Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков

Вторым началом общественности, противоположным солидарности, является начало личной свободы, самодеятельности индивидуального «я». Это начало также является важным и определяет общественные отношения, т. к. «существо Я, как особой, внутренней инстанции, конституирующей личное бытие, заключается именно в свободе, в спонтанности, в некоей изначальности, которою окрашена и проникнута личная жизнь»1315. Свобода – онтологическая первооснова человеческой жизни. Поэтому отказ от свободы означает самоубийство, а покушение на нее есть покушение на убийство человека, на противоестественное потребление в нем «образа и подобия Божия» и превращение его в животное, соответственно и общественная жизнь, как соборная, совместная жизнь человека, не может быть мыслима без свободы.

Поскольку начала солидарности и свободы противоположны и каждое из них абсолютно, первичное бытие, общество находятся в извечном противоречии этих двух начал. Ни одно из них не может быть победителем. Смерть одного влечет смерть другого. Поэтому должно быть третье, объединяющее и более высокое начало. Им является служение высшей, сверхчеловеческой, Божественной воле, начало благоговения. «Это начало стоит в резком противоречии с тем представлением о сущности человеческой и общественной жизни, которое возникло и укрепилось в новое время и которое, в лице учения о “правах человека” и о верховенстве “народной воли”, утверждает суверенность индивидуальной и коллективной человеческой воли»1316. Служение Богу, по мысли С. Л. Франка, выражается в идее нравственной обязанности как личности, так и общества. Обязанность человека – это всегда обязанность перед Богом.

В обществе, считает русский философ, существенное значение имеет начало авторитета. Правильно понятый авторитет есть не что иное, как свободное усмотрение духовной значительности лица. Авторитеты есть в любом человеческом деле – в религии, науке, власти.

Следствием начала авторитета является другое начало – иерархизм. «Как люди всегда не равны по своим физическим и душевным свойствам, так они не равны по своему социальному положению, по своим правам и обязанностям. Везде и всегда, при всяком общественном строе, на каких бы началах он ни был основан, существует неизбежное неравенство между властвующими и подчиненными, между людьми, стоящими на разных ступенях общественной лестницы»1317.

Своеобразным следствием начала авторитета является аристократизм как господство достойнейших, и его другая сторона – господство меньшинства. Когда же два принципа вырождаются, наступает господство случайных людей. В этом случае осуществляется принцип единовластия, будь то монарх или «народный» вождь.

Противоположным началу неравенства выступает начало равенства членов общества. Люди равны перед Богом в двояком отношении: поскольку Бог есть трансцендентное, абсолютное, совершенное в противоположность несовершенству, бессилию, ничтожеству всего эмпирического тварного мира, поскольку перед лицом Бога все люди суть тварные создания, существа, исполненные бессилия и греховности, сознающие свое общее ничтожество, свою противоположность Богу и удаленность от него, постольку люди равны своим недостоинством, перед всеми стоит одна общая задача – совершенствование. Во втором смысле все люди представляют образ и подобие Божие, каждый человек – потенциально «сын Божий», вершина тварного мира. И следовательно, все люди опять-таки равны между собой.

Итак, все люди равны перед Богом, каждый из них стоит на определенной ступени общественной иерархической лестницы, и каждый из них выполняет единственное основание равенства – служение Богу. В статье «Религиозные основы общественности» (1925) С. Л. Франк называет это глубокое и первичное начало общественной жизни теофанией1318. Ее основное требование заключается в том, что воля Бога и вечные начала человеческой жизни должны осуществляться свободно, а не насильственно. Поэтому свободная действенность человека и есть самообнаружение Бога. Еще одним важным принципом жизни человека и общества является двуединство духовного и мирского. Изъятие из жизни одного из них делает жизнь ненормальной. И вообще не существует единственного, идеального, общественного порядка. Есть лишь вечные начала жизни человека и общества, но нет одного-единственного государственного, общественного порядка. «Всякое признание одного государственного порядка, одной формы правления единственным и абсолютным добром есть идолопоклонство, извращающее истинные Божественные основы общественной жизни и необходимо – в силу ненарушенности Божественных заветов – рано или поздно караемое общественными бедствиями»1319.

