Анатолий Афанасьев - Те, кто рядом. Повесть с чудесами

— Не верю, что Толя у вас! — теряя терпение, выкрикнула Варвара Петровна.

Бен Аморали укоризненно покачал головой, слез с кушетки и заковылял к стене. На нём были разноцветные шерстяные носки: один зелёный, другой красный. Подойдя к стене, он пошарил пальцами и нажал какую-то кнопку. Стена раздвинулась, и открылась ниша, в которой голубовато поблёскивал телевизионный экран. Аморали повертел ручки настройки, по экрану поползли узенькие улочки, крыши домов. Изображение было отчётливое, крупное. Аморали остановил плывущую панораму, и учительница с трудом подавила возглас ужаса. На экране появился Толя Горюхин. Он сидел на мостовой подле лежащей девочки, то ли спящей, то ли убитой, и вся его поза выражала отчаяние и отрешённость. Варваре Петровне показалось, стоит ему поднять голову, и он увидит её. Но он ни разу не пошевелился, пока они его разглядывали. Он плакал и не вытирал слёз. Аморали щёлкнул переключателем — изображение погасло. Нажал кнопку — ниша задвинулась. Довольный произведённым впечатлением, кумир кумиров с кряхтением забрался обратно на кушетку.

— А вы, уважаемая Варвара Петровна, вероятно, почитали нас дикарями? Отнюдь. Дубинки и прочее — это всё антураж, так сказать, декорация, созданная на потребу обывателю. Мы внимательно следим за движением научной мысли и способны кое в чём дать фору и вам, землянам. Наши учёные работают в великолепных условиях, в ближайшее время мы ожидаем результатов, которые позволят нам вступить в контакт с инопланетными цивилизациями… Но до этого хотелось бы уладить внутренние разногласия, некоторые семейные пустячки. Хе-хе-хе!

— Вы не посмеете сделать Толе ничего дурного. Он ещё ребёнок!

— Я-то, положим, не посмею, но вот Балдоус!.. Разве его образумишь? Скажу по секрету, это существо без всяких моральных устоев. Его действиями руководят исключительно первобытные инстинкты. Зная его близко, я не дам за Толину жизнь ломаного гроша. Говорю это с прискорбием, ибо бессилен что-либо изменить.

— Вы юродствуете, зачем? — устало спросила учительница. — Кому нужна эта глупая, жестокая комедия? Если я могу спасти Толю, я его спасу. Спрашивайте! Вы или ваш раб Балдоус — мне безразлично.

Балдоус потёр восковые свои ручки, гадко усмехнулся:

— За «раба» рассчитаемся позже. Гордое сердце Балдоуса не прощает обид… А пока ответьте на прежний вопрос. За каким дьяволом вы просочились в нашу мирную страну? Чего вы тут потеряли?

— Я никуда не просачивалась и попала к вам случайно.

— Наглая ложь! — взвизгнул Балдоус.

— Не судите о людях по себе… Я спешила за Толей, моим учеником. Потом какой-то старик, — она взглянула на Бена, — очень похожий на вас, заманил нас в дом, где не было пола, и я провалилась. Потом меня связали и привели сюда. Вот и всё.

— Бедный Анатолий! — вздохнул Аморали. — Туго ему придётся в лапах зверюги Балдоуса.

— Но я и правда больше ничего не знаю! — в отчаянии воскликнула учительница.

Балдоус дотянулся всё же до неё и пребольно ущипнул. Учительница не издала ни звука. Ошалело поморгав и высморкавшись в полу плаща, Балдоус сказал:

— О, великий повелитель, рекомендую применить к этой женщине испытание номер один.

— Согласен. Эй, долгопятые!

Трое человекообразных существ с непомерно длинными, как ходули, ногами вкатили в комнату деревянную бочку. Из бочки шёл пар. Гримасничая и насвистывая, существа сноровисто установили бочку в наклонном положении. Потом склонились перед Беном Аморали в раболепном поклоне.

— Мы готовы, о великий!

Варвара Петровна с опаской следила за этими приготовлениями.

— В бочке кипяток, — злорадно объяснил ей Балдоус. — Это наш знаменитый детектор лжи. Его никому не удалось обмануть. Сейчас залезешь в бочку. Если ответишь на мой вопрос правдиво, кипяток тебе не повредит. Испытание надёжное.

— Да, да, — подтвердил Аморали. — Учёный, который изобрёл этот непогрешимый детектор, стал лауреатом премии двуногого осла.

— А был хоть кто-то, кому кипяток не повредил? — осведомилась учительница.

— Таких не нашлось! — радостно ответил Балдоус. — Все врали, как и ты.

По его знаку длинноногие слуги подступили к ней, готовясь запихнуть в бочку.

— Изверги! Вы ещё ответите за своё хулиганство!

С этими словами Варвара Петровна храбро шагнула к бочке, опёрлась руками о края и, зажмурив глаза, прыгнула. Тысячи игл пронзили кожу, но спустя мгновение она с изумлением обнаружила, что стоит не в кипятке, а, наоборот, в прохладной воде. Она не успела обрадоваться, потому что сразу сильно замёрзла.

— Ты почему не корчишься? — удивился Балдоус. — Давай корчись. Все корчились и вопили, а ты что — лучше других? Бен, взгляните на неё, она молчит!

