Жаклин Уилсон - Полночь

Он произнёс это тихо, но мама услышала, я знаю. Наступила долгая пауза. Потом она ещё раз повторила: «До свидания!» Её голос звучал грустно и потерянно. Мне стало её жалко.

— До свидания, мам! — крикнула я ей вслед.

— До свидания, Фиалка. До свидания, Уилл. До свидания, мои дорогие.

— Черт побери, что за трогательное прощание, — сказал папа. — Пока, дети. Ложитесь спать пораньше. Незачем сидеть до полуночи. Мы вернёмся очень поздно. Танцы закончатся в час, но, наверное, разговоры затянутся ещё на какое-то время.

— Ага, и ещё ты с дружками раздавишь бутылочку-другую виски, — чуть слышно произнёс Уилл.

Они уже вышли за порог. Мама снова крикнула: «До свидания!» — словно печальная птица, которая знает одну-единственную песню.

Дверь захлопнулась. Мы остались одни. Я посмотрела на Уилла. Он — на меня своими блестящими темно-зелёными глазами. Я думала, он сразу направится к себе, но он стоял на месте и не сводил с меня глаз. Я попробовала его пересмотреть, но первой отвела взгляд. Принялась, как дурочка, рассматривать нашу скучную гостиную в бежевых тонах, потом снова взглянула на Уилла.

— Что такое? — Сердце у меня гулко застучало.

— Я просто стараюсь подчинить тебя своей воле, — сказал он.

Я хихикнула:

— Да ну тебя!

— Ничего не «да ну», крошка Фиалка. Я нынче за главного, ты забыла?

Уилл подошёл к дивану, обитому коричневым вельветом. С той стороны, где обычно сидит мама, чистенько, рядом с подушкой аккуратной стопочкой сложены несколько журналов, программа радиопередач и книжка Мейв Винчи. С папиной же — обивка протёрлась до блеска, на сиденье вмятина от его увесистого зада. Уилл скривил губы:

— Я рад, что он не мой отец.

— Уилл, мне очень жаль. Бабушка такого наговорила… Она ненормальная. И дура. Зачем только родители скрывали от тебя? Они тоже ненормальные.

— Что ты понимаешь! Это же здорово. Самый лучший подарок: я не принадлежу к этой поганой семье.

— Нет, принадлежишь. Все равно ты мне брат.

— Ничего подобного, тупица! — Он схватил меня за руку, перевернул, чтобы стали видны жилки. Приложил к ней своё запястье. У него вены были значительно ближе к поверхности, нежные, голубоватые. — Другая кровь!

— Голубая кровь.

— Дурная кровь!

— Ненавижу бабушку!

— А я её обожаю! Полоумная старушенция перевернула всю мою жизнь. Только дождусь, когда мне исполнится восемнадцать, и свалю отсюда на фиг.

— Будешь разыскивать свою настоящую маму?

— Какая мне от неё радость? Несчастная наркоманка, которая отказалась от собственного ребёнка. Нет уж, спасибо! Не надо мне больше никаких родителей. Я и один прекрасно обойдусь.

Я сказала:

— Ты не один. Я от тебя не отстану, буду везде с тобой, как приклеенная.

Уилл посмотрел на меня и вдруг засмеялся.

— Отлично, маленькая мисс Притт![2] Ладно, пошли поедим.

— Вместе?

— Если хочешь, можешь отнести свою порцию на улицу и поужинать за углом, а я устроюсь вот тут.

Уилл сел в мамино кресло, перекинул ногу через подлокотник.

— Тут что-то вроде пирога с рыбой — мама достала из морозильника. Будешь? Ещё есть овощи, ну и тому подобное. Пойду приготовлю?

— Зачем нам эта гадость? Будем есть пиццу! — сказал Уилл.

— По-моему, пицца кончилась.

— А доставка на что?

Уилл снял телефонную трубку и заказал большую пиццу «Палас» с полным набором приправ, две порции чесночного хлеба, две большие кока-колы и целую коробку мороженого — шоколадного, клубничного и ванильного.

Я только рот раскрыла. У него же нет денег! Вот уже несколько недель папа не давал ему наличных на карманные расходы и даже конфисковал социальную книжку, на которую откладывались деньги в строительный фонд. Я попыталась прикинуть, сколько осталось в кошельке у меня. Даже и пяти фунтов не наберётся. В портфеле ещё бренчало по углам мелочи приблизительно на один фунт, но это и все.

— Номер кредитной карты? Конечно, конечно. — Уилл без запинки отбарабанил номер и срок действия. Потом положил трубку на рычаг и улыбнулся во весь рот. — Ужин прибудет через двадцать минут, Фиалочка.

— Ты что, назвал выдуманный номер?

— Да нет, это номер отцовской карточки. Он как-то оставил бумажник на кухонном столе. Там было полным-полно двадцатифунтовых бумажек, но ведь надо знать нашего папочку — они у него небось все сосчитаны, да ещё и помечены специальными невидимыми чернилами. Стащить кредитку — заметит. А вот номер запомнить — пара пустяков.

