыть обо всем. Змей, кивнув на пастушью сумку, с которой не расставался, велел достать камень — Стеша достала — и положить утке в брюхо!!! Девочка вытаращила глаза.

— Давай, давай, суй его туда, — подтвердил устами старшей головы Змеян.

Стеша сунула камень, куда велено. А утка завертела шеей, забила крыльями, едва не вырвавшись, и заорала: «Ах ты, мерзкая кукушка! Дрянь! Всякий стыд потеряла! Прямо в глаза мне глядит — и делает! Да не в гнездо сует — а прямо в меня! Пойди потом докажи, что это чужое ЯЙЦО!»

Слово огрело Стешу так, что она пошатнулась. Яйцо!!!

— Разве это не камень? — уставилась она на Змея. А тот, не отвечая и мерзко ухмыляясь, провел по рассеченным краям серебристым когтем — и концы раны тут же склеились. Утка вскочила на ноги — и собралась лететь.

— Держи ее!!! — заорал ракшас. Девочка молча повиновалась и посадила ругавшую ее в хвост и в гриву утку обратно в плетенку. А на сундуке уже распростерся сонный заяц — Змей опять держал его под прицелом шести гипнотических глаз. Русак, в отличие от утки, молчал, впрочем, его речей девочка и не поняла бы…

И зайцу ракшас распорол брюхо, велев Стеше засунуть туда… утку! Ну, это уж слишком!.. Змей завертел своим хлестким хвостом — и девочка, поджав губы, повиновалась. Вот, теперь он сделал из нее операционную сестру!.. «Тоже мне — хирург!» — пробормотала девочка. Утка же, сидя внутри зайца, сквернословила так, что хоть беги на другой конец острова. Триглав опять провел своим блестящим когтем по краям заячьей раны — и они сошлись. Заяц тут же вскочил, как ни в чем не бывало.

— Сажай его в сундук! — вскричал Змей, и девочка сделала, что приказано, а заяц принялся барабанить в стенки не хуже Ларса Ульриха из «Металлики».

Потом сундук с новым содержимым пришлось опустить в готовую яму — и закопать. Стеша забрасывала сундук глиной — а из‑под земли всё еще слышалась барабанная дробь и глухие проклятья несчастной утки. Заровняла землю, бросила лопату, поглядела в небо: а с луны на нее укоризненно глядит заяц!.. Девочка опустила глаза.

Змей сказал ей, чтоб набрала побольше хвороста, — и отнес вместе с грузом к пещере. Там, запалив костер, устами старшей головы торжественно велел выбирать подарок… И указал блестящим когтем на гору сокровищ. Стеша закусила губу — на каждый подарок бывает отдарок: ей‑то нечего подарить чудовищу! Девочка стала отказываться. Но ракшас разозлился и заорал, дескать, должен же он расплатиться с ней за работу, вон сколь ей пришлось хлопотать, ведь без нее он, как без рук!

Стеша подумала–подумала и кивнула — и впрямь она на этом острове трудилась как никогда в жизни, но велела Змеяну самому заплатить ей, чем не жалко.

Триглав принялся разгребать кучу золота, подцепляя на серебряный коготь то одно, то другое — и раз за разом отбрасывая: подвески в виде крылатых собак, червленые браслеты для поддержки долгих рукавов (глянул: рукава‑то у Стешиной куртки были неприлично узкие да короткие — кисти рук наружу); бусы из лалов[66], сапфиров, скатного жемчуга… Стеша, не зная цены изделий, не могла понять — то ли Змеян ищет, что получше, то ли, наоборот, что поплоше. Наконец триглав выбрал — и протянул на кинжальном когте алмазное ожерелье, дескать, это будет в самый раз. Девочка осторожно сняла украшение со змеиного пальца и надела себе на шею, потом не выдержала, вытащила из боковины рюкзака зеркальце — и погляделась: красотища!!! Головы, довольные, заулыбались. И вдруг Смеян, глядевший на нее в немом восторге, рявкнул из‑под забрала:

— Всё–ко! Мы и так тут задержались — пора лететь! Остальные головы закивали, дескать, действительно пора.

— Ведь я Летающий Ночью!!! — воскликнули головы хором. И Стеша, вздыхая, уже привычно вскарабкалась на спину Змея — и они, сделав круг над островом, полетели в неизвестное далеко.

Часть третья

Глава 1. Хрустальная гора

Ваня дневал, пережидая летний зной, в леваде, за Деревней, — Забой, завидев его, переползающего с улицы во двор, сорвался с цепи и стал бросаться на извивающийся хвост… Хорошо, что Березай, задержавшийся на площади, подоспел вовремя и отбил Ваню у выжлока[67]. Но полученные раны причиняли мальчику (если при наличии двухметрового хвоста он еще мог называться мальчиком) дикую боль. Ваня даже стал пенять на судьбу, дескать, почему он не превратился в ящерицу, сбросил бы хвост — и вся недолга… А сейчас, что остается — только терпеть и всё… Но хорошо было уже то, что, кроме змеиного хвоста, — который при желании он мог завивать в красивейшие кольца, — больше ничего змеиного в нем не было: две руки остались человечьи, и голова была одна, и крыльев не имелось. Но от пупа и ниже был он настоящей ползучей змеей, может, даже королевской коброй или удавом — Ваня не очень‑то разбирался в породах змей. (Хотя сейчас очень жалел об этом: всё‑таки не мешает знать, кто ты есть такой…) В этом было много неудобного даже и с физиологической точки зрения — Ваня вначале испугался, что вообще теперь не сможет ходить в туалет, и что с ним тогда будет…