Андрей Ранчин - Путеводитель по поэзии А.А. Фета

209

См. о любви Фета к Марии Лазич подробнее в главе, посвященной анализу стихотворения «Шепот, робкое дыханье, трели соловья…» (раздел «Автобиографическая основа»).

210

Абсолютно несостоятельно бездоказательное утверждение В. А. Кошелева, что стихотворение «На качелях» — «один из самых вдохновенных в мировой литературе манифестов любви и супружеской верности» [Кошелев 2006, с. 112]. Во-первых, этому противоречит свидетельство самого поэта: Фет и М. П. Боткина обвенчались 16 августа 1857 г. — не за сорок, а за тридцать с небольшим лет до написания стихотворения. Во-вторых, в письме Я. П. Полонскому Фет, если бы писал о себе и жене в далеком прошлом, не преминул бы это отметить, вместо того чтобы упоминать о безымянной «девушке» (Я. П. Полонский с Марией Петровной был знаком). В-третьих (и это главное), если не счастливая, то внешне безмятежная супружеская жизнь четы Фетов-Шеншиных никак не могла ассоциироваться с «игрой роковой». «Роковая» игра-любовь, — конечно, отнюдь не супружеский союз.

211

В. А. Кошелев, демонстрируя поразительную для исследователя фетовской поэзии эстетическую глухоту, трактует «роковую игру» как «осознание конца жизни» [Кошелев 2006, с. 288]. Естественно, такое понимание никак не подтверждается текстом.

212

Женитьба Фета на М. П. Боткиной — сестре критика В. П. Боткина, происходившей из богатой купеческой семьи, в 1857 г. была, видимо, браком по расчету (ср. свидетельство брата графа Л. Н. Толстого Сергея Николаевича, сохраненное Т. А. Кузьминской [Кузьминская 1968, с. 174]; см. также: [Бухштаб 1974, с. 35–36]. Впрочем, письма Фета Марии Петровне и ее брату В. П. Боткину свидетельствуют, казалось бы, против такого заключения; см.: [Письма Фета к невесте 1999]; см. также: [Кошелев 2006, с. 109–111].

213

Показательно и замечание Б. Я. Бухштаба о стихотворении «Еще акация одна…» (1859): «<…> Любовь раскрывается в желании задержать время» [Бухштаб 1959а, с. 63]. Речь идет о строках: «К твоим ногам, на ясный круг / Спорхнула птичка полевая. // С какой мы робостью любви / Свое дыханье затаили! / Казалось мне, глаза твои / Не улетать ее молили. // Сказать „прости“ чему ни будь / Душе казалося утратой… / И, собираясь упорхнуть, / Глядел на нас наш гость крылатый». Ср. у Л. М. Лотман: «В „Вечерних огнях“ появляется целый цикл стихов (не выделенный формально в цикл), посвященных трагически погибшей возлюбленной юности Фета Марии Лазич. Вечность, неизменность, постоянство любви к ней поэта, его живое восприятие давно ушедшего человека выступают в этих стихотворениях как форма преодоления времени и смерти, разделяющих людей» [Лотман 1982, с. 444–445].

214

См. примеры в главе, посвященной анализу стихотворения «Как беден наш язык! — Хочу и не могу…».

215

Несомненна параллель с пушкинскими строками из гимна Председателя в «Пире во время чумы»: «Всё, всё, что гибелью грозит, / Для сердца смертного таит / Неизъяснимы наслажденья — / Бессмертья, может быть, залог» [Пушкин 1937–1959, т. 7, с. 180].

216

Не случайно «игра» названа «роковой», — по-видимому, в обоих значениях этого слова: ‘опасная, гибельная’ и ‘предопределенная, предначертанная судьбой’.

217

Примеры приведены М. Л. Гаспаровым [Гаспаров 1984, с. 172].

218

Стихи «Тем отрадней взлетать над землей / И одним к небесам приближаться» могут рассматриваться и как два предложения: «Тем отрадней взлетать над землей» и «[Тем отрадней] к небесам приближаться».