Июнь, июль, август - Сергей Анатольевич Иванов

— Кончайте вы загадки, Андрей! — сказала Валерия Павловна.

Доктор провел пальцем по шраму на банкетках. Они были, как мы помним, одинаковы.

— Видишь: «зет». Знак Зорро. А это фильм как раз для третьеотрядников!

— И для усатых докторов, — заметил бородатый Миша.

— Ой! — сказала Люся. — Я все знаю. Я видела у своего пионера, Жени Тарана, такой железный нож с длинным лезвием.

— Как это — железный? — удивился доктор.

— Ручка железная… А лезвие как огонь. Жуткий нож. С ним только на большую дорогу выходить. Я карандаш им один раз точила…

— Ну и где же он теперь? — без улыбки спросила Аня.

Люся Кабанова беспомощно развела руками.

— Стало быть, с концами ножичек. — Аня значительно кивнула.

— Наверно, слишком уж ты его заинтересованно рассматривала, — вслух подумал начальник.

— Постойте, — сказал доктор. — Таран… шустрый такой? Животом болел?.. Нет, это не он. По-моему, хороший парнишка. Помнишь, как он потом, Олег?..

— Слушайте, я вас умоляю… Мы узнаем сейчас. Еще двадцать минут посидим и узнаем… вычислим. Мы с вами молодцы — я согласен. Но давайте этого не делать!

Так говорил Олег Семеныч. И еще потом сказал про честность и про инсценировку честности. А ведь это разные вещи!

— Понимаете, мы владеем этим самым «педагогическим каратэ». Но именно поэтому мы и не должны его применять.

Наступила пауза.

— Так что делаем-то? — растерянно спросил бородатый.

— Все по домам! — сказал начальник. — Вот так. И больше ни слова. А завтра «Открытый Микрофон»!

Валерия Павловна и Ольга Петровна вместе шли по тёмному лагерю. Молчали.

— Чудит он? — то ли утвердительно, то ли вопросительно произнесла Валерия Павловна.

Ольга Петровна улыбнулась, пожала плечами.

— Вы чего?

Ольга Петровна снова улыбнулась:

— Выполняю распоряжение начальства: «И больше ни слова!»

Известный Алька Лимонов нервно вошел на террасу второго отряда:

— Денис! Пой песни и кричи «ура»! Сегодняшний футбол отменяется.

— Это еще что такое? Прекрати, Лимонов! — строго сказала Наташа Яблокова, которая вместе с Денисом Лебедевым и Аликом входила в футбольную сборную второго отряда.

О чем Алька сообщил, вы уже поняли — об «Открытом Микрофоне» (спокойно! Что такое «Открытый Микрофон», скоро узнаем). Это стало известно из трех расклеенных по лагерю объявлений, которые, между прочим, сегодня в полседьмого написала старшая вожатая Аня.

«Внимание! 17 июля в 16 часов состоится внеочередной сбор «Открытый Микрофон». Тема сбора будет объявлена особо».

После завтрака лагерные умы уже вплотную приступили к решению проблемы: что это еще за «внеочередной» и почему «будет объявлено особо»?

Вожатые и воспитатели хранили каменное молчание. Было совершенно ясно, что они знают, но… хоть ты убейся! И постепенно ребятами овладело особое, тревожное и торжественное, волнение, которого, между прочим, и хотел Олег Семёнович. Иначе не получится, думал он. А что не получится? Всего до конца он и сам не знал. Вернее, и не хотел знать. Повторял себе: дружина ничего не знает, и я не должен. Все на равных!

Прошел тихий час, который при сегодняшнем состоянии лагеря был чистым инквизиторством. Но режим есть режим.

Наконец можно было встать. Проглотили наспех полдниковый сок с оладьей. Горн, построение. Замерла дружина: «Товарищ старшая пионервожатая! Пятый отряд в количестве…» — ну и так далее, все председатели по порядку. А флаг на мачте, словно по заказу подхваченный ветерком, реет выше островерхих елок… И за это тоже стоит любить лагерь — за торжественную тишину линейки, и за островерхие ели, которые вольно качают головами, и за вьющийся флаг, словно ты стоишь не на земле, а на палубе.

Наконец: «Дружина, нале-во! В клуб шагом марш!»

Почему в клуб? Почему не на свежем воздухе? Потому что «Открытый Микрофон» требует времени. Значит, лучше сидеть, чем стоять. И потом, «Открытому Микрофону» противопоказана подчеркнутая торжественность линейки. Он что-то вроде сборища вольных казаков. А когда приходится стоять по стойке «смирно», это уж не то.

Обычно на все фильмы и прочие мероприятия рассаживались кому где вздумается. Сейчас сели строго по отрядам. Дело такое — лучше быть к своей компании поближе.

Что было на сцене? Микрофон посредине. А чуть сзади что-то непонятное, какой-то обломок баррикады, что ли… да еще закрытый белым полотном. В общем, как фотография с шестнадцатой полосы «Литгазеты»: «Что бы это значило?»

К микрофону вышел Олег Семеныч. На этой сцене и перед этим микрофоном он пел собственные песни под гитару и читал стихи, когда в начале смены для ребят устраивали концерт. И объявлял, кому положено, благодарности, когда в конце августа «Маяк» закрывали до будущего года.

А что произойдет теперь?.. Олег Семеныч чуть наклонился к микрофону. По залу пронеслась та последняя тишина, которая наступает перед важным.

Однако начальник не сказал ни слова. Он вдруг отступил к «обломку баррикады» и скинул белое полотно.

Там был стол, на котором лежали две банкетки — порезанными сиденьями к залу.

— Всем видно? — спросил Олег Семеныч. — Отлично. Объявляю «Микрофон» открытым.

Ветер шушуканий прошел по рядам. Никто, однако, не выходил, чтобы сказать в открытый микрофон свое мнение. Ведь это не так быстро делается — только что увидели, и сразу говори… «Может, надо было объявить заранее?» — думал начальник, пристально глядя в зал.

И лишь один человек сразу все понял и притаился — тот, который порезал банкетки. Случайно вышло, что он сидел с самого края, у широкого прохода через зал. И он был намного виднее многих сидящих в серединке. Нет, ему нельзя было сейчас затаиваться, а надо бы, как все, переговариваться, привставать, чтоб лучше разглядеть сцену с банкетками. Но не мог он. Сидел как приклеенный, сжав подлокотники белыми пальцами.

Вдруг откуда-то из десятого ряда поднялся доктор, пошел к микрофону. Он едва не задел Того, Который Порезал… Поскольку имя его нам неизвестно, я для сокращенности буду звать его ТКП… И ТКП вздрогнул и отстранился.

Увидев идущего доктора, Олег Семеныч сразу спустился в зал. Так было заведено на «Микрофоне»: никто ни у кого не просил разрешения говорить — просто выходил на сцену.

Доктор пошевелил усами. Это была слишком хорошо известная в лагере привычка, и зал расцвел улыбками, не очень, допустим, уместными, ну да подумаешь какое дело… И ТКП улыбнулся через силу. Ему надо было либо врать напропалую всем своим видом, либо признаваться. Он выбрал — врать.

— Я вам расскажу, что было вчера вечером на планерке, когда мы узнали про… — Андрей Владимирович головой показал на порезанные сиденья.

И он действительно рассказал все, только промолчал, что Миша принес банкетки заштопанными. А так все досконально: как начали отгадывать, и он, Андрей Владимирович,