Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

она поняла очень многое, чего раньше не замечала… поняла, как тяжело было деду с той самой минуты, когда он узнал о приезде Вероники Александровны. Онто знал, зачем она едет… А ведь она, Оля, была все время около него и ничего не замечала. Глупая потому что… Нет, просто невнимательная, черствая… Жаль было и Славу, и Мишку, и Семена, а о деде своем совсем не думала. Больше никогда, никогда так не случится!..

У Миши есть и мама, и папа, и бабушка, а разве ему так хорошо и радостно дома, как ей?… Никогда раньше ей и в голову не приходило, как много сделал для нее дед. И только теперь…

Иван Тимофеевич неторопливо вошел в комнату. Остановился. Оля быстро повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Она знала, что виновата перед дедом, и готова была выслушать все. Но Иван Тимофеевич молча сел к столу и достал трубку.

— Деда, что ж ты меня не ругаешь? — спросила Оля.

— А когда я тебя ругал? — негромко проговорил Иван Тимофеевич.

— Но ведь я… — Оля замолчала.

Иван Тимофеевич взял ее за руку и посадил рядом с собой.

— Не будем больше об этом, Олек. Ты сама обо всем подумай. Ты взрослая девушка. Вероника Александровна во многом права… Подумай.

— Хорошо, деда. Только я уже думала. Нехорошая я была, недобрая… Но ты увидишь, я буду много, много учиться, и работать буду… И когда я вырасту, все скажут — это деда сделал ее такой.

Иван Тимофеевич отвернулся к окну за табаком, хотя его алюминиевая коробочка была полна и лежала перед ним на столе.

— Больше никогда тебе не будет за меня стыдно, — тихо закончила Оля.

— Мне не было стыдно за тебя, Олёк.

Иван Тимофеевич положил свою широкую ладонь на Олину руку. И она щекой прислонилась к его плечу.

— Я больше не буду целыми днями с мальчишками по порту бегать… Я тоже могу все так быстро выучивать, как Семен.

— Ну, вот и хорошо, девочка. А теперь и алей-ка мне чайку такого, как я люблю.

Оля побежала в сенцы, принесла чай и тарелку оладьев.

— Вот и оладьи такие, как ты любишь, — улыбаясь, сказала она.

— Уже успела приготовить? А где же ты муку и все остальное раздобыла?

— У хозяек об этом не спрашивают, деда. Ты перед дежурством хорошо поешь.

Эти два дня, пока Оли не было, Вероника Александровна ничего не готовила и ставила на стол только консервы, которые привезла с собой. Теперь в сторожке все было, как прежде.

Оля проводила деда на дежурство и, возвращаясь назад, решила зайти на «Труженик моря», ведь Алексей Петрович ее приглашал. И Славу надо проводить в первый рейс. Все моряки любят, когда их провожают.

Оля поднялась на судно, поговорила с вахтенным. Значит, правда: «Труженик моря» идет в Индию. Какой интересный рейс! Славка счастливец!

По крутому внутреннему трапу она спустилась в жилые помещения. Застекленная дверь в кают-компанию была открыта. Оля сразу же увидела портрет отца среди других портретов. Это была не обычная фотография. Его сняли, видно неожиданно. Волосы чуть-чуть взлохмачены ветром. Он заводит на кнехтах трос и смотрит на Олю живыми смеющимися глазами…

Каждая черточка его лица была знакома. И улыбка, и прищур глаз… Когда-нибудь он вернется и снова она увидит его улыбку… Когда-нибудь?… Нет, этого уже не случится. Зачем думать о том, чего не может быть. Не вернется он. Никогда не вернется…

Долго стояла она у портрета отца. Ударили склянки, а она все ие могла отойти…

Вдруг Оля услышала за спиной чье-то дыхание и обернулась. Позади нее стоял Слава. Брови его были сдвинуты, губы крепко сжаты.

Она взяла его за руку. Он тихо сказал:

— Даже фотографии нет…

Потом они вышли на палубу. Небо было высокое и черное. Небо, как море, оно даже ночью не бывает одинаковым.

— Пришла тебя проводить, — сказала Оля.

— Я не думал…

— И встречать буду.

— Ты даже не знаешь…

— Знаю…

Она смотрела на небо, где у самого горизонта мягким пламенем горела большая голубая звезда. Она всегда первая зажигается вечером на еще синем небе, словно огонь далекого маяка.

— Расскажешь, какой он — Южный Крест и расскажешь об океане… об Индии…

Оля положила локти на фальшборт.[21] Ветер то приподнимал тонкие пряди ее коротко остриженных волос, то прижимал к виску.

Слава стал смотреть вниз в воду. Она была черная, беспокойная, как мир, захлеснутый злобой и чернотой преступления Савельева. И кажется — море всегда будет таким, мрачным, холодным… А ведь утром встанет солнце, прогонит тьму и вода будет золотой и зеленой, и такой прозрачной, что каждый камешек увидишь на дне.

— Мечтаешь?! Конечно! Впереди Индия… — негромко сказала Оля.

— Я не о том… Все хочу тебе рассказать как было… Но… не умею…

— И не надо. Не надо.

Серые глаза Славы казались черными под широким размахом бровей, и лицо стало другим, как будто тоньше…

Тишину ночи нарушил мерный гул. Мелко задрожала под ногами палуба. О, Оля знала, что это такое, — включили двигатели.

— Ну, прощай, Слава, счастливого плавания!..

…Рассвет Оля и Иван Тимофеевич встретили в море.

— Попался, лобатый! — басил Иван Тимофеевич выхватывая из воды обалделого толстого «кнута».

Оля бросила его на дно шлюпки. Там уже бились несколько крупных бычков… А Славка увидит летающих рыб… Увидит коралловые атоллы, острова, на которые, может быть, не ступала нога человека. И черных альбатросов, и джунгли… Увидит, как играет красками океан…

И она тоже увидит океан. Может, для этого и не придется прятаться в трюме. Кто знает… Ведь то, что впереди, — оно, как море, — без конца и края и столько в нем неожиданного… Она еще увидит свой океан…

У борта «Чайки» едва-едва плескалась утренняя волна — не смолкает прибой… Никогда не смолкает прибой…

И ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЛОВ

Творчество Анастасии Антоновны Зорич тесно связано с морем.

И в этом нет ничего удивительного — она родилась и живет в Одессе.

С морем связаны первые детские воспоминания, первые мечты. Море завоевывает душу будущей писательницы.

У причала часто встречает она отца — капитана дальнего плавания. Затаив дыхание, слушает рассказы моряков. И кто знает, что виделось ей тогда — дикие заросли джунглей или голубые просторы океана, шумные пестреющие рекламы города или выжженные солнцем пустыни?

Скорее окончить школу и обязательно плавать. А пока — не джунгли, не лагуны, а рейсы в Батуми, Поти — в качестве пассажира.

Наконец, окончена семилетка.