Алексей Ахматов - Проблемы философии права евразийства

Ознакомительный фрагмент

Вообще, говоря очень обобщенно, в основе евразийской доктрины лежат три априорных постулата: 1) существование особого континента

Евразии, характеризующегося специфическими для данного климатического региона природными условиями и ландшафтами; 2) жительство на этой территории порождает определенный культурно-исторический тип нравственности, менталитета, религиозности (в этом положении евразийцы развивали идеи Ш. Монтескье, В.И. Ламанского и В.О. Ключевского); 3) культурный менталитет и географические условия жизни народа порождают особую социально-политическую организацию на территории Евразии. Империя Чингиз-Хана, Московское государство, Российская империя, СССР, с точки зрения евразийцев, несли в себе зародыш будущего евразийского государства[23].

Евразийцы подчеркивали, что название их учения связано с понятием «месторазвитие», т. е. особой цивилизацией, сферой взаимопроникновения природных и социальных связей русского народа и народов т. н. «Российского мира», являющихся не европейцами, не азиатами, а именно евразийцами[24]; «русские люди и люди народов „Российского мира“ не суть ни европейцы, ни азиаты. Сливаясь с родною и окружающей нас стихией культуры и жизни – мы не стыдимся признать себя – евразийцами»[25]. Евразийцы считали, что: «Мы должны осознать себя евразийцами, чтобы осознать себя русскими. Сбросив татарское иго, мы должны сбросить и европейское иго (курсив мой – А.А.)»[26]. В евразийской литературе отмечалось: «Много ли на Руси людей, в чьих жилах не течет хазарской или половецкой, татарской или башкирской, мордовской или чувашской крови? Многие ли из русских всецело чужды печати восточного духа: его мистики, его любви к созерцанию, наконец, его созерцательной лени? В русских простонародных массах заметно некоторое симпатическое влечение к простонародным массам Востока, и в органическом братании православного с кочевником или парнем Азии… Россия есть не только „Запад“, но и „Восток“, не только „Европа“, но и „Азия“, и даже вовсе не Европа, но „Евразия“…»[27]. Еще всемирно известный химик Д.И. Менделеев отмечал: «Страна-то наша особая, стоящая между молотом Европы и наковальней Азии, долженствующая так или иначе их помирить…»[28].

Необходимо отметить, что кроме евразийцев уже в начале XX века взгляды многих других исследователей обратились на Восток, как на «источник» с большим потенциалом для разработки новых научных концепций. Л.П. Карсавин писал в связи с этим: «Задача наша – хотя бы несколько уяснить русскую идею в ее отношении к Западу и Востоку. Очевидно, нам необходимо взять за исходящее то, что наилучше нам известно и в России, и на Западе, и на Востоке. Но если мы обратимся к истории Востока, мы без труда убедимся, что она нам почти неизвестна, за исключением двух ее составляющих – религии и искусства. Истории Востока у нас нет... (выделено мной – А.А.)»[29].

В свою очередь историк М.Рейснер писал, что: «Нет никакого сомнения, что Восток смог бы и обожать победоносное развитие Европы, если бы не ряд обстоятельств, остановивших развитие восточного хозяйства и приведших его, с одной стороны, к окостенению и застою, а с другой, – к такому развитию мистической магической и теократической идеологии, которая, в конце концов, и окрасила собой в глазах европейцев всю восточную культуру»[30]. Отечественные философы не только на Родине, но и в эмиграции, думая о путях развития России, мыслями «поворачивались» к Востоку как источнику новых начал социально-культурного обустройства России. Н.А. Бердяев писал о евразийцах: «В эти годы (20-е гг. прошлого века – А.А.) в среде русской молодежи, более обращенной к политике, образовались новые течения, отличные от течений старой эмиграции, получивших наименование „пореволюционных“. Таковы были, прежде всего, евразийцы, утвержденцы, впоследствии младороссы. Пореволюционная молодежь, в противоположность старой эмиграции, признала революцию и пыталась утверждать не дореволюционное, а пореволюционное. Они примирились с тем, что произошел социальный переворот, и хотели строить новую Россию на новой социальной почве»[31] (курсив мой – А.А.). В своих исследованиях евразийцы продолжили лучшие традиции русской исторической школы Н.М. Карамзина, А.Н. Щапова, В.О. Ключевского и др. Евразийцы были продолжателями мощной традиции русского философского и исторического мышления. В то же время в среде русской эмиграции, кроме евразийцев, активно действовали представители других интеллектуальных течений: новоградцы, утвержденцы и др.

