Дональдс Винникотт - Разговор с родителями

Вы заметили, что на этот раз я говорю больше о мамах и их чувствах, чем о детях, за которыми они присматривают. Слишком легко идеализировать положение матери. Мы отлично знаем, что в каждой работе свои разочарования, рутина и иногда она кажется последним делом, которым кто-то захотел бы заниматься. Ну, а почему нужно думать по-другому об уходе за детьми? Я думаю, через несколько лет эти мамы уже не будут отчетливо помнить, что они чувствовали, и им будет очень интересно послушать эту запись, когда они достигнут тихой гавани — станут бабушками.

МАМЫ:

— … И все сделать примерно за час.

— Каждый вечер, от половины шестого до полвосьмого у нас полный хаос… Просто не верится, что это может кончиться… Все должно происходить в положенное время, но никогда не происходит, потому что случается еще что-нибудь ужасное — кто-то проливает свое молоко, или что похуже… или даже — кот залез к кому-то в кровать, и они не могут лечь спать, потому что там кот… или его там нет… они спускаются вниз по шесть раз, чтобы посмотреть, что я делаю, в общем, полный хаос. (Смех).

Дональд Вудс Винникотт:

Мне понравилась эта фраза про кота, который то ли там, то ли его нет! Вопрос не в том, делаете ли вы что-то правильно или неправильно. Неправильно — это именно то, как идут дела в данный момент, поэтому кажется, что наоборот было бы правильно. Конечно же, не было бы. А может быть, вы не замечаете того, что идет как надо. Но все, что хоть чуть-чуть не так, становится ужасным происшествием, вызывающим плач и вопли.

В следующем фрагменте мама говорит об ощущении, которое, должно быть, весьма обычно — что какие-то искусства, которыми владеет мать, покрываются ржавчиной, не находя себе применения; или она с удовольствием училась бы чему-то, но это приходится отложить на неопределенный срок.

МАМЫ:

— Есть ли у Вас что-то, чем Вам хотелось бы заниматься для себя, ну, например, написать роман или испечь какой-нибудь особенный пирог, или что-то другое, что Вы не можете делать из-за детей?

— Ну, меня, например, очень интересует социальная работа и вообще что-то подобное. Мне хотелось бы заниматься тем, что, как мне говорили, я могу делать… И мне предлагали такую работу, а я не могла, потому что нет времени… Мне очень обидно, что я не могу всем этим заниматься, потому что должна сидеть дома.

— Да, я занималась на курсах кройки и шитья в прошлом году и мне это чрезвычайно нравилось. Но когда появился второй ребенок, я поняла, что просто не могу закончить все вовремя, и в восемь часов я думала: «Нет, хоть убейте, сегодня вечером я никуда из дома не выйду.»

— Есть вещи, которыми Вам хотелось бы заняться?

— Да, я очень люблю шить, но это очень нервная работа, когда дети… (Смех)…Мне действительно это нравится, но я настолько бываю поглощена работой, что забываю про время, и тогда может случиться что-то ужасное. Я вообще плохо слежу за временем. Я слишком люблю забывать про него.

— Меня ужасно раздражает то, что утром мне приходится бросать все, чем я занимаюсь, и готовить обед… Я сама прекрасно бы обошлась чем-нибудь вроде крутого яйца, но… К тому же у меня есть муж, поэтому нужно… (Говорят одновременно).

Дональд Вудс Винникотт:

Тут, вдобавок к детям, на сцене появляются мужья со своими ожиданиями, и начисто уничтожают все усилия жены — матери — выкроить время для самой себя, для занятий, которые требуют сосредоточенности. Именно здесь жена может вдруг открыть, что желала бы жить, как мужчины — с хорошей опрятной работой, определенным рабочим временем или профсоюзными правилами, которые как раз защищают их от всего того, что для нее тягостно. Я думаю, в это время она не способна понять, как это некоторые мужчины могут завидовать женщинам — потому что те сидят дома, заваленные домашней работой, в великолепной кутерьме, создаваемой кучей детей. Здесь мы возвращаемся к беспорядку и неприбранности.

МАМЫ:

— Я думаю, неприбранность — кошмарная проблема… Хотя у меня есть прислуга, все равно… Пусть я прошлась по всему дому и все привела в порядок, через двадцать пять минут вы подумали бы, что я не притрагивалась ни к чему уже года два или три… Повсюду валяются игрушки, которые им нужны, и кусочки бумаги, которые им нужно изрезать. Не следует на это жаловаться — они дожны, конечно, это делать. Но иногда очень хочется устроить скандал, а вместо этого приходится им позволять.

