Прочь из чёрной дыры - Ольга Лукас

ни на кого! И не укусить! — смеётся Ли. И, спохватившись, с тревогой глядит на меня.

Но меня это слово ничуть не пугает!

— Получается, сперва надо научиться ухаживать за собаками, — рассуждаю я. — А потом уже приходить в приют. Но это же сколько нужно времени… И для меня, например, это точно не вариант. А помочь хочется…

— Помощь требует умения. И возможностей, — говорит Эльвира. — Не у всех они есть… Но если правда хотите нас как-то поддержать, то можете рассказать о приюте своим друзьям. Например, в соцсетях.

— Сделать репост? Разве это помощь? — удивляюсь я. — Все проматывают репосты.

— Можно написать своими словами. Хотя бы про Бурого. На сайте приюта есть фотографии всех, кто ищет дом. Вдруг кто-то увидит свою будущую собаку? Или даже призвание найдёт? У меня ведь всё началось с фотографии, на которую я случайно наткнулась в ленте.

Что я могу написать? Кому это будет интересно? Прикладываю палец к носу: это условный знак для Феди, что ему пора вытаскивать нас отсюда. Но Федя отвлёкся и ничего не предпринимает. Зато мой знак — или мою растерянность — замечает Эльвира.

— Народ, вы только не подумайте, что обязаны помогать. Всё — исключительно по велению души. Когда не можешь не делать. Будешь себя заставлять творить добро, потому что «так надо», — быстро его возненавидишь. Если честно, я это делаю в первую очередь для себя. Я больше не боюсь оставаться одна — представляете?

Как же она изменилась после нашего разговора в комнате прабабушки!

К вольеру подходят люди, задают вопросы. Мы прощаемся с Эльвирой и обходим выставку ещё раз.

— Если бы был приют с такими милашками, я бы пошла в него волонтёрить! — говорит Ли и чешет за ухом очередного корги.

А я стою от него близко-близко и не думаю проваливаться в чёрную дыру. Добавляю ещё один пункт к воображаемому списку безопасных собак. Теперь в нём не только Друг, но и вообще все маленькие воспитанные пёсики, которых водят на коротком поводке.

Обратно мы идём пешком, говорим обо всём и никак не можем наговориться. Пахнет солнцем и оттаявшей землёй, под ногами грязная жижа и снежная каша, обувь у меня промокла, ну и что. Мне в этот момент кажется, что я могу вообще всё. Хочется бежать по крышам домов и автомобилей, как супергерой, разбрасывая вокруг конфетти в виде улыбающихся смайлов.

Мы проходим две остановки, не замечая ничего вокруг, и тут звонит Федина мама.

— Извините, мне пора, — говорит он. — Пыль сама себя не запылесосит. Вон десятка идёт, подъедем?

Даже в салоне автобуса № 10 ощущение всемогущества меня не покидает. Прощаемся с Федей до понедельника, он бежит пылесосить, а Ли провожает меня до дома и привычно зачищает местность. Потому что собака соседки с седьмого этажа совсем не похожа на маленькую и воспитанную и по-прежнему входит в мой личный список опасностей.

Дома я всё ещё супергероична. И тоже берусь за пылесос, чтоб быть как Федя.

И пока привожу в порядок ковёр в гостиной, вспоминаю его фразу, которой не придала значения в тот момент: «А если тебе надо будет исчезнуть — ну, подождём».

Он как-то догадался о чёрной дыре? Или что — Ли рассказала? Когда? Они встречались где-то без меня, вдвоём? И поэтому она позвала его с нами?

Я уже не супервсемогущая, а просто суперникакая. Сажусь на пол рядом с пылесосом. Глажу его не слишком чистый бок.

Надо позвонить кому-то из них и выяснить. Просто задать вопрос.

Но ведь люди иногда врут друг другу. Чтобы не расстраивать.

Что им мешает соврать мне снова?

ГЛАВА 29. ВРЕМЯ СУПЕРЧЕЛЛЕНДЖЕЙ

Воскресенья не помню — кажется, слушала музыку, лежала на диване. Обычное состояние. Знакомое. Всё плохо, а я — ещё хуже. Ощущение полёта, может, и приятнее, но выглядит подозрительно. А вдруг радость закончится и снова будет всё плохо? Ну вот, всё плохо опять. Можно не волноваться.

В понедельник утром я полна решимости. Надо узнать всё прямо сейчас. Нарочно долго стою перед зеркалом в школьном вестибюле, якобы мне волосы никак не заколоть. Сама слежу за отражением входной двери. Вот и Федя. Он зевает, не выспался. Да я вообще не спала, и что?

Подхожу к нему, подталкиваю к нише в стене, чтоб нам не выяснять отношения на проходе, и, не дав опомниться, задаю главный вопрос тысячелетия:

— Когда мы шли на выставку собак, ты сказал: «А если тебе надо будет исчезнуть — ну, подождём». Что ты имел в виду?

— Что мы… что я тебя подожду. Мне норм, если тебе надо побыть одной, можешь ничего не объяснять.

— Что — не объяснять?

— А-а-а, ёлки. Когда пытался поддержать, но что-то пошло не так, — Федя прижимает к щекам ладони, разевает рот, выпячивая вперёд нижнюю челюсть. Наверное, хочет изобразить персонажа картины «Крик», но получается французский бульдог. Так мило. И всё-таки.

— И что же пошло не так? — не отступаю я.

— Ты боишься собак. И сваливаешь при малейшей опасности…

Очень хочется испепелить его на месте! Собак я боюсь, ага. А он прямо смелый такой. Должно быть, он нарочно хочет вывести меня из себя. Чтобы я распсиховалась и не разоблачила их с Ли! Сжимаю кулаки, набираю в рот воздуха — не девочка, а статуя «Полное спокойствие».

Федя перестаёт изображать бульдога, убирает руки от лица и находит подходящие слова:

— Хотел сказать ещё тогда. Если тебя напугает собака — ты исчезай, не парься. Можешь даже не предупреждать. Я подожду. Это ведь не потому, что я тебя бешу. Или бешу?

Он вглядывается мне в лицо, будто пытается прочесть в глазах ответ. Очнись, Вика! Тебя никто не называл трусихой. Тебе пытаются объяснить, что бояться — это вроде как нормально.

— Или я что-то неправильно понял? — спрашивает Федя и прячет подбородок в воротник своей новой куртки.

Я хочу ему верить. Хочу и буду! И плевать.

— Ты меня не бесишь, — говорю я.

Ну, такой себе ответ. Я бы обиделась. Но Федя не обижается. Просто ждёт, что я скажу дальше.

Нужно что-то такое… не в лоб, но ясно и чётко. Например, так:

— Если я исчезну — жди меня всегда!

Я что, произнесла это вслух? Он смеяться сейчас будет!

Но Федя не смеётся.

— Договорились, — выдыхает он. — Дай пять.

А правда, чего смешного.

«Хлоп!» — с ударом ладони о ладонь ко мне возвращается ощущение всемогущества.

Вокруг — обычный шум школьного