Илья Миксон - Обыкновенный мамонт

— Зови меня без отчества-мотчества, старик, — сказал он. — Надоели церемонии-антимонии. Зови просто: Станислав.

СТАНИСЛАВ

Дружить с ним было весело и интересно. Они встречались ежедневно на прокатной станции, ровно в шесть часов. Брали шлюпку и выходили в море.

Витка садился на вёсла, а Станислав удобно устраивался на корме.

Станиславу за тридцать, но выглядел он моложе. Высокий, мускулистый, с курчавым пушком на груди. Короткая причёска с боковым пробором, дерзкие умные глаза, рот с постоянной иронической усмешкой. Полная противоположность Витки.

Витке — одиннадцать, а на вид все пятнадцать. Поджарый, загорелый дочерна; выцветшие белёсые волосы не стрижены с начала лета. Лицо до глаз — отцовское: крепкий подбородок, добрые губы, прямой нос. А глаза неизвестно в кого: янтарные, в густых ресницах.

Станислав сбрасывал полосатую тенниску и оставался в одних шортах из тёмно-синей болоньи.

— Итальянские? — спросил как-то Витка.

— Шорты-морты? Нет, старик, наши. Мэйд ин тут. Тутошние.

— Мэйд — это маде?

— Мэйд — это мэйд. Пишется — маде, читается — мэйд.

— Ты и английский знаешь, Станислав?

— Болтаю немного… Возьми левее, Виктор.

Витка несколько раз сильно гребнул левым веслом.

— А как перевести слово «Блакфордиа»?

— Блэкфорд?

Букву «р» Станислав произносил как-то особенно. Вместо одного звука получалось два — «рл».

— Блэкфорлд? «Блэк» — чёрный. «Форлд» — брод, бредущий. Чёрный бредущий, вероятно. Где ты это вычитал?

— В книжке.

— Да? А я думал, что на вывеске. Ресторан «Чёрный бродяга». Звучит!

— Это не ресторан. Это краб такой, переселенец из Северной Америки.

— Мэйд ин УСА… Хватит, старик. Суши вёсла. Подрейфуем.

Витка переставал грести и настраивал самодур. Самодурами называют рыболовные крючки с перышками селезня вместо наживки. Перышко крепится цветной ниткой. На одну леску подвязывают штук шесть-семь самодуров. Тяжёлый свинцовый грузик и — снасть готова. Ни удилища, ни червей не надо.

Самодуром ловят ставриду. Известно, что в августе ставрида не идёт. Станислав и не гнался за богатым уловом. Подложив под спину пробковый круг, он блаженно грелся под мягким утренним солнцем.

Опустив за борт самодуры, Витка стравливал несколько метров лески и плавно подёргивал её. Когда ставрида идёт, сразу по нескольку штук нацепляется. Глупая рыбёшка принимает яркое перышко за малька и бросается на крючок.

— Не клюёт? — лениво спрашивал Станислав.

Витка оправдывался:

— Рано, сезона нет.

— Аллах с ней, старик! Разве в этом счастье?

Конечно, счастье заключалось в том, что Витка и Станислав вместе, рядом. Утренние морские прогулки были лучшими часами в Виткиной жизни.

Отпуск Станислава подошёл к концу. Они ещё раз встретились на лодочной станции.

— Завтра-мавтра уже не выйдет, старик. День сборов и прощаний. После ужина — автобус, вокзал, поезд-моезд и… Такова жизнь! Сплошные расставания. А вы чего страдаете, старики?

Женька и Серёжка, глядя на печальное лицо Витки, тоже загрустили. Взять брата на рыбалку велел Витке отчим. Женька его настропалил. Витка запротестовал, но отчим сказал, как отрезал: «Тогда и сам не пойдёшь». Мало того, Женька и Серёжку, внука Николая Петровича, потащил за собой.

Витка махнул рукой: всё равно последняя прогулка испорчена.

— Так что же вы страдаете, старики?

— Недоспали, видно, — хмуро ответил за ребят Витка и освободил лодку от цепи.

Серёжка с Женькой устроились на носу, Станислав, как обычно, разлёгся на корме, а Витка сел на вёсла. Он выгреб на середину бухты и закинул самодур. Ничего не ловилось, и Витка занервничал.

— Брось расстраиваться, старик, — успокоил Станислав.

Женьке понравилось, что Станислав так беспокоится о его брате.

— Он хороший дядька, правда? — тихо спросил Женька у своего друга.

— Ага, — подтвердил Серёжка. Дядя Станислав и ему симпатичным показался. Весёлый такой! «Стариками» всех называет.

— Брось расстраиваться. Аллах с ними! Аллах-феллах. Кстати, а кто такие феллахи?

— Египетские колхозники, — ответил Витка, подёргивая леску.

— Стари-ик! Какие же в Египте колхозники-совхозники? — Станислав засмеялся.