Лицо Бена выражало крайнюю степень задумчивости.

— Тебе не печёт? — спросил он заботливо. — Может, добавить кипяточка?

— Хорошо бы! — ответила Варвара Петровна, у неё уже от холода зуб на зуб не попадал.

— Отвечать будешь?

— Конечно.

— Спрашиваю в последний раз! — зловеще процедил Балдоус. — С какой целью ты и подлый мальчишка проникли в наш мир?

— С целью искупаться в бочке! — Варвару Петровну часто упрекали за отсутствие юмора, но эта шутка, она считала, ей удалась, и пожалела, что никто из знакомых её не слышит.

«Слышат!» — донёсся до её слуха шёпот. Она подняла взгляд и заметила свесившуюся из-под стропил забавную пушистую мордочку. Она сразу узнала зверька, за которым гонялась вчера по лесу и из-за которого провалилась в яму. Это был Кудрявый Лист собственной персоной…

Толя полез в карман за платком и наткнулся на металлическую пластинку — прощальный подарок старика в пещере. В сердцах чуть было не отшвырнув ненужную железку, он вдруг заметил, что по вогнутой, матовой поверхности плавают какие-то вибрирующие буквы. «Я здесь! Я Софа! Я здесь!..» — прочитал с изумлением Толя. Буквы то возникали, то таяли, как на вечерней рекламе в Москве. Он взглянул на девочку. Она была неподвижна, но под ниточками сомкнутых ресниц почудилось ему трепетание.

— Софа, ты живая?! — спросил он осевшим голосом.

И пластинка тут же засветилась новой надписью: «Я живая, но не могу проснуться».

— Я разбужу тебя, Софа, дорогая! Я вот только соображу!.. — Он почувствовал необычайный прилив сил.

Пластинка ответила: «Мне тяжко, Толя! Мне так тяжко! Помоги мне!»

Толя обнял её плечи и затряс, потом решился и поцеловал. Софа не шевельнулась.

— Как помочь тебе? Ответь! — страдая, еле сдерживая слёзы, взмолился Толя.

Пластинка безмолвствовала. Она раскалилась и жгла Толины пальцы.

— Ты слышишь, Софа! Отзовись! — Толе казалось, что ещё миг, и он с ума сойдёт от горя.

Но Софа услышала. «Унеси меня отсюда. Унеси с дневного света. Толя, мне тяжко, тяжко… Корабль далеко, и там никто не знает, где я. Стены города — отражатель энергии… Унеси меня в темноту!»

— Я понял. Всё сделаю, ты пока отдыхай!

Толя вздохнул с облегчением, огляделся. Вдоль улочки тянулись одинаковые дома без дверей и проходов во внутренние дворики. Надо бы сходить на разведку, но как оставить Софу одну? Пока он раздумывал, из ближайшего переулка, как чёрт из табакерки, выскочил Герин, а с ним ещё два человечка, похожих на Герина даже печальным выражением лиц. Герин успел переодеться в длинную до пят рубаху, перепоясанную верёвочкой.

— Отлично! — одобрил Толя его наряд. — А то носишься голяком, стыдно смотреть… Слушай, Гена, меня внимательно. Девочку надо быстро перенести в какое-нибудь закрытое помещение. Это возможно?

Герин ткнул пальцем в своих приятелей.

— Они тоже злодеи. Их обязательно скоро укомплектуют. Рюмы ждут. Оказанное доверие нельзя оправдать. Сделаем всё для жизни подруги. Недаром солнце садится снизу. Герин помнит, кто его укокошил.

— Господи, как же трудно с вами со всеми разговаривать! — не сдержал раздражения Толя.

Двое приятелей, напуганные его голосом, шарахнулись в сторону и закрыли лица руками. Толя сообразил, что криком от затравленных человечков ничего не добьёшься. Он извинился за свой тон и сказал как можно приветливее:

— Гена, не надо ничего объяснять. Просто отведи нас к Рюмам. Это возможно?

Герин и его приятели радостно залепетали между собой на незнакомом Толе наречии.

— Ну чего, Ген, — поторопил Толя. — Может, хватит языком трепать? Видишь, девочке совсем худо.

— Мы не идём к Рюмам, — торжественно объявил Герин. — Это опасно. Мы идём к нам, а Рюмы придут.

— Ну и хорошо, — согласился Толя. — Видишь, умеешь говорить понятно, когда захочешь.

Он бережно поднял Софу на руки. «Какая лёгкая! — удивился. — Откуда же в ней сила?» Они шествовали в таком порядке: впереди, крадущейся походкой и поминутно оглядываясь, приятели Герина, за ними Толя с девочкой на руках, а в арьергарде Герин, насторожённый и скорбный. Миновав несколько переулков, ничем не отличающихся один от другого, они оказались в обыкновенном тупике. По бокам дома без окон и дверей, а прямо перед ними — глухая стена метра в четыре высотой. Герин с друзьями облегчённо загалдели и попадали на землю. Они в восторге обнимались, как люди, избежавшие смертельной опасности и достигшие предела устремлений. Толя положил девочку на твёрдую глину, голову примостил у себя на коленях. У него появилось желание потрясти человечков поочерёдно за шиворот, чтобы они перестали паясничать.