Славянский Теремок - Владимир Иванович Баранчиков

грусть цепко охватила трепетное сердце тонкого ценителя красоты Прекрасной Дамы, взывая к великим порывам. Дурак возвратился в номер и стал думу думать: где он встретится с Василисой и как он покорит ее своим интеллектом.

Наутро, заглянув в кем-то оставленную на столике ресторана "Теремок" газету, Дурак с трудом оторвал глаза от подмигивающей ему с рекламы полуодетой девушки. И вот что выяснилось из местной прессы: оказывается, парламент здесь тоже существует, но не как место для дискуссий: посидят часик-другой старушки на скамеечках, да и домой пора, делом заниматься. Но вот чему поразился Иван: врачей и юристов в этой стране нет, не востребованы, и стар и млад в перманентном здравии пребывает, так как питаются правильно, по- теремковски. Банки служат только для выдачи денег населению, а ежели выдали кому сколько надо — это просто подарок, пользуйся на здоровье, возвращать не надо, поэтому и берут редко.

На третий день ездил Иван на ознакомительную поездку по столице Несегодняшней. Вдоль дорог портреты Кощея и Василисы Премудрой развешаны, изревновался совсем Дурак, опечалился, а потом, к счастью, отвлекся на спелые фрукты: арбузы, дыни и эскимо на палочке. Автобус с туристами останавливался для угощения, прямо с куста рвали. Чистые там они, сразу и кушай, все включено и вымыто. Не то что в Шенгене. А природа в Светлом Несегодня живописная: горы, водопады, луга, коровы пасутся, и что характерно — тоже с рогами, а в каждом стаде справедливая пропорция — по пятьдесят коров и один бык. А баранов нет. А горы, повторяюсь, есть. Странно… А еще заметил Иван, что народ здешний с прекрасной природой заодно, очень общительный, радушный и гостеприимный. Аборигены поведали, мол, раньше водку продавали с восемнадцати лет до 20–00, после чего все были общительными, радушными и гостеприимными.

Буки: — Только подумал Иван направиться в гости к Василисе Прекрасной, махнуть на Гусях-Лебедях прямо в Теремок, как шпионы Кощеевы влезли ему в память оперативную, все прознали и доложили о дорожной карте Ивановой самому Бессмертному. Разорался Кощей, разъярился, стал ножками дрыгать:

— Где мои военно-космические силы со многими Махами?

— Ваше Бессмертие, Змей Горыныч на модернизации изволит быть! — Главный Воевода ответствовал.

— Что за модернизация?

— Морденизация! Три головы ему меняют на современные, гиперпламенные, тайваньские! И хвост покрасят в модный цвет.

— А где моя БесГвардия?

— Миллион Чертей на позиции, Ваше Бессмертие, только Указик извольте подписать для законности!

Тут же, не слезая с трона, сочинил Кощей указ нещадный: Ивана-Дурака в Терем не пускать, изловить и в тюрьму посадить за что-нибудь неважно за что, сами придумайте. А Скрепу изолировать надежно в подземном месте секретном, где наша главная атомная бомба запрятана, а то забыл я, где…

— Бу зде, — отчеканил Главный Воевода.

Веди: — Летели Гуси-Лебеди с Иваном не подозревающим на встречу в главный ресторан, что на холме высоком, но Черти хитрые с облака спрыгнули и в небе Дурака схапали, кандалы прицепили и в тюрьму заточили. Не отчаялся Дурак и стал взывать в подвале сыром:

— Щука, где ты? Помоги добру молодцу!

Открывала Щука рот, но не слышно, что поет… Совсем закручинился Иван:

— А что делать-то, когда еще и не начинал? Разве стоило? Не дождешься помощи!

Буки: — Да и Василисе несладка судьбинушка выпала: оторвали внезапно от трапезы, теремковских блинов недоеденных. Как обидно расстаться с вкуснятиной да в тюрьму заточаться безвинною. Только дверь по за нею захлопнулась, объявила тут сразу Прекрасная на три часа диету жестокую, в знак протеста щемления девственниц. А потом настрочила претензию: так, мол, так, не смогу выполнять свои функции под морально-голодным давлением, без свободы и пищи отсутствия ресторана мною любимого.

Растерялся смотрящий за Светлое, и собрал темной ночью советников по повестке: шо делать, ребятушки? Затряслись тут все умные головы, что привыкли смотреть в одну сторону, ибо правду нести отучилися, а опасность с порога нагрянула — захватили с собою подгузники. Только Шут предложил по наивности:

— А давай учиним перемирие, и поженим Ивана безродного с Василисой Премудрой на пятницу. Погуляем неслабо на празднике, в Теремке попируем немеряно, подеремся в финале, как водится. Будет праздник в стране, коих в памяти у меня и всех долго не было.

Помрачнел тут Кощей от злобливости:

— Никому не отдам Скрепу в замужи!

Закричал на весь мир дурным голосом:

— Не бывать Дураку в сочетании, где счастливо танцуют брачующи…

Вдруг махнул он рукой от отчаянья, и попал себе в пах ненамеренно, а иглой той в яйцо зауколенный, он от боли корчмя рассупонился и затих вдруг, бессмертьем покинутый.

И открылись все двери тюремные, полетели вольны Гуси-Лебеди, принесли Василису Прекрасную ко дворцу, где Иван уже царствовал. И обнялись они как совстретились, и сказали народу на площади:

— Мы играем союз свой безвременный, он сердечен и прав по рождению, ну а вы — городяне свободные, нет на вас ни слуги, ни приказчика. Быть отныне народу счастливому, рухнут тюрьмы и злобы Кощеевы, заживем мы свет'ло уж сегодня же, со всем миром дружны, во согласии.

Веди: — Так гуляли три дня в новопризнанной, нарекли ее Вечно Счастливою, а затем молодые на Лебедях полетели в Москву златоглавую. И стояли они там на площади, Соловья с Красной башни подскинули и сказали: уйди по-хорошему. Испугался Разбойник, скукошился, и отдал свой свисток для хранения в том музее на площади, каменном. На Тверской всю рекламу заклеили фотографией Вани на Майбахе, ну, а рядом стояла Прекрасная, улыбаясь, с цветами весенними.

Буки и Веди дуэтом: — И с тех пор снизошло благолепие, весь бомонд аж затрясся от зависти: кто хочет — блины прям из Терема, ну а мед-свежачок токмо с пасеки.