Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков

После поездки «на воды» здоровье Белинского не поправилось. 26 мая 1848 г. на 37-м году жизни он умер от чахотки.

В это же время в Москве существовал другой кружок университетских студентов – кружок Герцена и Огарева. У обоих кружков было много общего, но были и различия, о чем много лет спустя Герцен написал в «Былом и думах». Общей чертой кружков Герцена – Огарева и Станкевича была их социальная устремленность, попытка найти ответы на насущные вопросы действительности. Говоря о кружках 30-х гг., Герцен указывал: «Главная черта всех их – глубокое чувство отчуждения от официальной России, от среды, их окружавшей, и вместе с тем стремление выйти из нее, а у некоторых порывистое желание вывести и ее самое»654. Если кружок Станкевича занимался преимущественно проблемами философии и этики, то кружок Герцена и Огарева – социально-политическими проблемами. Определенные контакты между кружками были, но расхождение интеллектуальных интересов создавало между ними некоторую отчужденность. Герцен вспоминал: «До ссылки [Герцена] между нашим кругом и кругом Станкевича не было большой симпатии. Им не нравилось наше почти исключительно политическое направление, нам не нравилось их почти исключительно умозрительное. Они нас считали фрондерами и французами, мы их – сентименталистами и немцами»655.

Несомненным лидером в кружке был Александр Иванович Герцен. А. И. Герцен родился в Москве 25 марта 1812 г. Первоначальное образование, полученное от домашних учителей и гувернеров, было весьма разносторонним: он читал русских и западноевропейских писателей – Жуковского, Пушкина, Рылеева, Вольтера, Гете и других, был знаком с работами известных естествоиспытателей – Кювье, Сент-Илера. Сильное влияние на формирование мировоззрения молодого Герцена оказали декабристы. «Рассказы о возмущении, о суде, ужас в Москве сильно поразили меня, мне открывался новый мир, который становился больше и больше средоточием всего нравственного существования моего; не знаю, как это сделалось, но, мало понимая или очень смутно, в чем дело, я чувствовал, что я не с той стороны, с которой картечь и победы, тюрьмы и цепи… Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребячий сон моей души», – писал позже Герцен656. Со своим другом Н. П. Огаревым он поклялся отомстить за казненных и сосланных борцов, поднявшихся на борьбу против самодержавия.

В 1829 г. Герцен поступает на физико-математический факультет Московского университета. «Я избрал физикоматематический факультет потому, что в нем уже преподавались естественные науки, а к ним именно в это время развилась у меня сильная страсть»657. В 1833 г. успешно (с серебряной медалью) он окончил университет. Будучи студентом, Герцен изучал естественные науки, увлекался философией. Он пишет работы: «О месте человека в природе» (1832), «Аналитическое изложение солнечной системы Коперника» (1833), в которых пытается найти единственно правильный метод для естественных наук. А для этого, как он считает, необходимо преодолеть разрыв между эмпиризмом и рационализмом.

Интересуют его и социально-политические учения. Особенно те, в которых утверждается «ненависть ко всякому насилию, ко всякому правительственному произволу». Неудивительно, что, как вспоминает позже Герцен, «сен-симонизм лег в основу наших убеждений и неизменно остался в существенном»658. Студенческому кружку, который он организовал вместе с Огаревым, Герцен придавал большое значение: «Мы были уверены, что из этой аудитории выйдет та фаланга, которая пойдет вслед за Пестелем и Рылеевым, и что мы будем в ней»659. Члены кружка (Н. И. Сазонов, Н. М. Сатин, В. В. Пасек, Н. Х. Кетчер и др.), хотя и занимались политической пропагандой, не имели еще ни четкой программы, ни ясности во взглядах. «…Что мы собственно проповедовали, трудно сказать, – писал Герцен. – Идеи были смутны, мы проповедовали декабристов и французскую революцию, потом проповедовали сен-симонизм и ту же революцию, мы проповедовали конституцию и республику, чтение политических книг и сосредоточение сил в одном обществе»660.

Летом 1834 г. члены кружка Герцена – Огарева за «пение дерзких песен» арестовываются. В марте 1835 г. Герцена ссылают в Пермскую губернию (Пермь, Вятка, Владимир). В ссылке он много работает, участвует в выпуске газет, пишет ряд этнографических и художественных произведений.

