Детство - Маргита Фигули

и ни на шаг от нее, пока она освобождала от обертки портрет.

А она все приговаривала:

— Какие молодцы, как же они заботливо его обернули. Надо же, сколько бумаги!

Когда дело дошло до последней обертки, мама приостановилась, подняла голову и окинула взглядом горницу.

— А где же лучше всего повесить портрет, дети? — спрашивает.

Каждый показывает другое место, каждому хочется, чтобы портрет отца, который сейчас на войне, висел у него над постелью.

Наконец, мама, улыбнувшись, сразу разрешает наши сомнения:

— Повесим его между окон, над кушеткой, заместо зеркала.

Она взяла и приоткрыла кусок рамы. Дерево было вишневое, глянцевитое, края позолоченные. Мама обрадовалась:

— И в раму-то какую вставили. Нет, я ничуть не жалею, что приплатила.

Она приподняла портрет. Мы стянули с него последний лист бумаги. И все замерли от неожиданности.

Первая удивленно вскрикнула Людка. Потом коротко охнула мама и так с открытым ртом и застыла, точно оцепенела.

Братик, хлопнув в ладоши, воскликнул:

— Импелатолы!

За ним и я тихо повторила:

— Императоры.

Бетка отозвалась сухим укоризненным голосом:

— Я так и знала, что этот агент вас обманет…

— Да, теперь и я вижу, — горько сказала мама и положила картину на бумагу. — Вместо мужа прислали мне императоров. Вот почему так позаботились о раме, так обернули ее. Последние гроши у меня вытянули. Уж лучше бы кому из вас купила одежку.

— Здорово они вас провели! — Бетка еще подливала масла в огонь. — Мошенники клятые!

Уже во второй раз в этот день я была свидетельницей обмана. До тех пор мне казалось, что все взрослые очень хорошие и поэтому надо их уважать, слушаться, учиться у них. Каждая сказка, которую нам рассказывали, убеждала нас в этом. И вдруг такой обман! Выходит, в сказках живут ненастоящие люди. Их придумали, чтоб только позабавить детей.

Я соскакиваю с кушетки и спрашиваю у мамы:

— А какие люди живут в сказках?

— Люди? — недоумевает мама, ведь она не знает, какие мысли мучают меня. — Люди? — повторяет она, потирая лоб.

В конце концов она отмахивается от меня, не до того ей, у нее и своих забот полон рот. Ума не приложит, как быть с этой картиной. И раму жалко, и стекло. Но больше всего жалко денег.

— Даже жалко время на нее тратить. — Мама пересилила себя и поставила картину лицом к стене за зеленый сундук.

На этом, казалось, история с картиной и кончилась. Но когда через несколько дней мы остались с братиком дома одни, он сразу же достал императоров в вишневой раме и, кинув на пол, стал топтать ногами. Я и опомниться не успела, как он разбил стекло вдребезги, и от картины остались одни клочья.

Видно было, что он очень гордится своим поступком. В его детскую головку глубоко запала мысль: во всем виноваты императоры. Если не будет их — не будет войны и не будет наших мучений.

С тех пор как случилась эта неприятная история в школе, мама оставляла нас дома. Счастье еще, что в ту зиму было чем топить — ведь мы запаслись шишками. Шишки жарко горели в печи. Огонь весело полыхал, и мы с братиком часто смотрели сквозь створки, как язычки пламени прыгают, прячутся и снова высовывают головки. Обычно и нам становилось весело, и мы начинали прыгать по горнице или играть в прятки.

Иногда мы изображали, как опускаются снежные хлопья на землю. Поначалу мы долго-долго смотрели в окно, как вокруг домов вихрится метель, а потом, раскинув руки, с радостным гиканьем носились по горнице. Мы играли в разные игры, какие только приходили нам в голову.

Особенно бывало нам весело, когда нас навещала тетка Гелена или бабушка с холма. Они придумывали для нас столько сказок и игр, что им счету не было.

Однажды мама отправилась по делам в Ружомберок[11]. Ей посчастливилось: подвез ее на санях торговец Смоляр из комитатского города. Он поставлял скот для войска, вот и решил проверить, как грузят его в вагоны.

В этот день с нами оставалась тетка Гелена.

Она как раз рассказывала сказку, когда вдруг заглянул к нам корчмарь Кланица. А потом, когда сказку она уже досказала, он забежал еще раз.

Тетушка Гелена тут же смекнула, что в этом кроется что-то неладное. А догадалась она по его вынюхивающему носу да зорким глазкам, темневшим, точно две дикие сливки, в узком прищуре век. Голова у него то и дело пряталась в плечи — он вертел ею на короткой шее и поводил в воздухе носом. Ходила молва, что он самый большой пройдоха и плут в деревне — на козе его не объедешь. Потому-то он изловчился да отгрохал себе каменную хоромину у самого поворота. Говорили, что и обобрать человека как липку ему ничего не стоило. Теперь, должно быть, нашу маму решил обвести — вот оттого и поджидал ее с таким нетерпением.

И наконец дождался. Торговец Смоляр, одного поля ягода с Кланицей, привез маму на санях обратно в деревню и остановился на повороте возле длинного корчмарева амбара.

Смоляр с Кланицей вместе промышляли торговлей. Кланица помогал ему скупать животинку и таким манером богател не только на палинке[12], но и на торговле скотом. Оба были помешаны на богатстве. Между собой они ни о чем другом и говорить не могли. Когда Кланица поставил себе новое кирпичное здание, Смоляр тоже выстроил для себя самый распрекрасный по тем временам дом в комитатском городе. Так они и соревновались во спасение души, сдирая с людей по три шкуры.

Когда тетка Гелена увидела, что прямо из саней Кланица ведет маму в корчму, она проговорила:

— Что он еще затеял, этот лиходей?

— Я не беспокоюсь за маму, — дернула плечом Бетка, — мама головы не теряет, ее легко не проведешь.

— А как же с картиной? — заикнулась я.

— Картина дело другое. Посылают в упаковке по почте, а деньги изволь заранее уплатить. Это дело другое. А когда все на виду, ее