Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

нам должны прийти дядя Петя и… остальные, — добавил отец каким-то неуверенным голосом.

— Сегодня вечер школьной самодеятельности, — сказал я, — необходимо мое присутствие.

— Это что-то новое, — сказал отец. — Юрий Иванов на вечере самодеятельности.

Что-то новое в этом было, и с отцом действительно нельзя не согласиться. Ни на какой вечер самодеятельности и вообще никакого свободного времени я, конечно, не имел, но на афишу, висевшую в школе и призывно извещавшую о генеральной репетиции, я обратил внимание, главное — на три слова:

«Слепой космический полет, клоунада».

«Это еще что за «слепой» и что это еще за «полет», да еще «космический», и что это еще за «клоунада»?» —размышлял я, недовольно хмуря и без того свое хмурое лицо.

«Посмотрим, посмотрим, — подумал я тогда у афиши, — над чем и над кем это и, главное, кто это вздумал посмеяться?! Там клоунады. Здесь папин консилиум, а по расписанию у меня еще столько нагрузок. Время! Где взять еще бы сутки? Да какие там сутки, как прибавить к этим суткам еще бы часов двенадцать-тринадцать? Да какие уж там двенадцать-тринадцать, хоть бы часов пять-шесть, — думал я, возлагая бесстрашно свой дневник на стол перед папиными глазами.

Выход только один, — продолжал я думать, — надо спать в то время, когда не спишь, и не спать, когда спишь. Не может быть, чтобы природа не запатентовала такое изобретение у животных, или у птиц, или у насекомых. Человек должен это обнаружить, разгадать и взять себе на вооружение…»

Между прочим, отец все еще не прикасался к дневнику. Я пододвинул его к отцу поближе. Отец вздрогнул, весь как-то съежился и даже, по-моему, отодвинулся от дневника вместе со стулом, на котором сидел. Отец по отношению к дневнику вел себя, в общем-то, правильно. Дело в том, что меня вызывали к директору школы в этот исторический для меня и для всех день два раза: перед уроком и второй раз прямо с первого урока, когда выяснилось, что тот аттракцион, который я устроил классу в парке культуры и отдыха, не прошел для них даром и для меня тоже. Почти весь класс не явился на уроки. О том и было записано в моем дневнике рукой директора:

«Заманил весь класс и укатал всех на аттракционах до такого состояния, что почти никто не явился на занятия!»

Хорошенькое «почти никто»! Я же пришел в школу как ни в чем не бывало…

Я постоял немного возле отца и вернулся к себе в комнату, чтобы прорепетировать свою роль в кинофильме, который собирался снимать Борис Кутырев: «Звонок на перемену, или Что было, если бы Юрия Иванова назначили старостой класса». Я надел на плечи специальное приспособление, с помощью которого можно читать книги, расхаживая по комнате на руках. Надев наплечный пюпитр, я закрепил на нем роль. Расхаживая на руках по комнате, я стал произносить на все лады:

— Значит, мне говорит КОЛЯ: «Ну, положим, ты, Юрий, был простой ученик, а теперь ты наш староста, и у тебя уже есть стаж руководства нашим классом».

Я. Ну, какой стаж, ребята, у меня? Я и староста-то всего пять минут.

СЕРЕЖА. Всего пять минут!.. Ты хочешь сказать: целых пять минут стажа! Поэтому тебя уже уважают в классе и ценят уже твое мнение.

Я. Ценят уже, говоришь?

СЕРЕЖА. Очень ценят.

Я. Меня все касается?

МИША. Старосту все и должно касаться.

КОЛЯ. С тобой уже считаются. Больше того, твоим мнением уже дорожат.

Я (с достоинством). Это ты, Коля, хорошо сказал, удачно!.. Со мной уже считаются, моим мнением уже дорожат.

ВАДИМ. В конце концов, ты же умница.

Я. Это верно, я умница…

В комнату вошел отец, вероятно, привлеченный звуками моего голоса. Продолжая расхаживать на руках по комнате, я говорил вслух: «С тобой уже все считаются. Больше того, твоим мнением уже дорожат».

Я (с достоинством). Это ты, Коля, хорошо сказал, удачно!.. Со мной уже считаются, моим мнением уже дорожат.

ВАДИМ. В конце концов, ты же умница.

Я. Это верно, я умница.

— Что ты делаешь? — вмешался в мою репетицию отец, с осторожностью приближаясь ко мне.

— Что делаю? Учу роль, — объяснил я, отходя от отца на руках дальше.

— Какую роль? — спросил меня отец.

— У нас в классе снимают про меня фильм, — снова объяснил я.

— Фильм про моего сына?! — переспросил сам себя отец. — Это интересно. Покажи-ка мне свою роль.

Я подошел к отцу на руках и, сделав стойку на левой руке, другой протянул ему сценарий. Отец вслух прочитал название сценария и сказал:

— Действительно, что было бы, если Юрия Иванова назначили старостой класса?..

Он взял в руки сценарий и стал читать с интересом, и, я бы сказал, с большим любопытством.

— Ты видишь, — обратился отец как бы к себе самому, — на него снимают сатиру, и он же снимается в главной роли. Играет самого себя. Непостижимо!.. — с этими словами он вышел из комнаты. А я встал на ноги и сказал:

— Все будет по-моему, лет через двадцать пять. Неужели нельзя немного потерпеть?

— Но я не проживу двадцать пять лет, — сказал отец из столовой, — если и дальше в доме все будет происходить так, как происходит сейчас.

Это было уже сентиментально, а я не имел права реагировать на сентиментальность. В это время в прихожей раздался шум.

«Кто-то из дядей приехал», — подумал я и вышел на балкон, так как у меня по расписанию был отдых.

На соседнем балконе в шезлонге сидел Колесников и что-то быстро-быстро писал в толстой общей тетради. Я кашлянул, чтобы Колесников не подумал, что я подсматриваю, а не просто так смотрю вокруг. Колесников сразу же оторвался от своей писанины и расплылся в улыбке, я бы сказал, не совсем умной.

— Вот, — сказал он, — заканчиваю воспоминание о тебе.

С этими словами он достал из стоявшего на балконе шкафчика еще одну общую тетрадь. Я еще тогда сразу подумал: «Не много ли этот Колесников навспоминал об эпизоде аттракционов, который был маленьким штришком в моей жизни, а у него уже две общие тетради?!» Но ничего похожего не сказал. Мне было интересно, как это все выглядело со стороны.

На первой странице рукой