Андрейка - Свирский Григорий Цезаревич

— Кто вы? — вырвалось у Андрейки в страхе. — «Сова бесчувственная».

Он ответил нехотя.

— Мое имя Фредди. Отец мой — денежный мешок. Хозяин половины небоскребов в даунтауне. Я вернул ему «крайслер» и ушел сюда... Поймите меня ... как вас зовут? Поймите меня, Эндрю! Я — социальный работник, вокруг меня такая бедность, я не могу ездить в дорогой машине. Решил лето проболтаться здесь, к осени сниму недорого квартиру.

— А–а, вы изучаете жизнь, — с горечью произнес Андрейка. — Тогда, конечно, вам все равно, — продолжил уж про себя: — «На каком матраце спать. Лишь бы чистый...»

— Он отвернулся от «исследователя» Фредди, изо всех сил стараясь не разреветься и не понимая, совершенно не понимая, почему Барри о судьбе Кэрен даже не заикнулся.

Почему-то вспомнились стихи Барри, которые он читал в кемпе:

Мои родители любят друг друга

По-канадски,

холодновато...

Нет, на самом деле все не так... Луна! Здесь главное — не выказать своих чувств: «Чувствуй что угодно, но — улыбайся. Smile... Нет, он бы, Андрейка, так не смог. Ни за что не смог! — Он повернулся на другой бок, оказался лицом к лицу с хилым прыщавым парнем с серьгой в ухе.

— Простите, господин Серьга, вы тоже исследователь? — спросил Андрейка, решив, что от исследователей надо «рвать когти» немедля. Эти опаснее, чем «хеви металл».

— Нет, — уныло ответил Серьга. — Мой отец уперся, как баран. Загоняет меня в компьютерный бизнес. Я проучился в университете два года. Меня рвет от компьютеров... Я хочу заниматься скандинавскими сагами. Сейчас мне никто не мешает.

Тут ввалились в квартиру, сорвав на дверях внутренний крючок, какие-то разбойного вида ребята с ящиками пива в руках. Запахло сивухой, сладким дурманом марихуаны, потом.

— А ну, все отсюда! — гаркнул малый лет двадцати пяти, с прилепленной к нижней губе сигаретой. — Бы–стро!

— Социализм явился, — буркнул исследователь Фредди, выскальзывая из комнаты...

Андрейка пытался вышмыгнуть вместе со всеми, но малый с сигаретой пробасил добродушно:

— А ты, малыш, оставайся! Я тебя знаю...

Андрейка нехотя вернулся к своему матрасу, лег на него и закрыл глаза. Затем выковырнул из матраса кусочек ваты и заткнул уши.

«Кэрен... Кэрен... Почему добрые уходят раньше других?» — Он накрылся одеялом с головой и заплакал беззвучно.

Вокруг расположилась какая-то шпана, играли в карты, пили, матерились, но Андрейку не трогали, поскольку «его знали».

— Вы социалисты? — осторожно поинтересовался Андрейка. — Вас так называют...

Парень с окурком, прилипшим к губе, усмехнулся.

— Окончили школу, а работы нет как нет. Умирать? Ты слыхал такое имя (он назвал имя)? Социалист. Новый глава провинции Онтарио. Мы у него вышибли велфер. Для таких, как я. Что тут началось?! Социализм! Как только мальчишки в других провинциях услыхали об этом, тут же двинулись в наше Онтарио, где платят ни за что. Теперь мы вроде канадских животных. Дикий мир на подкормке... У тебя есть что жевать? Могу подкинуть.

Андрей ответил со спокойным достоинством, что не нуждается.

Денег у него осталось месяца на два. В отеле хорошо платили. В тюрьме вернули все до копейки. К тому же веселый толстяк Джо дал ему на прощанье две золотых цепочки и триста долларов. Триста! Целое состояние!..

... Андрейке исполнилось шестнадцать в середине октября, долгожданный «длинный weekend», которого все ждут в Канаде, как торжества.

Когда до «длинного weekend» осталась неделя, Андрейка начал ставить пометки. На кухне, где штукатурка отвалилась, и темнели кирпичи. День прошел, красный кирпичина перекрещен с угла до угла. Второй, еще один...

Через три–четыре дня нечесаные соседи Андрейки зашептались. У этого парня что-то на уме. Он придумал, как взять деньги! Крестов становилось больше — спор разгорался жарче.

