Алексей Кирносов - Свидание с морем

Иван Иванович нахмурил брови и вскочил с табурета:

— Ты мелешь чушь! Батюшки, человек как человек, вроде бы голова на своём месте, а чуть коснётся этого дела — превращается во что-то столбообразное! Ну, как ты не понимаешь, что если сделаешь лицо, похожее на одну девочку, эта небесная танцовщица мигом превратится в уродину и калеку!.. Впрочем, ты это несерьёзно сказал, пошутил, да? Смотри, не шути так больше, мне очень больно слушать такие вещи. До завтра, Игорь. Желаю успеха в твоём предприятии.

Игорь мигом выскочил из мастерской. .

На пути в отряд пытался представить свою танцовщицу с лицом Ларисы. Остановился, закрыл глаза и увидел. Плечи его передёрнулись от отвращения. Он увидел разной толщины ноги, да ещё и кривые, руки — несоразмерные и похожие на змей, тощее, безгрудое тело, а наверху — прекрасное лицо Ларисы... Он замотал головой, чтобы избавиться от жуткого видения.

«Да, — подумал он, — буквы перерисовывать легче, даже картинки переводить через кальку и то легче. Там заранее всё ясно и понятно. А здесь ничего не понятно заранее, только что-то мерещится в голове, а поди знай, что в результате получится? Можешь сделать лучше, чем задумал, а можешь и испортить, недаром Лариса забоялась, она в этом деле понимает... Может быть, поэтому мастерская Ивана Ивановича называется «творческая»?..»

Он пришёл вечером в кино. Лариса тоже пришла в кино, но села среди девочек так, чтобы Игорю к ней было не подойти.

Эх, не надо было ему говорить: «Уходи, а то я с тобой работу никогда не доделаю». Девочки очень странные существа. Они считают, что могут уходить и приходить только по собственному желанию, а что касается твоих работ и занятий — тут уж сообразуйся с их желаниями, это не их дело.

Игорь огорчался, смотрел кино невнимательно и не понимал, что ценой огорчений и неприятностей приобретает важный и необходимый в жизни опыт.

Глава двенадцатая

Всё произошло быстро, озорно, легко и красиво, прямо как в книжке про разведчиков.

Отряд вернулся с обеда, улеглись исполнять команду «тихий час». Только Игорь закрыл глаза с намерением досмотреть ночной сон (ему приснилось путешествие в Индию, но в Индии он успел лишь выбежать из пальмовой рощи на берег океана, искупаться в набегающей волне с белой гривой так и не успел, потому что раздался сигнал «подъём», а его слышно даже в Индии, и каждый пионер, услышав этот сигнал, обязан немедленно возвратиться в отряд, хоть из Индии, хоть из самой Антарктиды), кто-то тихо сел на его койку, пружины чуть-чуть скрипнули. Открыл глаза — сидит Дунин.

— Слушай, — зашептал Борис, не шевеля губами, — Марина проводит в столовой на веранде совещание вожатых. Это до самого конца тихого часа. Всё начальство там, даже тётя Шура, а Виктор Петрович уехал в Севастополь за новым шлангом. Рискнём?

— Как же это, среди бела дня...

— Какая разница, когда тебя не поймают, ночью или среди бела дня? Бумага здесь.

Дунин похлопал себя по груди, и под рубашкой зашуршало.

— Ну, рискнём.

Игорь оделся и направился было к окну, но Дунин твёрдо взял его за руку, и они на цыпочках вышли через дверь.

В лагере было тихо и безлюдно. Хорошо слышались раскаты сердитого голоса Марины Алексеевны, кого-то ругавшей там, на веранде столовой.

— Сейчас таиться не надо, — наставлял Дунин шёпотом, не шевеля губами. — Шествуем спокойно, неторопливо, якобы гуляючи.

— Почему у тебя губы не шевелятся? — спросил Игорь.

— Некоторые разведчики обладают способностью читать по губам, что человек говорит, — объяснил Дунин. — Страхуюсь. Как у меня губы, совсем не шевелятся?

— Почти. Чуть-чуть только. А откуда здесь разведчики?

— Когда появятся, поздно будет учиться.

— Ты, наверное, будешь разведчиком, когда вырастешь?

— Ещё не решил, — ответил Дунин, и на лице его не дрогнул ни единый мускул, и губы не шевельнулись. — Очень хочется в цирке работать факиром... Знаешь, как Игорь Кио.

— Видел один раз.

— А я пять раз смотрел! — Тут губы Дунина пошевелились.

— Повезло... Слушай, Иван Иванович тоже на совещании?

— Нет, он в скалах с Викой купается.

— Врёшь! — не поверил Игорь. — Это же нарушение, а Иван Иванович никогда не нарушает распорядок. Он говорит, что если мы будем нарушать законы, обычаи и правила, то станем дикарями.

