Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

и гордо заявила: «И я отказываюсь». И Сережа Голованов поддержал Лену, заявив: «Я тоже не буду. У меня голос на нервной почве совсем пропал». И все ребята разошлись. «Ребята, куда вы? Из-за какого-то маленького-маленького гвоздика срываете концерт!» — закричал им вдогонку Виктор. «В конце концов, спотыкались все, а вытащить — никого нет», — поддержал его Борис. «Что же делать? Придется отменить концерт», — развел руками Виктор. «Придется», — согласился с ним Борис. С этими словами он замахнулся на гвоздь и сказал: «Давай на прощание…» «Не стоит, — сказал Виктор, — нам сегодня с тобой больше по этой сцене не ходить». Но тут же споткнулся о гвоздь и упал. И заойкал: «Ой, ой, ой!» Борис бросился к нему на помощь, но тоже зацепился за гвоздь и тоже упал, и тоже заойкал: «Ой-ой-ой!» «Дайте занавес!» — закричал Виктор. «И доктора!» — подхватил Борис. Занавес стал медленно закрываться. И на просцениуме снова появились Виктор Базыкин и Борис Павлов. У одного — в гипсе рука, у другого — нога, а под мышкой два костыля. «М-да», — сказал многозначительно Борис. В это время за сценой внезапно раздался страшный грохот. «Что там еще случилось?» — громко крикнул Борис. А Виктор заглянул за занавес и сказал: «Пожарник разбился». Борис махнул безнадежно рукой и сказал: «Дорогие ребята! Все… Вот так наш концерт и закончился…» — «…бы…» — добавил Виктор, «…если бы…» —добавил Борис. «За полчаса до начала…», — добавил Виктор. «Этот маленький гвоздь, который принес концерту такие большие неприятности, не вытащили бы из пола… Может, он», — сказал Борис и указал на Виктора. «А может, он», — указал Виктор на Бориса. А Борис указал на появившегося Толю и сказал: «А может, он…» А Толя указал на появившуюся Лену Марченко: «А может, она…» А Лена указала на появившуюся танцевальную группу: «А может, кто-нибудь из них…» В это время из-за занавеса высунул голову Семен Цейтлин в каске пожарника и сказал: «А может, я…» И все хором крикнули: «А может, он!..» После чего громким и радостным голосом Виктор объявил: «Дорогие ребята. Начинаем наш концерт!» А Борис добавил еще более громким и более радостным голосом: «И никаких гвоздей!» Окончив этот номер, все участники концерта посмотрели на меня.

— Во-первых, — сказал я, — это представление надо было смотреть не под углом в сорок пять градусов, а под углом в восемьдесят градусов…

После моих слов наступила пауза. Все переглянулись между собой. Лена Марченко в недоумении пожала плечами.

— А во-вторых, — продолжал я, — всех бы вас с таким произведением к пираньям… во время отлива…

— Человеконенавистник, — пискнул кто-то негромко из этого птичьего базара, из этой возомнившей себя артистами массовки.

— Ну ладно, в общем-то, это может так и быть, я не протестую. Кто у вас там следующий?..

На сцену вышла Аня Брунова с балалайкой в руках. Подойдя к рампе, она, тяжело вздохнув, остановилась. «Волнуется», — подумал я, разглядывая Брунову.

— Иванов, — вдруг обратилась ко мне Брунова, — ты не смотри на мою балалайку, как кот на аквариум, и без тебя знаю, что… Сколько лет балалайке? — так неожиданно продолжила она свою мысль. — Среди народных инструментов она самая «молодая» — нет ей и трехсот лет. Впервые о балалайке упоминается в 1714 году, в «Реестре», составленном Петром I. По распоряжению императора одно из свадебных торжеств должно было сопровождаться шествием ряженых, огромным оркестром, в котором «шла» и балалайка…

— Брунова, ты не по программе! — закричал на нее Борис Кутырев.

— А что он сидит с таким видом, что сейчас разразится лекцией о балалайках!

— Я тебя очень прошу, — сказал мне тихо Кутырев, — ты во время просмотра не разряжайся и… не делай никому никаких замечаний.

Я промолчал.

— Одна просьба, — снова сказал Борис Кутырев, обращаясь ко мне с тоской в голосе. — Теперь, когда все мы убедились в том, что ты знаешь даже систему Станиславского, прошу тебя, сиди в зале, пожалуйста, молча — не губи мой авторитет! Если бы я знал, что ты знаешь систему Станиславского назубок, я бы… И вообще, ты здесь случайно!.. Ивановы на генеральную репетицию приходят и уходят, а Кутыревы остаются.

Брунова все еще спокойно стояла на сцене и не начинала свое выступление.

«А мне как-то показалось, что Брунова волнуется, — подумал я, — а она вон что, она хочет меня привести в… или, наоборот: вывести меня из… Не выйдет, Брунова, не выйдет! Не привести меня «в»… не вывести меня «из»… Жаль, что она не занимается, как Маслов, в кружке космонавтов… А то ее можно было бы и порекомендовать в экипаж, который меня доставит на место моего галактического назначения. А то еще зачислят этого Маслова… а что он такое? Да так… Лучший космонавт среди артистов… или, точнее, лучший артист среди космонавтов…»

— Когда я была маленькая, я очень любила сказки. И сейчас я их тоже люблю. И завидую тем, у кого есть свой волшебник со своими волшебными словами, — произнесла тем временем Брунова как-то искренне и, я бы сказал, честно, именно по той системе Станиславского, которую я, к моему удивлению, знал наизусть.

А Брунова между тем как по системе Станиславского начала, так по системе Станиславского и продолжала:

— В детстве я пыталась воспользоваться чужими волшебными словами, но у меня ничего хорошего из этого не получалось.

Вот очень мне нравились такие волшебные слова: «Он ударил в медный таз и вскричал: «Кара-барас!» У нас был такой таз, в котором бабушка варила варенье. Однажды, когда все ушли из дому, я села учить уроки. Но ничего у меня не решалось, ничего не запоминалось. Тогда я взяла медный таз, ударила кулаком и закричала: «Кара-барас!» Никакого результата. Тогда я сказала, как сказочник из «Снежной королевы»: «Снип-снап-снурре-пурре-базилюрре…» Но все равно из этого ничего не вышло, и задачи не решались. Еще я совсем зря крикнула: «По щучьему веленью, по моему хотенью — решитесь все решенья!» — не решились. И тогда я поняла: надо искать своего волшебника со своими волшебными словами, если чужие не помогают.

И я пошла по городу. И стала слушать, что говорят люди, когда работают. Вот строят дом. И кричат: «Майна!», «Вира!». Стена дома стала расти у меня на глазах. Заглянула к футболистам на стадион: «А ну, Миша, дай-ка еще по