Поиск, осмысление этих вечных начал жизни человека и общества составляет глубинное основание поиска человеком смысла жизни, которое превращается в основное человеческое дело взращивания в себе силы добра и правды. Это дело не только одного человека, оно есть общее, соборное дело, в котором все люди связаны между собой в Боге по принципу «один за всех, все – за одного». Это дело не просто только человеческое дело. «Человеку здесь принадлежит только работа по уготовлению почвы, произрастание же совершается самим Богом. Это есть метафизический, Богочеловеческий процесс, в котором только соучаствует человек, и именно потому в нем может осуществиться утверждение человеческой жизни в ее подлинном смысле»1320.

С. Л. Франк не разрывает, а всегда объединяет размышления о человеке, обществе и Родине. Спасение каждого из нас и спасение Родины – это один процесс, утверждает философ: «Мы знаем, что мы сами больны одной и той же болезнью с нашей родиной, как бы ни были различны симптомы этой болезни, и что мы исцелимся только вместе – если исцелимся! Мы направим ее на новый, верный путь не ранее, чем найдем его для самих себя»1321. С. Л. Франк как религиозный мыслитель видел возрождение только как духовное приобщение к вечным Божественным ценностям, как деятельную веру в Бога. «Нет, – мы чувствуем это, – писал он, – без веры в что-то первичное, основное, незыблемое, без последней, глубочайшей твердыни, на которую мог бы опереться наш дух, никакие земные влечения и увлечения, никакая любовь и привязанность не могут спасти нас»1322.

Глава 19

РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ В ЭМИГРАЦИИ

После революции 1917 г. и поражения белого движения в гражданской войне в добровольной и принудительной эмиграции оказались миллионы противников большевиков. Они рассеялись по многим странам, образовав несколько больших центров в Европе (Париж, Прага, София, Берлин), Азии, Австралии и Америке. И если в политическом и организационном отношении эмигранты были разобщены, то в философском плане в русской эмиграции обнаруживается много общего.

Конечно, полного идейного единства у русской эмиграции не было, однако некоторые общие черты были несомненно. Вопервых, эмигранты во всех сферах духовной, культурной, идейной жизни прокламировали связь с дореволюционным прошлым. Эта ностальгическая тенденция их духовной жизни питала эмигрантскую культуру и духовную жизнь в целом. Во-вторых, русская эмиграция не могла не осмысливать того революционного переворота в жизни России, который изменил ее судьбу. Правда, это общее состояние размышлений о революции, о судьбах родины и интеллигенции имело свои нюансы в оценках, но оно, безусловно, было общим. В-третьих, оказавшись в эмиграции русские люди более остро, чем на родине, стали осмысливать старую проблему, разделившую славянофилов и западников: насколько близка Европа России, каковы тенденции и реалии их сближения и противостояния?

Названные черты идейного развития русской эмиграции характерны и для ее философских исканий. Действительно, русские философы-эмигранты (а в эмиграции оказались лучшие философские силы России ХХ в.) не переставали утверждать единство своих философских исканий с развитием философских идей в России, с творчеством славянофилов, В. С. Соловьева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого. Более того, они были ярыми пропагандистами их идей. Особенно почитаем был Достоевский – «вечный спутник», по образному выражению Мережковского, не только культурной элиты, но и всей «России вне России», рассеянной от Чехословакии до Австралии, от Берлина до Шанхая. Подтверждением этому являются многочисленные переиздания произведений Достоевского, юбилейные торжества 1931 г., изучение Достоевского в русских школах, полемика вокруг писателя в толстых литературно-общественных журналах, пользующихся популярностью во всей диаспоре. О Достоевском в эмиграции писали знаменитые русские философы, богословы, культурологи – Н. Бердяев, В. Вышеславцев, С. Гессен, В. Зеньковский, Н. Лосский, И. Лапшин, Ф. Степун, Д. Чижевский, Л. Шестов, С. Франк, С. Булгаков, Г. Флоровский, П. Струве, Г. Федотов и мн. др.