— Когда мои были еще маленькими, лет до четырех, оказалось, что им обязательно нужно было быть там же, где и я. Если я была на кухне и готовила, то они тоже были на кухне и готовили. Если я что-то делала наверху, то они тоже были наверху. Они не отходили от меня, все время крутились вокруг, и это, я считаю, временами жутко раздражает.

Дональд Вудс Винникотт:

А как насчет того, чтобы удерживать беспорядок в каком-то одном месте?

МАМЫ:

— Как Вы считаете, проще позволить им бродить по всему дому, или попытаться их ограничить собственным помещением?

— Нет, у меня есть одна комната, в которой, как я молюсь и надеюсь, они не устроят кавардак… Но они неизбежно устраивают кавардак в каждой комнате — они пролезут повсюду.

— А как Вы думаете, возможно как-то ограничить их?

— Ну, я не знаю, может быть, мне повезло, но Кристофер, кажется, понимает, что ему полагается играть в детской.

— Сколько ему?

— Два года — чуть больше.

— Он может видеть вас из детской?

— Нет-нет, она далеко от кухни, но у нас такая квартира, все на одном этаже, поэтому он может просто прийти ко мне, и заодно поиграть в кухне. Конечно, многие считают, что это неправильно. Я не подумала о том, чтобы поставить загородку, пока не стало слишком поздно. В гостиной и столовой у нас старомодные дверные ручки, и ему непросто открыть дверь, поэтому эти комнаты пока в порядке.

Дональд Вудс Винникотт:

Тут ничего не поделаешь; нужно смириться с тем, что маме с маленькими детьми, скорее всего, придется жить в конюшне. В настоящее время им неизвестно, как с этим бороться. Может быть, когда дети подрастут, опять воцарятся спокойствие и порядок, а может быть, и нет.

МАМЫ:

— У нас каждый вечер происходит одно и то же грандиозное сражение по поводу собачьего ужина: кто будет кормить собак. Есть расписание, вы понимаете, но всегда находится причина, почему именно тот, чья сегодня очередь, именно сегодня не будет кормить собак. (Смех) И проходит минут двадцать пять, а собаки выстроились и ждут, когда же им дадут хоть что-то… Из-за этого ужасного спора, который — я сейчас вдруг почувствовала, как это тягостно — типичен для больших семей. Не только о собачьем ужине. Вы садитесь за стол, и кто-нибудь что-нибудь скажет, и прежде чем вы поймете, что происходит, уже каждый пытается перекричать всех остальных, потому что тут дело принципа… Вы понимаете — и такие споры возникают у нас по любому поводу.

Дональд Вудс Винникотт:

Все эти примеры показывают, как по многим причинам забота о маленьких детях может становиться обузой, вне зависимости от того, насколько дети любимы и желанны. Одной из проблем является незащищенность матери от вторжения в ее частный мир. Должна же быть какая-то ее часть, святая святых, куда не может иметь доступа даже ее ребенок? Должна она защищать себя или сдаться? Ужасно то, что если у нее что-то где-то спрятано, то как раз этого ребенку хочется больше всего. Если есть секрет, то именно секрет должен быть отыскан и вывернут наизнанку. Ее сумочка все знает об этом. На следующей неделе мне хотелось бы рассмотреть подробнее эту особенность положения матери.

В конце прошлой недели, после того, как эти женщины поговорили о том, что тягостно для матери, я особо выделил один вопрос: как личная жизнь матери подвергается вторжению и выворачивается наизнанку. Я хочу развить эту мысль, так как она имеет самое прямое отношение к тому, что может быть тягостным для родителей, и особенно для матери.

Вы, конечно, вспомните, что это — матери, которым нравится замужество и нравится иметь детей, и что они с нежностью относятся к своим детям, и по-другому для них быть не может. Однако когда их прямо попросили поговорить о том, что является для них источником досады, они сделали это с удовольствием.

Найдутся и такие, у кого нет опыта подобных переживаний. Некоторым, с одной стороны, пришлось тяжелее, они оказались совершенно сбиты с толку, запутаны и нуждаются в помощи. Здесь победила неразбериха, и мать стала болезненно чувствительной. Так или иначе, но она уже не способна быть тем, чем ей хотелось бы быть. У некоторых, с другой стороны, не возникало ощущений беспорядка и вторжения. Им удалось сохранить гостиную в аккуратности и чистоте, каким-то образом их младенцы и маленькие дети вписались в установленный распорядок и большую часть времени царило спокойствие. Здесь возобладала мать и ее весьма жесткая система «хорошо» и «плохо», а детям пришлось приспособиться, готовы они к тому или нет. Конечно, многое могло бы быть сказано в пользу спокойствия и порядка, если бы его можно было достичь без чрезмерной задержки в развитии спонтанности ребенка.