— Всякое правило имеет исключения, забыл, что ли? У девчонки сегодня день рождения. Иван Иванович уговорил вожатого, чтобы отпустил её на тихий час купаться. Викашка счастлива, будто ей куклу с закрывающими глазами подарили.

— Это подарок получше куклы, — сказал Игорь. — А ты откуда всё знаешь?

— А у меня же бинокль.

— Очень уж ты много знаешь, — сказал Игорь, испытывая не то зависть, не то опасение.

— Многовато, — согласился Дунин. — Иногда такое узнаешь, чего лучше бы и не знать...

С такими разговорами, якобы гуляючи, дошли до кабинета.

Оглядевшись, Дунин быстрым и точным движением вставил ключ в скважину, отомкнул, распахнул дверь:

— Прошу входить.

Зашли, прикрыли дверь, и тут гуляние, конечно, кончилось. Торопливо раскрепили рамку, рисованную грамоту вынули, настоящую вставили на место, закрепили уголки рамки и повесили её на стену. Всё как было, ничего не было. Операция заняла не больше трёх минут времени.

Вышли, огляделись, заперли дверь, снова огляделись, облегчённо вздохнули и засмеялись. Из-за угла вышел Тюбик, он приветливо помахивал хвостиком. Со стороны столовой слышался голос Марины Алексеевны, но уже в мягких тонах, она кого-то хвалила.

— А ты боялся: среди бела дня, среди бела дня!

— Я всегда удивляюсь, какой ты умный, — сказал Игорь. — Всё заранее предусматриваешь.

Дунин не проявил ложной скромности:

— Да, я умею выбрать момент.

Тюбик подошёл ближе, поднял морду и смотрел на Игоря во все, как говорится, глаза.

— Дай ему сахару, — подсказал Дунин. — Теперь возьмёт.

— Не захватил... — Игорь развёл руками. Дунин вынул из кармана сахар:

— На, дай ему. Собака молодец, вполне человеческая собака.

— Ваф, — сказал Тюбик, то ли при виде сахара, то ли в благодарность за похвалу.

Игорь дал ему сахар.

Тюбик лёг, взял кусок в лапы и стал его обгрызать.

Игорь спросил:

— Ты как думаешь: Марина Алексеевна отдаст Ларисе грамоту?

Дунин помотал головой:

— Ни в коем случае. Кусок золота отдаст, чеканки отдаст, ковёр отдаст, а республиканскую грамоту — нет. Такой уж человек, у неё мания на всё необычайное. В общем, подари Лариске своё произведение, и пусть будет довольна. Только ласпинскую печать отклей, она тут как на рыбе шляпа.

— Нет, у Ларисы будет настоящая грамота, — сказал Игорь.

— Сумасброд и есть, — отозвался Дунин. — Но я тебе в этом деле больше не помощник. Не люблю суеты.

— Обойдусь. Ключ у меня останется, ладно?

— Пусть останется. Ты же не проболтаешься, где его взял.

На такой глупый намёк Игорь даже не стал отвечать.

Вернувшись в отряд, он запрятал нарисованную грамоту в тумбочку под газетку, а ключ засунул в дырку матраса. После полдника пошёл в кружок и до конца занятия вырезал своей танцовщице волосы. Они получились густые, волнистые, длинные, почти до середины спины, только непричёсанные.

Игорь показал Ивану Ивановичу и посетовал:

— Какая-то она растрёпанная получилась.

Иван Иванович смотрел на него повеселевшими глазами:

— Дорогой ученик, ты прекрасно исполняешь не только те советы, которые высказаны впрямую, но и данные в виде слабого намёка. Волосы небесной танцовщицы обязаны быть растрёпанными, ты же представляешь, какой в небесах дует ветер... Когда удалось?

— В тихий час, когда Марина Алексеевна совещание проводила, а вы с Викой в скалах купались.

— Воистину, у детей есть чему поучиться... Я думаю, твои труды и усилия, в основе своей, конечно, неправедные, но бескорыстные, будут в итоге вознаграждены.

— Как?!

— Попытаемся усовестить мать-начальницу, уговорить. Всё же это первая грамота на представительном конкурсе, очень дорогая реликвия... Знаешь, что мне дороже всего в моём архиве? Газетная фотография двадцатипятилетней давности: аккуратно причёсанный мальчик Ваня вручает городскому слёту пионерской организации свой маленький подарок, деревянную скульптуру «Пионерка со скрипкой». Помнится, пионерку сделать было относительно легко, а вот со скрипкой пришлось повозиться... До завтра, Игорёк. Не опаздывай на ужин.

— Вы были пионером двадцать пять лет тому назад?!

— Четверть века, — усмехнулся Иван Иванович. — Вот какой я уже старик.

— Сколько же вам лет?

— Тридцать восьмой годик пошёл.

— Значит, вы даже старше моего папы? Как же это может быть, папа такой солидный, а вы... как вожатый.

Иван Иванович спросил:

— Это хорошо или плохо?