Кроме вышеуказанных исследователей, к евразийцам можно отнести Л.П. Карсавина, Г.В. Вернадского, В.Н. Ильина, Б.Н. Ширяева, А.В. Кожевникова, Д.П. Святополк-Мирского, В.П. Никитина, В.Н. Иванова, Я.Д. Садовского и др. Евразийцем является также выдающийся историк и географ, сын знаменитых поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева, основатель теории пассионарности и автор известной для любого современного отечественного историка работы «Этногенез и биосфера Земли» Лев Николаевич Гумилев. Так, в одном из своих последних при жизни интервью он сказал: «Вообще меня называют евразийцем – и я не отказываюсь. Вы правы: это была мощная историческая школа. Я внимательно изучал труды этих людей. И не только изучал. Скажем, когда я был в Праге, я встречался и беседовал с Савицким, переписывался с Г. Вернадским. С основными историко-методологическими выводами евразийцев я согласен (курсив мой – А.А.)»[32]. В одной из своих работ Л. Гумилев писал: «Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство»[33] (выделено и курсив мой – А.А.). Уместно отметить, что Евразийство было идейнонеоднородным, в связи с чем состав участников движения часто менялся.

Изучение евразийства, да и любой научной школы, невозможно без подробного изучения творчества тех личностей, которые являются основателями и идейными вдохновителями того или иного социально-политического течения. Как представляется, среди множества приверженцев евразийства в 1920-30 гг. можно выделить несколько его «отцов-основателей», т. е. тех, кто непосредственно стоял у истоков формирования теоретической базы всего евразийского движения, и благодаря огромным трудам и стараниям которых, евразийство получило впоследствии широкую известность и популярность в русской эмигрантской среде.

Основателем евразийского учения, его вдохновителем был Николай Сергеевич Трубецкой (1890 – 1938). Он активно занимался изучением философии, этнографии, истории культуры. В 1920 г. Н.С. Трубецкой эмигрирует за границу. Сначала в Софию (где и зарождается собственно евразийство), а затем в Вену и Австрию[34]. Трубецкой является автором знаменитой работы «Основы фонологии»[35], без ссылок на которую, теперь не обходится ни один теоретик-языковед. Другим основателем евразийства был Петр Николаевич Савицкий (1895 – 1968). Выдающийся экономист, географ, историк, культуролог, дипломат, свободно владеющий шестью европейскими языками. На книгу Н.С. Трубецкого «Европа и человечество»[36] первым откликнулся именно Савицкий своей статьей «Европа и Евразия». Так был введен в новом, «узком» значении, термин «Евразия». Савицкий говорил о Евразии, противостоящей как Европе (западной), так и Азии (переднему Востоку, Индии, Дальнему Востоку). В число основоположников евразийства входит также Петр Петрович Сувчинский (1892 – 1985). Выдающийся искусствовед, теоретик музыки, публицист и философ. В Болгарии он организовал российско-болгарское издательство, в котором и вышли в свет «Европа и человечество» Трубецкого и первый сборник евразийцев «Исход к Востоку». Он был активным автором всех «Евразийских временников», «Евразийских хроник», журналов «Версты» и газеты «Евразия». Сувчинскому принадлежит разработка концепции бытового православного исповедничества, обеспечивавшего на всем протяжении этнической истории православного населения Евразии устойчивость жизненных форм приходской общины. К основоположникам евразийства относится также Георгий Васильевич Флоровский (1893–1979) – философ, религиозный мыслитель. В 1930 г. эмигрировал в Болгарию, где активно участвовал в издании первых евразийских сборников. Однако, после раскола в движении отошел от движения по богословским вопросам, подверг его критике, впервые употребив широко используемый потом оппонентами евразийства термин «евразийский соблазн». Позже он преподавал в институтах Праги, Парижа, Белграда. С 1948 года работал в США, преподавал в различных учебных заведениях (Гарвард, Принстон и др.). Являлся одним из учредителей Всемирного совета церквей[37].