Лето с капитаном Грантом - Сергей Анатольевич Иванов

Опять он заботился не о себе, а о другом. Но ведь это нормально. У его родных душа болит за него. А у него — за них. И хотят помочь друг другу, чем могут.

— Знаешь, дед, у нас на турбазе был случай. Один парень закурил в спальне, а тут заведующая зашла: «Почему дым?» Он сигарету в рукав, в сам за окно показывает: «Вон там, за рекой, костер горит. Такой дымок приятный».

Дед смеется:

— Поверила?

— Она бы поверила, но у него рукав начал тлеть, руку обжег и взвыл.

— Нетерпелив был, значит? Муций Сцевола нашелся. Я прилягу, ты посиди еще. Или спешишь? Уроки-то сделал?

Дед тяжело улегся.

— Не боись, дед.

И они хорошо посмеялись вместе.

Когда Андрей уходил, он встретил в коридоре толстенького соседа:

— Слушай, ты к нему ходи почаще и матери передай. Когда вас нет, он грустный очень, ваш дед. А от грусти сахар, заметь, повышается — это медицинский факт. Ладно, пойду, наши проигрывают. И еще: гречневую кашу из дома носите — здесь продел дают, а он продел не ест.

После школы зашел в «Универсам», между кассами прохаживалась женщина в форменном халате.

— Скажите, можно мне купить гречку?

— Бывает. Но сейчас нет. Заходи на днях.

— Мне сегодня надо.

— Сегодня нет. — И она отвернулась, сказала кассирше: — Подумаешь, гречка. Не предмет первой необходимости.

Ну разве скажешь этой даме в серьгах, что дед болеет? И ничего не просит. И не от гречневой каши, конечно, люди выздоравливают. Но

только ему, Андрею, позарез надо достать эту крупу. И маме позарез нужно сварить из нее кашу. И отцу — Капитану позарез надо отвезти эту кастрюльку с кашей в больницу, в палату номер двадцать один. Почему позарез? Потому что для того, кому сейчас плохо, надо делать все, что можешь. Не умеешь вылечить? Значит, достань гречневую крупу. Хотя бы.

— Мне для больницы, — сказал Андрей в спину дамы с серьгами. Серьги раскачивались, почти задевая плечи.

— Диабетику, что ли?

Неужели даст? Есть же у нее хоть килограмм! Вон какая она важная — у таких все есть.

— Ну да, диабет. Человек в больнице.

— А диабетикам, — она повернулась к Андрею, звякнув серьгами, — дают в поликлинике специальные талоны на гречневую крупу. Чего же ты пришел и просишь? По талонам, только по талонам. По шестнадцатым числам. А сегодня у нас вовсе не шестнадцатое.

И пошла. А он стоял и соображал. Где поликлиника, где талоны, в какие часы принимает этот врач? Все проблемы, а кашу варить надо сейчас.

И тут подошел этот человек:

— Тебе гречка нужна? Ну пошли.

Чем-то он был похож на Профессора, только моложе. И Андрей пошел с ним. Почему-то они шли молча. Мелькнула в голове какая-то история о воровских шайках, об украденных детях. Андрей отбросил эти мысли. Украденные дети — кому нужен пятнадцатилетний обормот? И вообще, мужик был вполне симпатичный. Молчаливый? Ну и что?

Вошли в подъезд, поднялись на лифте. Человек открыл дверь своим ключом и крикнул с порога:

— Лариса! Тут парню гречневая крупа нужна.

Из кухни вышла Лариса в широком платье. Но все равно было заметно, что ждет ребенка. Андрей старался не смотреть на нее — как-то неудобно.

— Здравствуй, — совсем по-домашнему сказала Лариса. — Вот тебе гречка. Чаю хочешь?

— Спасибо, тороплюсь. В больницу надо, и еще кашу варить надо.

Из этого дома жалко было уходить. Никто здесь не расспрашивал, не удивлялся. Кто, что, почему. Почему хозяин дома привел с улицы незнакомого парня? Почему она, Лариса, должна снабжать его крупой? Кто он такой? А вдруг жулик? Нет, никаких таких вопросов здесь ни у кого не возникало. И сразу все становилось на свои места. Именно так нормально, только так. Кому-то нужна помощь — кто-то эту помощь оказывает. Без всплесков и расспросов. Только так. И в походе, и в городе, и везде.

— Здесь килограмм, — сказала Лариса. — Хватит?

— Да, конечно. Потом мы получим талоны, диабетикам полагается. Спасибо. — Андрей полез в карман за деньгами. Тут мужчина вышел в коридор.

— Знаешь что? Давай лучше так: в другой раз ты меня выручишь. Ладно? Или не меня — кого-нибудь еще.

— Ладно, — легко согласился Андрей.

— Беги, — сказал мужчина и повел Ларису за руку из коридора.

На улице Андрей подумал, что на антресолях у этих людей наверняка лежит байдарка. Интересно только — «Луч», «Салют» или «Эрзетка»? И еще — с какого возраста их будущий мальчишка будет ходить в походы?

В общем, Андрей понимал, что байдарки, может, и нет. Просто хотелось, чтобы она была.

Когда Андрей вернулся домой с банкой гречки, мама сказала:

— Смотри-ка, в банке. А я думала, что только мне это пришло в голову.

— Что пришло?

— Держать крупу в стеклянных банках. Садись обедать.

Маме было легче, когда Андрей дома. Как будто из-за болезни деда мама стала больше бояться за остальных близких. Или ей просто тяжело было оставаться одной?

Андрей обедал и рассказывал маме, откуда взялась банка с крупой. Ему казалось, что от этой истории любому человеку должно стать хорошо.

Андрей сел делать уроки. В голову все лезло плоховато, но он сидел, занимался. Распускать себя нельзя, нельзя.

Вошел отец.

— Можно посижу у тебя? Мешать не буду.

И тихо сел в углу на диван.

Но через некоторое время заговорил. Андрею даже показалось, что Капитан говорит не с ним, а сам с собой. Такой тихий был у него голос — голос для себя.

— Когда мы поженились, своей квартиры не было, комнаты — тоже. Дед сказал: «Живите у нас». У них однокомнатная квартира. По тем временам далеко не у всех отдельные квартиры, большинство в коммунальных. Однокомнатная. Как мы жили вчетвером в однокомнатной квартире? Теперь странно. А тогда — ничего. Перегородили комнату ширмой, на ней пальмы, попугаи нарисованы. Уютно.

Однажды деду показалось, что я к его дочери не так отношусь. Он ничего выяснять не стал — запустил в меня валенок. От души бросил, с силой, не заботясь о последствиях. Ох я обиделся! Раз так, думаю, все! А потом остыл, поразмыслил: спасибо, что валенком бросил, а не утюгом. Она же ему дочь, а я ему кто? Стать родным — это еще надо заработать. Потом я получал этим валенком еще три раза. Он никогда не объяснял за что. И ведь что интересно — мы с мамой никогда не ссорились, это не