Женька с Серёжкой не очень поняли, в чём дело, но им тоже весело сделалось.

— Ну, просто крестьяне, — поправился Витка.

— Крестьяне-миряне. А ещё кого ты знаешь в Египте?

— Кого проходили в школе, того и знаю, — нехотя сказал Витка и строго оглянулся на ребят. Те притихли.

Разговор забавлял Станислава, он удобнее улёгся на круг.

— А фараон? С чем его едят?

Витка лукаво хмыкнул. «Второй раз не подденешь!»

— Не мидия, есть не будешь. Фараон — сушёный царь.

Станислав икнул и съехал с кормовой банки на дно. Он трясся от смеха, охал, постанывал, подскакивал, как рыба в лодке.

Витка втянул голову в острые плечи. Женьке и Серёжке за него стало обидно. И зло взяло на Станислава: чего он издевается!

— Не смейся! — крикнул Женька и сжал кулаки.

И Серёжка на Станислава исподлобья посмотрел.

— А у тебя верные защитники, старик! — удивлённо произнёс Станислав, оборвал смех и, опять забравшись на корму, сказал миролюбиво: — Ты фараона с мумией спутал. Но — «фараон — сушёный царь» — это гениально, старик! С меня двадцать коп.

— Какие ещё копейки?

— Ну, так говорится, когда кто-нибудь удачно схохмит. У нас… Нет, к чертям служебные воспоминания! К чёрту город-мород. Да здравствует природа! Первозданная, дикая, нетронутая, прекрасная!

Он закинул руки за голову и засвистел какую-то песенку.

Витка сосредоточенно подёргивал леску. Женька с Серёжкой, сколько ни вглядывались в зелёную воду, не увидели ни одной рыбки.

Станислав следил за ребятами через смежённые ресницы. И вдруг сказал с затаённой тоской:

— У меня ведь тоже есть сын. Яшка — светлая мордашка. Потрясный парень. Поймал бы ты краба, что ли, для него на память, а, старик? Приеду, непременно встречусь с ним. И краба вручу. Дар моря. Скажу: от лучшего друга, Виктора Севастопольского.

— Его фамилия не Севастопольский, а Субботин! — крикнул Женька, он ещё не отсердился.

— Субботин? — Станислав нахмурил лоб и задумался, припоминая что-то. — Субботин, Субботин… Мичман Субботин?

— Да, — взволнованно подтвердил Витка.

— Мичман Субботин! О нём же трёхколонник в газете был.

— Какой «трёхколонник»? — Витка насторожился.

— Статья на три колонки. Мичман Субботин! Ну, как же… Он ведь… геройски…

— Погиб, — досказал Витка и отвернулся к Ялос-Дагу.

Станислав внимательно посмотрел на Женьку:

— И ты — Субботин?

— Нет, — ответил Женька и быстро добавил: — Только мы с Виткой всё равно родные!

— Понятно… — Станислав протяжно вздохнул и повторил: — Понятно, старики…

Витке не хотелось говорить об отчиме. Он вспомнил, что Станислав непременно встретится с своим сыном. Разве они не вместе живут?

— Это всё сложно, старик.

Станислав не захотел поделиться с другом своей тайной, и Витка не посмел настаивать. А краба он такого добудет для Яшки — светлой мордашки — весь пляж ахнет!

КРАБ

Хорошего краба найти нелегко. Витке нужен был не просто хороший, а выдающийся краб. Такие в санаторном заливе и не водятся. Редкостные экземпляры живут лишь в Бухте пиратов.

Витка с вечера приготовил снаряжение, но вдруг выяснилось, что завтра воскресенье и мать с отчимом уезжают в дальний колхоз за дешёвыми огурцами для засолки. Женька остаётся на Виткино попечение.

В Бухту пиратов Витка сам ходил очень редко, а Женьку и подавно никогда не брал.

Можно было поговорить с Николаем Петровичем. Ему всё равно с приезжим внуком возиться. Но Витка не любил обращаться за помощью. Это его все о чём-нибудь просили. Или приказывали, как отчим.

Кроме того, если мать с отчимом приедут раньше, чем Витка возвратится из бухты, пощады не жди… Придётся взять Женьку с собой.

Женька, конечно, обрадовался, даже не спросил куда. Он с братом хоть на край света идти готов! Только хорошо бы и Серёжку прихватить. Бабушка его на базаре, а у дедушки Николая Петровича нога разболелась.

— У него осколки чешутся, — объяснил Серёжка.

— Давай возьмём, — заканючил Женька. — Давай! Ему скучно. И мне будет скучно.

«И верно, — подумал Витка, — вдвоём веселее. Поиграют, удочки взять можно. Женьку бросить одного — перекупается до посинения».

Но пришлось соврать немного:

— Мы близко, Николай Петрович, за санаторный пляж. Там бычки ловятся и собаки.