— Подкоп под банк?.. Нет, он торчит тут безвылазно. Хочет взорвать «Бринк»? «Я знаю, — воскликнул, пыхнув цыгаркой, малый, лет двадцати пяти, разрешивший Андрейке остаться в их избранном обществе. — «Бринк» после взрыва все время чихает. Не иначе, мальчишка выяснил у механиков, когда «Бринк» отгонят на ремонт и всю дневную выручку повезут в простом автобусе. Тут-то он возьмет все. Без стрельбы. С игрушечным пистолетом... В Штатах такой случай недавно был. А мальчишка читает газеты...

... Уход Андрейки «на дело» оказался сенсацией. Может быть, самой большой сенсацией в забытом Богом «музыкальном ящике».

Вбежал парень с рассеченной губой и бутылками «краски» в обеих руках и проорал на весь этаж слова, которые его дружки не могли сразу постичь. Тогда он прокричал каждое слово отдельно:

— Он!.. пошел!.. в школу!

5. Мистер Андрейка Купер

Ближайшая школа была частной и напоминала дворец. Башенка из красного кирпича, зеленоватые стекла в староанглийском стиле. Во дворе теснились самые дорогие машины — серые «порши», широкие черные «кадиллаки», белые «паризьены», чем-то похожие на балерин в полете... День был солнечный, и цветистое великолепие резало глаза. Андрейка уже знал, что к частным школам ему и подходить незачем, и потому прошел мимо независимой походкой, подняв голову: мол, плевал я на ваш королевский дворец.

«Хай–скул», или школа для всех, окончивших восемь классов, была далековато. Городской автобус с огромными и промытыми окнами подкатил пустым. Как будто только для него одного подали. Водитель встретил его какой-то шуткой. И всю дорогу пересказывал пассажиру остроты комика, который вчера выступал по телевизору. И радостно хохотал. Общительный дядька!

Тем страшнее оказалась директорша. Сухая, серовато–белая, жестко затянутая в черный костюм дама по имени мисс Гертруда Орр.

Подняла глаза, водянисто–голубые, холодные, сложила губы в улыбке, а глаза не потеплели. Лед, а не глаза.

От нее веяло мачехой — Андрейка с трудом заставил себя заговорить.

— Документы! — Она протянула руку за документами. Отметки у Андрейки были самыми высокими, и она отложила бумаги в сторону. — Адрес родителей?

Андрейка молчал подавленно.

— Я живу отдельно от них, в общежитии. — И, неожиданно для самого себя: — В ночлежке.

— Необходимо письмо от отца, — добавила она отстраненно, беря в руки другую папку.

— У меня нет родителей, — громче сказал Андрейка. — Я живу в ночлежке.

Бесцветные волосы мадам Гертруды Орр, зачесанные необычно, на одно ухо, встряхнулись.

— Я вас не задерживаю! Сорри!

Андрейка сжал руки в кулаки.

— Я приехал в Канаду по закону, мне, извините, полных шестнадцать лет, и я имею право учиться в школе, даже если это, еще раз извините, почему-то вас раздражает! — Поглядел на директоршу тревожно и на всякий случай извинился в третий раз: — Сорри!

Мисс Гертруда Орр быстро стала нажимать кнопки настольного телефона. Явился тучный лысоватый великан лет сорока пяти, в примятом сзади клетчатом пиджаке и полуразвязанном, в красный горошек, галстуке.

— Даглас, — произнесла она сухо. — Возьмите этого посетителя. — И она протянула папку с документами.

Кабинет лысоватого великана оказался рядом. На дверях была надпись «Vice–principal» .

«Принципал»... Как в Древнем Риме. Распнут на кресте — обычное дело... » — Андрей поежился.

Мистер Даглас полистал папку Андрейки, и все началось по второму кругу.

— ... У меня нет родителей!

— Совершенно? Вы приехали год назад из Москвы один... пятнадцати лет от роду? Первый случай в новейшей истории.

Серые выпученные глаза канцлера смотрели приязненно, и Андрейка впервые рассказал все, как было.

— Есть еще родственники в Канаде? — спросил мистер Даглас, посерьезнев и усаживаясь на стуле поглубже... — Нет? Значит, вы совсем один... Не так ли?

— Бабушка есть. В Москве.

— Стольный град Москва, — вдруг произнес мистер Даглас по-русски каким-то высоким клоунским голосом, вызвавшим у Андрейки улыбку.