Джастин Кейс - Мег Розофф

снова и снова просматривали записи с камер безопасности.

Лишь спустя несколько месяцев следователи представили отчет, назвав причиной трагедии срок эксплуатации самолета и какую-то техническую неисправность. К большому разочарованию прессы, никаких следов терроризма или заговора найдено не было.

Но Джастину не нужен был отчет. Он знал, кто виноват. Ему потребовалось недюжинное самообладание, чтобы преодолеть порыв и не пойти к следователям с повинной. Если предназначенная тебе пуля убивает случайного прохожего, становишься ли ты соучастником убийства?

Он поехал домой к Агнес.

— Всего на пару дней, — взмолился он, и она не смогла отказать. Он был явно не в себе, и к тому же дома ему пришлось бы кучу всего объяснять. Его родители думали, что он уехал с классом в Уэльс.

Они добрались до ее квартиры и захлопнули за собой дверь, отгородившись от всего мира, словно беженцы. Знакомые предметы, запахи, краски и тепло родного дома успокоили Агнес, но у Джастина дергалась нога и усилился тик на левом глазу. Пока она застилала чистым бельем диван, он не переставая водил пальцами по мягкой бархатистой обивке кресла. Она пошарила в комоде, нашла подходящую ему пижаму, а потом сама повалилась спать.

В четыре утра она внезапно проснулась от какого-то странного звука, как будто в дверь спальни скребется зверь. Сердце у нее подскочило, но это оказался Джастин. Он был полностью одет и смотрел дикими глазами, пытаясь улыбнуться.

— Мяу, — сказал он. — Тебе нужна кошачья дверца.

Агнес плюхнулась на подушку.

— В чем дело, Джастин, не можешь заснуть?

Он покачал головой, и она со вздохом вылезла из кровати:

— Я сделаю чай.

Она принесла поднос в гостиную. Джастин смотрел на ее пальцы, пока она левой рукой наливала молоко в дымящиеся чашки. Он чувствовал себя не на месте, будто его отсоединили от мира людей. «Я хотел бы заняться сексом с ее пальцами», — подумал он, зажмурившись.

Когда он открыл глаза, она держала в руках фотоаппарат.

— Агнес… — начал он.

— Да, Джастин? — Чик-чик-чик.

— Агнес, пожалуйста. У меня собака пропала.

Агнес опустила фотоаппарат, а он вскочил на ноги и зашагал по комнате с перекошенным от горя лицом.

— Я не видел его с момента крушения самолета.

— Джастин, пойди сюда, сядь. Мне очень жаль.

Он злобно взглянул на нее:

— Ничего тебе не жаль. Ты просто делаешь вид.

Она огрызнулась:

— Мне действительно жаль. А больше всего мне жаль, что твой пес вообще существует.

У него был такой вид, будто она его ударила.

Она отвернулась:

— Пожалуйста, Джастин. Мне тоже нелегко.

Он сел, нервно подергивая ногой от напряжения.

— Я кое-что видел в аэропорту, Агнес.

Несмотря на весь пережитый ужас, ей не терпелось разобрать фотографии и рассмотреть катастрофу вблизи. Интересно, какая именно деталь так его поразила?

— Почему ты мне его не показала?

— Что не показала, Джастин?

— Журнал. «Обреченную юность».

Она опешила:

— Я показывала тебе. Я дала тебе свежий номер, как только он вышел. А потом позвонила и спросила, как тебе.

Он вскочил, пытаясь сосредоточиться, но мысли разбегались в разные стороны. Он с жаром тряхнул головой:

— Не важно. Ты что, не понимаешь, что ты наделала? Ты меня сглазила. Это твоя вина. Как будто я и так недостаточно обречен.

— Джастин…

— Что?

— Ты на них такой красивый.

— Я на них такой обреченный.

Агнес стало не по себе. Она не поспевала за ходом его мыслей.

— Джастин, пожалуйста, можешь сесть? Ты совсем не спал?

— Спал как убитый. Как проклятый. А если честно — то нет. — Он снова взглянул на нее влажными и полными печали глазами. — Как я могу спать, когда на моей совести столько крови?

Он провел рукой по лицу, и она увидела, как он измучен и напуган.

— Джастин, ты же не думаешь, что ты во всем виноват, правда?

Он взвился с места:

— Конечно нет. Конечно считаю.

Агнес поднялась, взяла его за руку и мягко усадила обратно на диван.

— Я был прав, Агнес, так ведь?

— Прошу тебя, Джастин. Можешь остановиться на секунду? Ты запутался.

— Ничего подобного. — Он улыбнулся какой-то жуткой улыбкой. — Мне все ясно как никогда. Я вижу все.

Агнес сделалось не по себе.

— Например, что?

— Все, что может произойти. Болезни, смерть, катастрофы. — Он заговорил с деланой ковбойской бравадой. — Держись от меня подальше, детка, со мной одни неприятности.

Агнес постаралась его успокоить:

— Джастин, ты жив. Ты в порядке. Все кончено.

— Нет. — Его лицо исказила ярость.

Он вскочил, выхватил журнал из аккуратной стопки у дивана и шлепнул им об стол. Даже искать не пришлось: журнал сам раскрылся на его фотографии под заголовком «Гимн обреченной юности». На него уставилось его собственное лицо в предчувствии катастрофы.

— Это просто мода, Джастин.

— Неужели? Как по мне, так больше похоже на Нострадамуса, чтоб его.

Господи, подумала Агнес, когда он бросился вон и захлопнул за собой дверь. В одном он уж точно прав.

Ничего не кончено. Пока.

30

После крушения Агнес почти все время проводила в мастерской. Здесь было ее убежище, и она никак не могла оторваться от закачанных на компьютер снимков, сменяющихся на экране. Она продала несколько фотографий с места крушения новостному агентству. На одной из них на заднем плане виднелась смазанная фигурка мальчика в узнаваемом сером пальто. Лучшие снимки она оставила себе.

Предоставленный самому себе, Джастин в любое время дня и ночи, и в дождь, и в холод прочесывал округу в поисках Боба. Он звонил Агнес из каждой будки и вываливал на нее несвязные теории космического заговора, пока она не перестала брать трубку. Тогда он стал оставлять ей сообщения.

— Я уведомил все собачьи приюты, полицию, армию, — рассказывал он автоответчику срывающимся от горя голосом. — Была бы у меня фотография, я бы развесил объявления, но что толку, если он погиб. Как думаешь, он погиб? Агнес? Ты там? Возьми трубку! — И он снова бросался высвистывать Боба по всей округе. Его ноги шлепали по неровному асфальту, по маслянистым лужам. Монотонное однообразие раскинувшихся кругом предместий ничуть не отвлекало от гудящей в мозгу паники.

Агнес пыталась убедить себя, что со временем он смирится с трагедией, снова заживет относительно нормальной жизнью. Ему бы вернуться домой, в школу, забыть про этого дурацкого пса. Особенно забыть про пса.

Она старалась не шуметь, когда вставляла ключ в замок, надеясь, что он спит. Так дальше нельзя, думала она, забираясь в кровать и испытывая облегчение, смешанное со стыдом, оттого что на этот раз его не оказалось дома. «Ему так паршиво. Ему нужна помощь. Я с