— Так потом все равно узнает, когда будет подводить баланс.

— Через месяц, а то и позже. Кого волнует такое далёкое будущее? Давай, Фиалка, жить сегодня и сейчас.

Так что мы умяли огромадную пиццу на двоих, заели чесночными булочками, запили все кока-колой и дочиста выскребли ложкой коробку с мороженым. Уилл уступил мне клубничное — знает, что это моё любимое.

Так чудесно снова быть вместе! Я откинулась на спинку дивана в полном блаженстве.

— Ох, мой живот! Кажется, он сейчас лопнет!

— Ты похожа на Маффи, — сказал Уилл.

Маффи — это его ручная шиншилла. Она жила у него пять лет, и он её любил больше всех на свете. Уилл никогда не ласкался к родным, даже ко мне или к маме, зато мог просиживать часами с Маффи на коленях. Почти не сажал её в клетку. У неё была привычка закапываться под подушку или под матрас, так что никогда нельзя было спокойно плюхнуться на кровать — вдруг шиншиллу раздавишь? Уилл утверждал, что она приучена делать свои дела в определённом месте, но неприятности все-таки случались. Я старалась особенно не скандалить, нечаянно усевшись на её твёрдые маленькие какашки.

Наверное, Уилл страшно горевал, когда она умерла, но в то время у нас уже были разные спальни, так что наверняка ничего сказать не могу. Мама с папой объявили нам, что мы должны поселиться отдельно.

— Уилл уже большой. Не нужно постоянно врываться к нему в комнату, — сказала мама.

— Нет, нужно!

— Не говори глупостей. Ему необходимо иногда побыть одному. И тебе тоже. Понятно?

Они не смогли бы нам помешать, но Уилл теперь и сам часто стремился к уединению. Если я шла за ним, он орал, чтобы я отцепилась. Без него мне было очень одиноко.

— Уилл, может, тебе завести другую шиншиллу? Или ещё какую зверушку?

— Нет, спасибо. Другую мне не надо.

— Значит, клетка Маффи так и стоит у тебя в комнате?

— Угу.

— Наверное, странно выглядит — пустая клетка…

— Это у тебя комната странно выглядит. С тучей порхающих феечек! Они так и висят на потолке?

— Конечно, — ответила я.

— Какие там феи? Ворона, Стрекоза, Роза… Кто ещё?

— Неужели ты забыл?! Ты ведь тоже с ними играл! Пошли, я тебе напомню.

Я потянула Уилла за руку, и он поднялся за мной в мою комнату.

Перешагнул через порог и улыбнулся.

— Да, да… — сказал он, глядя снизу вверх на четырнадцать фей, подвешенных к потолку. Поднял руку, чуть-чуть подтолкнул фею Лунный Луч, и она закачалась, трепеща крылышками, будто на самом деле летит.

Это была моя первая удачная фея. Как только мне подарили книгу сказок, я попыталась скопировать иллюстрации Каспера Грёзы, но мои смешные тряпичные изделия ни капельки не были похожи на его чудесные рисунки. Толстенькие, кривобокие, с глазами-пуговицами и волосами из шерстяных ниток.

А потом наша соседка, старенькая мисс Ланг, научила меня шить по-настоящему, показала разные стёжки. Она подарила мне на Рождество специальный набор для шитья — маленькую тряпичную куколку с уймой одёжек. Меня не очень-то интересовали тряпичные куклы, но по её образцу я смогла смастерить для себя фею. Я долго изучала изображение феи Лунный Луч в книжке и очень-очень старалась воспроизвести её как можно точнее.

Она была из белого шелка, хотя этот материал очень сложно шить — он такой скользкий! Подол её платья я украсила крохотными жемчужинками. Сделала крылья из пёрышек кремового цвета и длинные белые кудри из ваты, ниже колен. Фея получилась не совсем такая, как в книжке, но все-таки гораздо лучше, чем её кособокие сестрички.

Уиллу понравилась фея Лунный Луч, и Роза, и Колокольчик, и фея Осенних Листьев. Но больше всех ему пришлась по вкусу Воронья фея. Она сидела верхом на чёрной вороне. Я от души надеялась, что это не настоящее чучело вороны. Я отыскала её в магазинчике подержанных вещей, она была приделана к старой шляпке. С виду просто имитация, но было что-то пугающе жизненное в её остром оранжевом клюве и чёрных глазках-бусинках. Я побаивалась Вороньей феи, особенно когда Уилл заставлял её проноситься по воздуху, разбрасывая во все стороны злые чары.

Мы часто играли с моими феями, и Уилл придумывал самые невероятные волшебные игры, пока однажды папа нас не застал.

— Чтобы парень в твоём возрасте играл с феями? — сказал он, скривив губы.

С тех пор Уилл к ним и близко не подходил. Но сейчас он протянул руку и коснулся их, заставляя раскачиваться и приплясывать вверх-вниз на эластичных шнурках. Потянул Воронью фею за крошечные чёрные башмачки, так что она запрыгала вместе с вороной, словно на «тарзанке».