Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников

Грустные звуки складывались в лёгкие домики и беседки, как бы символизируя образ его милой Вселенной.

Пока музыкант, экспериментируя, строил изящный дачный посёлок, прорицатель старался предсказать своё ближайшее будущее.

– Поверьте мне, милейший, – говорил он себе, – не пройдёт и двух секунд, как вы поскользнётесь. Я уж не знаю, что это будет: лёд или паркет, но вы поскользнётесь, точно!

Прорицатель сделал шаг, его ноги разъехались на гладком стекле, и он мягко шлёпнулся на спину.

– Вы свидетели: я это предвидел! – напомнил он нам, гордясь своим природным даром.

– Какой содержательный кабинет! – с восхищением говорил мне Аркадий. – В таком кабинете можно провести всю жизнь, даже не выглядывая в окна. Пусть оттуда доносится шум автомобилей и разные голоса: птичьи, людские. Пусть! Зато здесь столько книг и картинок! Любопытно, есть ли в этих книжках картинки? И ещё вопрос: цветные они или чёрно-белые? Как полагаете, коллега?

Он вертелся перед глазом микроскопа, норовя и так и этак посмотреть через него на корешки книг, стоявших на полках. Ведь, как известно, оптический прибор, если заглянуть в него с обратной стороны, наоборот, уменьшает предметы.

А я тем временем, расположившись на стекле, как на полу, написал большими печатными буквами на листах бумаги два транспаранта. В одном сердечно приветствовал местное население от имени всех цивилизаций нашего волчка. В другом извещал хозяев квартиры о вселенской катастрофе, которая может произойти из-за того, что они не уделяют достаточного внимания воспитанию своего ребёнка.

И только Пыпин слонялся по стеклу, не зная, куда себя деть от безделья. Походив просто так – руки в брюки, – он было потянул спаниеля за ухо. Но тот даже не обернулся, только оживлённо спросил:

– Скажите, Пыпин, вы что любите больше: реальную жизнь или прекрасный вымысел?

Пыпину сразу стало неинтересно. Он отпустил ухо Аркадия, пробурчал:

– А тебе какое дело? – И отошёл.

– Странный тип, – шепнул мне пёс, кивнув в сторону Пыпина. – Как будто не целый человек, а всего лишь его половинка. – И, сдвинув воображаемые очки на лоб, вновь начал вертеться перед линзой.

Наконец за дверью кабинета прогрохотали, точно раскаты приближающегося грома, чьи-то шаги. Мы прихорошились, привели своё платье в порядок, готовясь к встрече с первым представителем другой вселенной. И в комнату вошёл подросток четырнадцати лет.

Мы знали, что нас никто не услышит, но всё равно, не удержавшись, приветствовали паренька радостными возгласами, приветливо махали ему руками. Музыкант поднёс к губам кларнет и сыграл встречный марш, выстроив помпезную арку в честь этой исторической минуты.

– Вот увидите, сейчас он подойдёт к микроскопу, – взволнованно предсказал прорицатель.

– Друзья, я должен вас разочаровать, – сказал я, не теряя головы. – Ни один воспитанный подросток не позволит себе подойти к микроскопу без разрешения взрослых. Так что наберитесь терпения. Подождём, когда появится сам учёный.

А подросток пританцовывал, насвистывая весёленький мотив, показавшийся мне поразительно знакомым.

– Это старая песня уличных мальчишек, – пояснил музыкант.

– Точно, – подтвердил Пыпин. – «Когда я был мальчишкой, носил я брюки клёш, соломенную шляпу, в кармане финский нож».

Мне было известно, что воспитанный подросток не станет петь такую гадкую песню. Поэтому мной овладело нехорошее предчувствие.

– Друзья! – обратился я к своим товарищам. – Это он научил своего младшего брата, и тот ломает игрушки. Нам следует быть начеку! Этот человек крайне опасен!

Не подозревая, что за ним следят несколько пар зорких встревоженных глаз, подросток слонялся по кабинету в поисках развлечений. Он оттолкнул ногой тяжёлое кожаное кресло, сделал стойку на голове, провёл пальцем по корешкам книг, но это не принесло ему удовлетворения.

И вдруг ищущий взгляд озорника остановился на микроскопе. На его губах заиграла ехидная улыбка шириной в тысячи километров.

– Ага, что я сказал? Он приближается к микроскопу! – закричал в ужасе прорицатель.

Я поискал глазами наш мыслелёт и увидел, что мы удалились от него на слишком далёкое расстояние.

– Маэстро, нам нужна большая лодка, – сказал я хладнокровно музыканту.