Еще до ссылки Герцен начал изучать религию, считал раннее христианство гуманистически-демократическим учением. В ссылке интерес к религии усиливается не без влияния религиозно-экзальтированной невесты Н. А. Захарьиной и глубоко верующего друга – ссыльного архитектора А. Л. Витберга. Однако его произведения конца 30-х гг. («Лициний» и «Вильям Пен») – конкретное воплощение того пути, которым религиозное воззрение, по словам самого Герцена, «перерабатывалось не в мистицизм, а в революцию»661.

Так заканчивается период становления мировоззрения Герцена. В письме к Огареву от 14 ноября – 4 декабря 1839 г. он пишет: «Кончились тюрьмою годы ученья, кончились ссылкой годы искуса, пора наступить времени Науки в высшем смысле и действования практического»662.

В 1839 г. Герцен возвращается в Москву, где быстро сближается с Белинским, Бакуниным, Грановским, участвует в литературных и философских дискуссиях. Споры в кругу московских друзей Герцена шли вокруг философии Гегеля. Изучение гегелевской философии убедило Герцена, что Гегель силен не своими консервативными разглагольствованиями о прусской монархии, а диалектическим методом. «Философия Гегеля – алгебра революции, она необыкновенно освобождает человека и не оставляет камня на камне от мира христианского, от мира преданий, переживших себя» – таков главный вывод Герцена об учении «исполина немецкой философии»663.

Переезд в Петербург весной 1840 г. был кратковременным. Жандармы, перлюстрировавшие его письма, обвинили Герцена в распространении «вредных слухов» и сослали в Новгород, где он и прожил до 1842 г.

По возвращении из ссылки и вплоть до отъезда за границу в январе 1847 г. Герцен живет в Москве. Этот период жизни русского мыслителя отмечен интенсивной работай, созданием двух наиболее известных его философских работ – циклов статей «Дилетантизм в науке» (1843) и «Письма об изучении природы» (1845–1846). В этих произведениях он отстаивал материализм, связь философии с естествознанием, диалектику, подчеркивая необходимость «союза современной философии с социализмом». Новое время, указывал Герцен, требует новой науки, которая способствовала бы строительству новой жизни. «Письма об изучении природы» получили высокую оценку В. Г. Белинского и Н. Г. Чернышевского, есть свидетельство об одобрительном отзыве о ней также Ф. М. Достоевского. В это же время он создает известные художественные произведения «Кто виноват?», «Сорока-воровка», «Доктор Крупов», в которых выступает как писатель-реалист, непримиримый противник крепостничества и самодержавия.

В 1847 г. Герцен уезжает за границу. Знакомство с буржуазным Западом утвердило его в мысли о необходимости экономических преобразований. С другой стороны, он увидел несостоятельность, абстрактность идеалов западноевропейских социалистовутопистов: «Они были сами по себе полны желанием общего блага, полны любви и веры, полны нравственности и преданности, но не знали, как навести мосты из всеобщности в действительную жизнь, из стремления в приложение»664.

В 1850 г. Герцен отказывается возвратиться в Россию, его объявляют царским указом «вечным изгнанником из пределов Российского государства». В письмах к друзьям он писал: «Я остаюсь здесь не только потому, что мне противно, переезжая через границу, снова надеть колодки, но для того, чтобы работать. Жить, сложа руки, можно везде; здесь мне нет другого дела, кроме нашего дела»665. В Европе Герцен сближается со многими революционными и социалистическими деятелями – Маццини, Гарибальди, Прудоном, Мишле, Л. Бланом и другими. В 1851 г. он публикует на немецком и французском языках книгу «О развитии революционных идей в России», в которой рассказывает о восстании декабристов, об идеях Чаадаева и Белинского, пытаясь доказать, что Россия будет идти к социализму иным путем, отличным от Запада.

В 1853 г. он открывает первую русскую вольную типографию. «Основание русской типографии в Лондоне, – писал он, – является делом наиболее практически революционным, какое русский может сегодня предпринять»666. А с 1857 г. зазвучал гневный набат его «Колокола», который издавался до 1867 г.

После отъезда Герцена из Лондона он постепенно расходится во взглядах со старыми товарищами, а с «молодыми штурманами будущей бури» не находит взаимопонимания. В «Письмах к старому товарищу» (1870) он своеобразно подводит итог своей революционной пропаганде, критикуя Бакунина, призывающего «бунтовать народ». Чтобы создать новое общество, нужен не бунт, а новые идеи и воспитание народных масс. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри»667.