Илийка. Не смолкает прибой - Анастасия Антоновна Зорич

— Ушел! Ушел, предатель! — Слава хотел ринуться в гору. Но капитан удержал его за плечо.

— Подожди! Поймали Савельева. Вон ведут. Взгляни! — Алексей Петрович указал в сторону дороги.

Только теперь Слава заметил там двух мужчин в гражданской одежде. Савельев понуро шел между ними.

— Так… значит, не ушел, — удовлетворенно произнес Слава. Он оглянулся на курень. Оттуда в сопровождении милиционера выходил Васька с вещевым мешком за плечами.

— Ну что, убедился? Теперь сядь, вытри кровь, — Алексей Петрович протянул платок.

— Я на ходу вытру. Посмотрю, как его усадят в машину. Хочу увидеть, что он никуда не убежал. — И Слава торопливо пошел в гору.

Алексей Петрович последовал за ним.

— Да никуда он теперь не денется. Успокойся… И как ты, Слава, в такой рубахе людям покажешься? Одни клочья висят, — сказал капитан. Не замедляя шага, он расстегнул и снял китель, а затем и легкую шелковую рубашку.

— На тебе рубашку. Бери! — скомандовал Алексей Петрович и надел китель прямо на голое тело. — А трапье это брось!

Слава повиновался. Он шел все быстрее, не замечая крутого подъема.

Алексей Петрович не останавливал его, пусть убедится, что преступник уже никуда не уйдёт.

— Как вы все узнали? Как здесь очутились? — спросил Слава.

— Оля передала, что ты напал на след. Я сейчас же отправился в управление госбезопасности, — ответил Алексей Петрович. — Оказывается, там уже все знали о замыслах Савельева и один ждал его около машины, а эти трое — в скалах. Они-то издали и видели, как ты пошел за Савельевым. За тебя они не очень опасались — Савельев ведь безоружен.

— Откуда они знали?

— Рыбак, у которого жил этот негодяй, заранее тщательно осмотрел его вещи. Да, да, не удивляйся. Этот рыбак еще раньше, до нас, сообщил о нем. И действительно, чего, спрашивается, человек выбирает для жилья такое неудобное место? Да еще и платить согласился втридорога. Это рыбаку сразу показалось подозрительным. Он и прописываться не хотел: зачем, мол, эти пустые формальности?…

— Значит, не я один, — как бы про себя заметил Слава, не спуская глаз с группы людей впереди. Они уже поднялись наверх и скрылись из виду.

— Я все-таки побегу! — Слава свернул с дороги и стал взбираться напрямик по крутизне. Алексей Петрович последовал за ним. Они вышли на шоссе как раз в ту минуту, когда Савельева усаживали в машину.

— Смерть тебе, предатель! — крикнул Слава.

Савельев, по-бычьи скособочив шею, взглянул на него и сейчас же отвернулся. Дверца за ним захлопнулась, и машина тронулась. Стоявший рядом «виллис», видимо, предназначался для Васьки, который все еще поднимался в гору, сопровождаемый милиционером.

— Ну-ка, орел, заглянем в аптеку. Уж больно ты хорош! С таким по городу страшно идти, — проговорил Алексей Петрович.

Когда Славе забинтовали голову, капитан взял такси и они поехали в порт.

Несколько матросов подошли к трапу. Они, очевидно, уже кое-что знали о Славе, потому что поглядывали на него со скрытым любопытством и явной доброжелательностью.

— Вот, привез орла, — сказал Алексей Петрович боцману. — Возьмите его, Захар Павлович, с завтрашнего дня под свою команду. Сегодня он еще мой гость.

Слава опасливо взглянул на боцмана. Он ожидал, что Захар Павлович вспомнит о их знакомстве. Вспомнит, как не очень вежливо выпроводил его с судна. Но боцман сделал вид, что видит Славу впервые, и, озабоченно потерев затылок, проговорил:

— Его можно с Костюченко в одну каюту поместить. Каюта светлая и самая теплая.

— Добро! Значит, с завтрашнего утра ставь новенького на вахту. Ну, Слава, а теперь пойдем ко мне.

Каюта капитана была совсем маленькой. Широкая темная портьера делила ее на две части. В первой половине стоял, круглый стол, у стены узкий кожаный диван. Под иллюминатором письменный стол и полка с книгами.

Во второй половине вещей тоже было мало. Только самое необходимое — кровать, ночной столик и шкаф.

— Выкупаешься, поешь и спать, — сказал Алексей Петрович. — Все проблемы решим завтра.

Капитан проводил Славу в ванную комнату, открыл горячую воду.

— А этот вентиль не трогай. Тут пар. Вот тебе полотенце. Тут у меня есть лишняя зубная щетка. Новая, даже не распечатана. А мыло это тоже возьмешь потом в свою каюту. И вот эти две рубашки… Да ты не смотри. Они все равно на меня малы. Лежали без толку.

— Новые же они совсем, не надо.

— Новые, но ничего не поделаешь — малы. Бери, бери. Вот китель и брюки. Тоже пригодятся. Мне некому оставлять, наследников пока не предвидится, — улыбнулся капитан. — А это твой чемоданчик. Надо, чтоб ты у нас по всем правилам матросом был. Что это за моряк без хозяйства? А так будешь по всем статьям подходящий мореход.

Алексей Петрович точно сына или младшего брата обряжал в рейс. Никогда бы Слава не поверил, что этот суровый, даже чуточку грубоватый человек может быть таким внимательным. И совсем не за вещи, наложенные ему в чемодан, сказал он тихо, дрогнувшим голосом:

— Спасибо.

И капитан понял, почему он сказал это «спасибо». Он на миг застыл с кителем в руке, глядя в иллюминатор. Что вспомнил капитан? Вероятно, тот день, когда его, голодного, оборванного мальчишку, привел в свой курень барба Спира. Вспомнил ту теплоту, с которой к нему отнесся старый моряк…

— За все вам спасибо! — повторил Слава.

— Оставь! Я ж для себя стараюсь. Через год-два я буду иметь отличного рулевого. Верно?

— Верно, Алексей Петрович.

— Вот видишь. А когда хороший рулевой на вахте, капитану не заказано лишние полчасика поспать. Ну, а теперь полезай в ванну. Вода хорошая.

Только растянувшись на койке, Слава почувствовал, как он устал, обессилел. Он хотел положить пониже подушку, да так и не успел, потому что уснул глубоким, спокойным сном.

Он не проснулся даже тогда, когда пришел Иван Тимофеевич. Старик разыскивал Олю и на всякий случай пришел на «Труженик моря» узнать, не на судне ли она.

— Из дому ушла еще вчера, — взволнованно говорил он, — Не хочет уезжать с бабушкой в Москву. Вот убежала. Я думал — она у Спиры. Звонили к нему из лоцманской. И там ее нет.

— Да она, вероятно, у Николая Степановича. Я схожу к нему, — предложил Алексей Петрович.

— Нет, нет, я сам пойду… Как она могла никому ничего не сказать?…

— Зачем же вы, Иван Тимофеевич, ее насильно отправить хотели?

— Так ведь я хотел как лучше, — вздохнул старик. — Дома она и по-хозяйству, и на базар, и стирка… А в Москве ей помогли бы выучиться.

— И здесь выучится. И здесь помогут. Пусть девочка остается.