Около музыки и другие рассказы - Нина Сергеевна Дашевская

у Илюхи соревнования. Какое уж тут море. А маме дали отпуск только сейчас, в июне. И тут как раз позвонила мамина школьная подруга Майка, позвала в гости. И она решилась: поедут вдвоём!

Вдвоём. И без этих огромных балбесов оказалось, что им с мамой даже говорить не о чем.

Мама читает и улыбается. То ли книге, то ли своим мыслям: конечно, впереди море, и главное — увидит свою подругу, сто лет не виделись!

Грошик тоже делает вид, что читает. А у самого в ушах — вот эти утренние слова синеволосого Фёдора: «Ну что, Грош? Как?»…

Илюху с Тимохой никогда не звали Грошиками.

* * *

Но когда они сели в самолёт («Поддуть жилеты через клапаны поддува», — всегда смеялись они впятером; а тут с мамой только переглянулись), и когда пристегнули ремни, и когда самолёт пошёл на разгон — и вдавило в сиденье, и заложило уши, — только тут Грошик почувствовал «внутреннее прыганье», когда сердце готово разорваться от счастья. Летим!

«Может, мне стать лётчиком?» — подумал он тихонько и сам себя засмеял за эту мысль. Кому лётчиком, тебе, Грошику?…

Но всё равно было счастье. Там, в небе. И не хотелось думать, что дальше, — ни про школу, ни про море, ни про неизвестную мамину подругу (тоже никогда не знаешь, чего ожидать от этих знакомых, лучше бы в гостиницу). Просто небо, и всё.

Как это другие могут читать или играть в телефон в небе? Ещё уши наушниками затыкают и смотрят в экран. Мы же летим, летим, летим!

«Тим», — отозвалось в ушах, и Грошик наконец улыбнулся. Вообще, повезло ему, такие братья! И дома ему хорошо, очень хорошо, для них он Мотька, для мамы — Матюша, и никаких тебе медных ломаных единиц оплаты. Бедный Артемьев, как он всё время один?…

* * *

Прилетели совсем ночью. Мамина подруга Майка оказалась тонкая, длинная, похожая на девчонку или даже на пацана. Никак не скажешь, что они с мамой ровесницы. Грошик впервые заметил, что мама вообще-то выглядит не очень. Устаёт с ними, конечно. На море ей самое время; раньше он думал, что она только его «вывозит», а ведь ей и самой нужно! Грошик ревниво рассматривал эту тонкую Майку: наверное, у неё нет троих сыновей.

— Неужели Матвей? — поразилась она. — Какие же тогда старшие?!

Мама засмеялась, показала руками какие — для этого ей пришлось подняться на цыпочки.

— Вот ты, Санька, счастливая, — вздохнула Майка, и Грошик тут же простил ей эту девчоночью лёгкость во всём. — Поехали скорее, пока мои Черешенки спят, — заторопила она их, и тут уж мама ахнула:

— У тебя? Я не знала.

— Да, сразу две, — засмеялась Майка, — увидишь какие…

Черешенки. Кто это, неужели дочки? Маленькие, раз мама про них не знает. Во он влип, а! Вот тебе и море, в компании двух младенцев… Хотя ладно, поживём — увидим, может, не девочки, а птички какие-нибудь.

Но оказалось — нет, не птички.

— Сколько им?

— Почти четыре. Да, двойняшки.

— Что же ты молчала!!

— Ну… Ты бы стала суетиться с подарками… Мне не хотелось…

— Майка… Ну ты даёшь. И… Сама?

— Сама, — тряхнула головой Майка, совсем как Соня из параллельного класса. И добавила: — Матвей! Бери чемодан и пойдём в машину.

И ему понравилось, что чемодан взял он, а не мама. Дома она ему не отдавала, а тут и вариантов не было.

— Как ты хорошо водишь, а я так и не научилась, — хвалила мама Майку. — И выглядишь так хорошо, совершенно не изменилась!.. Вернее, нет, изменилась. Ты такая не была… Очень похорошела.

— А ты совсем такая, как была, — сказала Майка.

— Ну, это ты врёшь. Я-то знаю. Чего уж там.

— Ничего не вижу, — сказала Майка ещё раз очень уверенно, — не изменилась. Я бы только тебя постригла. Хочешь? Я хорошо стригу.

— Ты? Стрижёшь?! — поразилась мама.

— Ну да. Надо же как-то выживать… Сначала — для заработка, а потом понравилось. У меня, говорят, руки лёгкие.

— Стрижёшь, — повторила мама, — с твоим образованием…

— Образование — ерунда, — отмахнулась Майка, — у всех образование. Кому сейчас нужен мой французский? У нас курортный город, сфера обслуживания, сама понимаешь… Ну, есть два французских ученика. Но за стрижку я получаю больше. И потом… Это просто стереотип, что работать надо головой, а ручной труд не престижен. Если у меня получается и людям это нужно — почему нет? И потом, Сашка, знаешь… Стрижка может сделать человека счастливым. Хоть на несколько минут, но это всегда радость. Я вижу. Давай постригу, а?

— Ну ты даёшь, Майка. Никогда бы не подумала. Всё же какой ты удивительный человек! А французский?

— Ну что французский… Перевожу немного для себя, одну книжку, детскую. Но это так, занимаю мозг, чтобы работал. Хобби. Как у других вышивание.

Грошик не дослушал, что она там переводит, уснул.

* * *

Приехали под утро, было уже совсем светло. Маленький домик, вот чудо! Не квартира. Домик и садик в два метра перед ним, цветы и дерево. Рядом с деревом — столбик, и качели подвешены. Как на картинке! И морем пахнет, уже прямо тут пахнет! Ура.

Майка показала им комнату — крошечную, ничего лишнего; на узких кроватях уже было постелено.

— Ложитесь, — сказала она, — ещё успеете поспать.

— А ты? — спросила мама.

— Я уже точно не успею. Девчонки сейчас проснутся.

— Как же