– Понятно! Сюита ре мажор! – объявил музыкант, поняв меня с полуслова, и начал строить корабельные стапели.

Мне ещё казалось, что подросток, прежде чем сделать то, чего я так опасался, посмотрит в окуляры микроскопа и, заметив людей, остановится. Но он, даже не заглянув в окуляр, начал именно с того, чего я так опасался. Вредно хихикая, подросток взял со стола пипетку, набрал из банки с цветами воды и поднёс её к стеклу, на котором находилась наша экспедиция. На конце пипетки висела гигантская капля воды размером с Атлантический океан.

– Э-э-э… Ты хулигань, да знай меру! Ты что? Совсем того? – опасливо закричал Пыпин.

Я повернулся к музыканту, чтобы узнать, что происходит на стапелях. Там стояла уже готовая к спуску замечательная турецкая фелюга, отличающаяся отменными мореходными качествами.

– Все на борт! – скомандовал я и схватил за ошейник собаку.

И едва мы успели взобраться на судно, как на стекло тотчас обрушился невиданный потоп.

Волны носили нас из стороны в сторону, но я уверенно вёл фелюгу сквозь шторм.

– Я бы такое себе не позволил. Это уже чересчур, – сказал мне Пыпин, отряхиваясь от брызг.

– Да ведь и он считает, что не сделал ничего особенного, – возразил я.

– Да ну? – удивился Пыпин.

Океан наконец затих. Но когда всем уже казалось, будто беда осталась позади, мы увидели в океане Машу. Она плыла к нам уверенным кролем, словно на уроке физкультуры.

Несмотря на суровую обстановку, Толик не удержался, засёк по своим наручным часам скорость, с какой Маша покрывала расстояние, отделявшее её от фелюги, и сожалеюще произнёс:

– Жаль, что плывёт во сне, не то был бы личный рекорд.

Машу и нас уже разделяло несколько метров, мы уже верили, что и эта неожиданность тоже осталась позади, как вдруг из пучин океана вынырнуло диковинное чудовище и бросилось вслед за беззащитной отличницей.

Я сразу узнал его. Это был свирепый вирус гонконгского гриппа. Только в этой вселенной он по размерам превосходил самую опасную земную акулу.

– Иван Иванович… вы должны… меня спасти, – серьёзно сказала Маша в промежутках между гребками. – Иначе я… должна проснуться… А это, по-моему… лишено логики… Мне столько… пришлось перевидеть… снов, чтобы… встретиться с вами.

В её словах было столько резона, что у меня не повернулся язык отказать. В самом деле, было бы очень неразумно после долгих стараний оставить приключение в разгаре. И нам пришлось заняться спасением рассудительной девочки.

Однако, уже принимая первые меры, мы открыли, что у нас нет оружия, способного поразить гигантского хищника.

А он между тем настигал отличницу, хотя у Маши был третий спортивный разряд и девочка плавала всеми существующими на свете стилями, и, когда уже казалось, что всё потеряно и Маше придётся прервать свой сон, я вспомнил о пачке антибиотиков, которая всегда находилась в моих карманах среди прочих неожиданных предметов, крайне необходимых во время бедствия.

Я сунул руку в карман и уже нащупал лекарство, но в это время меня опередил Аркадий. Грозно рыкнув, он перепрыгнул через борт и вцепился клыками в загривок вируса, который уже протянул свои инфекционные щупальца к Машиной пятке.

Вирус издал ужасный вопль и заметался по океану, пытаясь сбросить с себя седока. Но пёс держался за его загривок, словно заправский ковбой, пока хищник не сбежал в морские глубины.

После этого Маша подобрала собаку, и мы втащили своих товарищей на борт фелюги.

– Ну теперь-то никто не скажет, будто я до сих пор не видел живую мышь, – сообщил спаниель и шумно отряхнулся от воды.

– Я должен вас разочаровать, дорогой Аркадий. Если вы до сих пор не видели живых мышей, то ничего не изменилось и сегодня, – сказал я с мягкой улыбкой.

– Здрасте! А это кто, по-вашему, был? – возмутился пёс.

– Вирус! – сказал я. – Зверь пострашней мышей. В Англии в прошлом году из-за эпидемии гриппа из строя вышли тысячи людей. А уж кошек и собак никто не считал. Некогда было!

– Не может быть! – воскликнул Аркадий.

И попытался упасть в обморок, но ему помешало крепкое здоровье.

Он предпринял ещё две попытки лишиться чувства, и всё равно у него ничего не вышло.

– А всё случилось потому, что я в этой