Йорма Курвинен - Овчарка Рой. Овчарка Рой и девятый "В"

По спине Томи забегали мурашки.

— Я тоже не поднимал. Это дело того, кто разбил раковину.

Директор вздохнул.

— Ты превратно понимаешь солидарность, Томи. Это хорошо, что класс проникнут духом единства, но все-таки оно должно проявляться не в таких случаях.

Томи взглянул на директора. Верит ли Хека Харьюла в то, что говорит?

— Я не понимаю, что вы подразумеваете под солидарностью и духом единства. Откуда им взяться в классе, когда один ненавидит другого, как чуму.

Подбородок директора обозначился резче.

— Ну, это уже преувеличение!

— Спросите других! Лучшие ученики ненавидят друг друга, соревнуясь за первые места. А худшие всю братию прилежных… Что общего у нас может быть?

— Я полагал, очень многое.

— В таком случае вы единственный в этом роде во всей школе… — Томи кивнул головой в сторону учительской… — Те, во всяком случае, так не думают.

Директор вздохнул.

— Но дух единства проявляется, как только надо защищать какого-нибудь труса, который не смеет признаться в своем поступке?

— Я не знаю, трус ли он… — Томи подумал о Лауронене. — Надо полагать, он действует таким образом после того, как научился так действовать.

Глаза директора были теперь уже другие, усталые.

— Моему терпению приходит конец, — сказал Хека Харьюла. — Да и терпению всей школы есть предел. Ваш класс разберется с этим делом в течение завтрашнего дня. Если с наступлением вечера дело не прояснится, мне придется подумать о совершенно иных мерах. Во всяком случае, можешь известить всех, что школьный весенний вечер с танцами, запланированный на будущую неделю, будет отменен. Объясните это другим классам, как хотите.

Выйдя в коридор, Томи вздрогнул, увидев ожидающего его Лауронена. Лауронен схватил Томи за руку:

— Ты не сказал?

— Нет. Но тебе следует подумать, что ты делаешь!

Лауронен задвигал челюстями, его зубы заскрежетали.

Ничего не ответив, он зашагал по коридору в класс. Томи последовал за ним.

При известии об отмене вечера с танцами под музыку диско в классе поднялся гул разочарования. Среди общего гомона раздался голос Улламайи:

— Знает ли кто-либо из мальчиков, кто виноват? — Голос Улламайи звучал многозначительно.

— Мы, девочки, знаем!

В ушах у Томи гудело. Он обернулся и посмотрел на Лауронена.

Король класса не заметил этого. Казалось, что глаза Лауронена выскочат из орбит, когда он смотрел на Улламайю.

— Почему же вы не побежали донести об этом директору? — спросил Лауронен.

Улламайя снисходительно улыбнулась:

— Мы ждали, пока виновник найдет в себе достаточно мужества, чтобы самому пойти и рассказать о том, что он натворил. Но теперь мы не будем слишком долго ждать…

Лауронен выпрямился.

— Откуда вы знаете?

Улламайя, нисколько не колеблясь, ответила:

— К счастью, одна из нас видела, как один промокший ученик вышел из мужской уборной и отжимал в коридоре свои брюки.

Томи следил за выражением лица Лауронена. Но это был непрошибаемый тип: единственное, что можно было прочесть на его лице, это недоверие к словам Улламайи.

Кто же видел его?

Томи попытался вспомнить, кто из девочек подошел после него к стоящей перед дверью физического кабинета разноголосой группе, но не смог. Тогда ему и в голову не могло прийти хорошенько запомнить кого-нибудь.

— Не все ли равно, если она скажет и нам, — допытывался Ари-Пекка Пярри. — Если вы и вправду знаете!

Девочки напустили на себя важность. Улламайя возвестила милостиво, словно королева:

— Завтра мы это скажем, если виновный не будет найден иным путем. А до того посмотрим, на что годится этот тип!

Глава десятая

Никто не пришел, чтобы выдворить их на урок физкультуры, и ни один из них не воспротивился общему решению остаться в классе и разобраться до конца с историей о разбитой раковине.

Улламайя, само собой, села председателем за учительский стол.

Ученик, сидевший ближе всех к двери, захлопнул ее, и в классе воцарилось молчание, как будто там присутствовал школьный инспектор.

— Мы не будем долго возиться с этим делом, — нарушила молчание Улламайя. — В течение десяти секунд виновный должен встать!

Все сосредоточенно следили за секундной стрелкой классных часов. И старались не шелохнуться. Ведь это могло быть истолковано как неуверенная попытка встать.

В то же время каждый прислушивался к малейшему движению вокруг.

