Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

д. и т. п. Исписав двумя столбцами алфавита бумагу, я достал из письменного стола стопку таинственных тетрадей и углубился в их расшифровку…

Как пишут в книгах: прошло несколько месяцев… И когда последнее слово было расшифровано, то на столе передо мной лежали… что бы вы думали? Дневники? Нет, не дневники! Описания первого чувства? Нет. Передо мной лежали воспоминания. Да-да, воспоминания! И не старичка пенсионера, или пожилого человека, или даже просто взрослого. Это были воспоминания мальчишки — Юрия Иванова. Воспоминание о себе самом и написанное им самим. Нет, не обмануло меня мое писательское чутье, и рукопись, найденная в школьном портфеле, оказалась очень интересным материалом. Конечно, кроме расшифровки мне пришлось крепко ею позаниматься, как говорится, дать ей литературную обработку, но и только. За автора я ничего не дописывал. Там, где были вырваны страницы или безнадежно зачеркнуты целые куски текста, я их не дописывал и не додумывал за автора. Мне кажется, что Юрий Иванов, по тому как он сам вспоминает о себе и мыслит о своем будущем, представляет большой интерес. Кстати, я долго размышлял, как назвать всю эту историю, и очень пожалел, что на экранах наших кинотеатров уже шла кинокартина, которая называлась «Воспоминание о будущем». Пожалел, потому что все, что описано в тетради Юрия Иванова, в самый раз было бы назвать «Воспоминания о будущем Юрия Иванова» или «Сверхприключения сверхкосмонавта» тоже неплохо, потому что «сверх» — это любимое слово автора зашифрованных тетрадей. Итак, на этом я заканчиваю свою речь и передаю слово Юрию Иванову и его повести, которую смело можно назвать:

«СВЕРХПРИКЛЮЧЕНИЯ СВЕРХКОСМОНАВТА»

Часть первая

СВЕРХПРИКЛЮЧЕНИЯ СВЕРХКОСМОНАВТА

Воспоминание первое

ВОСПОМИНАНИЯ О ВОСПОМИНАНИЯХ

Всегда, во все времена будет существовать человек, которому первому будет поручено самое трудное задание, и я, как увидите, стану одним из этих первых! (Из речи, сказанной мною где-то, когда-то, перед кем-то, по поводу чего-то.)

Дорогие товарищи потомки, ну и, конечно, современники! Я вам должен сначала объяснить, почему я, первый на земле чедоземпр-псип и сверкс, решил написать о себе воспоминания: дело в том, что я за свою жизнь перечитал очень много книг о жизни замечательных людей. Мною прочитана, например, вся литературная серия, которая так и называется: «Жизнь замечательных людей». Кроме этих книг я прочитал еще сиксильен всяких воспоминаний. Среди них больше всего люблю книгу про Александра Александровича Любищева. Там рассказывается про его жизнь. А в его жизни очень много общего с моею. Он тоже был один против всех. Он нападал. Я тоже. В общем, есть что вспомнить и ему, и мне… Только я прошу меня понять правильно, я пишу о себе, о Юрии Иванове, воспоминания не из какого-нибудь там тщеславия или чего-нибудь в этом роде. Я пишу, желая облегчить в будущем работу историков, которые начнут собирать материалы о моей жизни: где был, что говорил, просим всех, знавших Юрия Иванова, прислать в Центральный архив управления «Чедоземпр-псип-один» все, связанное с жизнью знаменитого чедоземпра, известного псипа и единственного в мире сверкса. К мысли написать о себе воспоминания я пришел простым путем. Дело в том, что я вообще не люблю художественную литературу, я люблю только учебники, научное и всякое «вспоминательное» чтение или, как говорят взрослые, мемуары. Кроме трудов по космонавтике я люблю читать Большую советскую энциклопедию. Я ее знаю наизусть, у меня, вообще-то, удивительная и, может быть, даже уникальная память. Мне достаточно один раз увидеть страницу, чтобы запомнить на всю жизнь, только я это от всех скрываю, правда, иногда, чтобы всех озадачить, устраиваю, например, такой цирк. Подходит ко мне, скажем, Маслов и говорит:

— Ну, Угрюм-башка, — он мне такое прозвище дал, — скажи мне, кто такой Рыльке?

— Какой Рыльке? — начинаю я строить из себя дурачка. — Который из девятого класса?

— Не из девятого, — поправляет меня Маслов, — а из Большой советской энциклопедии.

— А! Из Большой. Так бы и говорил, что из Большой… Рыльке… Это, — говорю я, как бы вспоминая, — Рыльке — это Станислав Данилович, родился в 1843 году, умер в 1899 году; русский геодезист и астроном. Генерал-майор. Известен работами по вопросам земной рефракции и нивелирования. В 1898 году предложил оригинальную теорию земной рефракции, учитывавшую возмущающее тепловое воздействие почвы.

После моей справки все разевают рты, естественно, и кто-нибудь тихим от удивления голосом, спрашивает:

— А «все или ничего» — закон?

Я отвечаю:

— «Всё или ничего» — закон в физиологии — ложное положение, согласно которому возбудимая ткань (нервная и мышечная) в ответ на действие раздражителей якобы или совсем не отвечает реакцией, если величина раздражения недостаточна (ниже порога), или отвечает максимальной реакцией, если раздражение достигает пороговой величины; с дальнейшим увеличением силы раздражения как величина ответной реакции, так и длительность ее протекания якобы не меняются… — и пошел я, и пошел.

В энциклопедии объяснение довольно большое, поэтому я решил его договорить все до конца, а Кашин заткнул уши и заорал:

— Не надо «все»! С меня хватит и «ничего»!..

Но это я отвлекся, о чем я вспоминал?.. Ах да, я вспоминал о том, что я люблю воспоминания великих людей. Но вот какую странность я заметил: в этих воспоминаниях чаще всего пишут о себе не сами великие люди, а те, кто их знал или о них слышал, иногда пишут и сами великие люди, но обычно в старости. Вообще я убежден, что о таких людях, как я, надо писать мемуары как можно раньше (с первого дня рождения, желательно). И не только писать, но и почаще фотографировать, а воспоминания, я повторяю, должен писать сам, — я настаиваю на этом, — сам воспоминаемый. А то попросите других, вот, например, моих соучеников, что они стали бы обо мне писать для Истории? Вы знаете, сколько у меня было врагов?.. Я подсчитал: сто двадцать человек, нет, сто девятнадцать, мама у меня друг, а папа — враг. Одним словом, кто меня знал, тот меня и ненавидел, повторяю, кроме моей мамы. Только доверься моим врагам, в том числе и моему-папе! И вообще, я бы не всем разрешал писать воспоминания обо мне, даже моему папе. Возьмем наш класс, всех его учеников. Предложите им написать обо мне. Я убежден, что эти воспоминания начались бы так:

«…Нам даже и вспоминать не хочется этого типа