Побег из Олекминска - Вера Александровна Морозова

хватает?! — Молодой человек в светлом костюме и шляпе-котелке поигрывал тростью.

— Почему? В Саратове так много охотников? — Мария пытливо его оглядела. И успокоилась: чутье на шпиков у нее отличное. Слава богу, этот — обыкновенный лоботряс. И с улыбкой переспросила: — Много охотников?

— Бог с вами... Какие охотники? Саратов — провинциальный город: мощеными являются только улицы Московская да Немецкая, а по прочим чиновники от грязи осенью ходят в охотничьих сапогах. Нет, не смейтесь, любезная, сущая правда... Грязища непролазная. Такой нелепый климат: или нужно спасаться от пыли или от грязи...

Мария искренне рассмеялась и, придерживая пачку с книгами, перешла на другую сторону улицы, где располагалась фотография «Кочин и сыновья». Какие удивительные портреты в витрине: дети с распущенными локонами в матросках и дамы, лица которых скрывала вуаль, вошедшая в моду. «Зачем делать снимок, — удивилась Мария, — коли лица не разглядеть? Разве для показа мехов!» И невесты в каскаде кисеи с букетиками флердоранжа. И семейные купеческие портреты, когда здоровенный купчина спиной прижимался к стулу, положив руки на колени. Волосы тщательно расчесаны на прямой пробор и смазаны репейным маслом. Выражение лица каменное. И рядом стоит жена с таким же каменным лицом, рука ее покоится на плече мужа. Были и портреты. И опять купчина в парадной тройке с золотой цепью. Это так называемые кабинетные портреты. И, желая показать, что нет предела мастерству господина Кочина и его сыновей, на шнурах висел снимок, сделанный на похоронах. На переднем плане гроб с кистями. За гробом убитые горем родственники, венки с развернутыми лентами. К снимку прикреплена цена — пять рублей двадцать пять копеек.

Мария отпрянула — мир частной инициативы верен себе.

Жила она в рабочей семье на юго-западной окраине города. Сняла койку и попытала счастья отыскать место в шляпной мастерской. Место нашлось, пробу выдержала с успехом — мастерица превосходная. После отъезда из Самары она сильно изменилась, годы странствия сказались благотворно. Из Екатеринослава попала в Одессу. В Одессе начала серьезным образом заниматься самообразованием, вошла в кружок и все свободные дни проводила в Публичной библиотеке. Читала систематически. Программу составила обширную и штудировала книгу за книгой по социальным и философским вопросам. Пробелов в знаниях много, ох как много! Идеи революции ее захватили. Хотелось все понять, все уяснить. В Одессе занялась партийной работой, и вскоре пришлось перейти на нелегальное положение. В Саратов приехала уже профессиональным революционером.

Сегодня для нее большой день — первое занятие кружка рабочих-металлистов. Думала, как начать занятие, и решила, что лучше всего с объяснения рабочим того, что называется прибавочной стоимостью.

На гористой улочке, которых так много в городе, в домике с потрескавшимися стеклами, у тихой вдовы решили проводить встречи кружковцев. Улочку с трудом разыскала сама. У уличной тумбы ее встретил паренек. В руках «Биржевые ведомости». Парень едва не снял фуражку, завидев ее. Да, с конспирацией в Саратове дело плохо, огорчилась она. Ишь как в улыбке расплылся, а ведь должен просто идти вперед на десять шагов.

Бедность-то какая... Вот здесь и начинался настоящий Саратов — с лачугами, с оврагами, заросшими крапивой, с буйными кустами бузины, с козами, облепленными репейником, с собаками со впалыми боками и клокастой шерстью.

Парень, несмотря на жару, одет в темный костюм, в белую косоворотку, подпоясанную крученым ремешком, в сапоги, начищенные до блеска. «Это хорошо, на урок, как на праздник, собрался, — подумала Мария.— Интересно, как другие рабочие придут».

Кружковцы Марию удивили и смутили. На столе, покрытом чистой скатертью, стоял пузатый самовар, на тарелочке сушки и пряники. Горкой чашки в тот самый красный горошек, что видела в магазине на Московской улице. Вдоль стола — лавки. На лавках — рабочие солидного возраста. Некоторые в костюмах-тройках с цепочками от часов в жилетных карманах. Костюмы шевиотовые, пахнут махрой, (так хозяйки хранили парадную одежду в сундуках от моли). Костюм покупался на всю жизнь один — приурочивалась покупка к свадьбе, его надевали считанное количество раз по праздникам, а затем в нем и хоронили. Иногда костюм переходил от отца к сыну. Почти на всех костюмы выглядели словно с чужого плеча. Это обстоятельство никого не смущало. Люди солидные. В руках тетрадки для записей. Молчали и откровенно ее рассматривали. Потом переглянулись и выжидательно затихли.

Мария поняла, что впечатление она произвела неблагоприятное. Рабочие недоумевали: зачем такую прислали? Слишком молода для революционера... Никакой солидности... Ждали мужчину крепкого, коренастого, с бородой-лопатой, такому можно было и поверить. У него, поди, и степенность, и не один арест, да и не один год тюрьмы за плечами, — все знает. Революция — дело нешуточное, с большими опасностями связана. А тут женщина... К тому же красивая. Лицо привлекательное, свежее, с румянцем во всю щеку. Черты правильные, словно точеные. Лоб высокий, и на подбородке лукавая ямочка. Губы строгого рисунка. Глаза поражали синевой. Ресницы длинные, пушистые. Картинка, одним словом, картинка. Такую не в революцию пускать, а вставить в рамку, смотреть да любоваться. Нет, революция — дело не женское.

Мария раскраснелась и чувствовала себя ужасно: разглядывают рабочие, многим из которых она в дочери годится. Все премудрости о прибавочной стоимости, которые она и ночью повторяла, боясь, что речь не будет доходчивой, исчезли. От волнения пересохло в горле, ей стало страшно: чему она может научить этих людей?!

Молчание становилось все заметнее и тяжелее. И непосредственная, как всегда, Мария срывающимся голосом спросила:

— Может быть, вам, товарищи, другой агитатор нужен... Тут в Саратове и Поливанов работал, и по селам ходила Софья Львовна Перовская... Я никаких подвигов за плечами не имею. Пожалуй, нам лучше разойтись... Так я понимаю ваше молчание, товарищи?

Кружковцы дружно рассмеялись. Ай да барышня! Поняла, что доверия не внушает, и готова отказаться, и в бутылку не лезет.

Новиков, степенный рабочий, достал из жилетного карманчика часы и, посмотрев на время, присвистнул:

— Кончай, братва, в гляделки играть — не на смотрины пришли. Раз товарища прислали, значит, знают кого и доверие с нашей стороны должно быть полное. — Новиков, посмеиваясь, обратился к Марии: — Только, голуба душа, помни слова Некрасова: «Правилу следуй упорно, чтобы словам было тесно, мыслям просторно».

Все добродушно рассмеялись: ай да Новиков! Рассудил так рассудил!

Мария была ему очень благодарна: великое дело — тебе поверили. Сердце радостно колотилось. И она решила начать с рассказа о декабристах.

— Сегодня, 13 июля, день памяти первых русских революционеров-декабристов. Прошел семьдесят один год с того дня, когда эти