Взгляд Томи перебегал от Лауронена к Йони и обратно. Ни один из них ничем не выказал намерения встать.

— Время истекло, — объявила Улламайя. — Ну, послушаем тебя, Карита!

Так, значит, это была Карита!

Об этом можно было догадаться. Ну конечно. Видела ли она кого-нибудь или речь идет только о мокрых брюках?

Карита встала. Нервно поправила очки. Но вид у нее был спокойный и хладнокровный. Она явно играла роль трагического главного свидетеля в американском зале суда.

— Вы все уже один за другим входили в физический кабинет, когда я вышла последней с урока музыки в той стороне коридора… Там в эту минуту никого не было. Я уже направилась в сторону актового зала, как из мужской уборной кто-то выбежал в коридор… Его штанины и брюки сзади были совсем мокрые, он остановился и, присев на корточки, стал выжимать из штанин воду.

— Мы уже слышали это, — буркнул Пярри.

— Нас имя интересует, и очень, — заметил кто-то в задних рядах.

— Продолжай, — распорядилась Улламайя.

Карита обернулась и посмотрела на ближний к окнам ряд парт.

— Это был Йони Хаапала!

Шея Йони побагровела.

Весь класс, затаив дыхание, глядел на него. Томи почувствовал, как в его виске сильно-сильно забилась жилка и перехватило горло.

Так, значит, это Йони! Или он и Лауронен вместе.

— Ты все еще будешь отрицать это, Йони? — с неподдельной холодностью спросила Улламайя, упиваясь сознанием собственного превосходства.

— Я ничего не отрицал до сих пор.

Улламайя побледнела, вздернула подбородок.

— Но держал в тайне… Теперь ты признаёшься?

— Не признаюсь!

По классу прошел шум.

Улламайя вскочила с места.

— Значит, ты утверждаешь, что Карита лжет?

— Это для нее не впервые, — заметил Пярри.

— Дело сейчас не в этом! — крикнула Улламайя. — Значит, ты, Йони, отрицаешь, что разбил раковину? Тогда где же ты искупал свои штанины?

Молчание. Все взгляды были обращены на Йони.

— Это мое личное дело, и оно никого не касается. Но никакой раковины я не разбивал.

Уголок рта Улламайи дрогнул.

— Ты шел оттуда последним…

— Следом за Йони шел Томи, — добавила Карита.

Томи поднялся с парты.

— Ты уверена в том, кто из нас за кем шел, Карита?

— Да.

— Что с тобой, Томи? — спросила Улламайя. — Тебя ведь никто и не обвиняет.

— А Йони обвиняют напрасно!

Весь класс встал.

— Да они с Томи закадычные друзья, — пропищала Карита.

Улламайя, замахав обеими руками, заставила всех сесть и замолчать.

— Вы ведете себя, как стая павианов! — вне себя от злости воскликнула она. — На чем ты обосновываешь свое утверждение, Томи?

— Я заглянул в дверь уборной, но тогда раковина была цела. Могу поклясться в этом.

Щеки Кариты залил румянец.

— Я не сказала, что видела, как Йони разбивает ее. Но он шел оттуда последним и с мокрыми штанинами. В этом я тоже могу поклясться.

— Лучше бы ты, Карита, клялась только насчет штанин, — заметил Йони.

— Значит, там кто-то остался, когда ты вышел оттуда? — перешла в наступление Улламайя.

— Может быть, и остался.

— Кто?

Томи тайком перевел взгляд с Йони на Лауронена.

Лауронен сидел, развалясь, как на самом неинтересном уроке.

— Йони! Нам нужно знать, кто, — произнесла Улламайя дрожащим голосом. — Вся школа ждет этого от нашего класса!

— Пусть сам скажет тот, кто там был, — стоял на своем Йони. — Ведь это его дело.

Улламайя утратила всю свою уверенность и превосходство. И как только она стала на одну доску со всеми, сразу превратилась в обыкновенную девчонку. Тут не помогали ни красивая внешность, ни слава пловчихи, ни отметки.

— Теперь мы вернулись к тому, с чего начали, — вскипела Улламайя. — По мне так… Пусть не будет танцев и пусть другие говорят о девятом «В» что угодно. Я не собираюсь жертвовать часами такой прекрасной весны ради типов, которые причастны к этому делу. Думаю, что я не единственная решила стереть вас из своей памяти, как вытирают доску влажной губкой. Вы испортили нам несколько школьных лет, но вы не испортите наше будущее.

Она ведь «выступает», как Мари!

Томи с изумлением поймал себя на мысли, что и Мари была когда-то школьницей, такой же, как Улламайя. И из этих учениц через несколько лет выйдут новые Мари.