Пол Стюарт - Громобой

— Как это несправедливо, — рыдал Тарп.

Лесорыб оказался прав — сердце Тарпа Хаммелхэрда было чистым. Немного успокоив его, Прутик предложил душегубцу десять золотых монет и место на борту «Танцующего-на-Краю». Тарп принял предложение.

— Прошу прощения, — раздался резкий голос. — Если я правильно понял, вы набираете экипаж? Если так, то можете больше никого не искать.

Прутик обернулся. Стоявший перед ним был худ, но крепок — с узким острым лицом, большим горбатым носом и маленькими ушами, которые сразу обращали на себя внимание.

— Ваше имя?

— Рован Хит, — ответил человек. — Лучший старшина-рулевой по эту сторону неба.

Прутик оглянулся на Лесорыба, но чешуйчатый шпион только пожал плечами.

— Я точно определяю высоту, помню любые цифры, и у меня нюх на выгодные сделки, — продолжал Хит, и его беспокойные глазки блестели за стеклами стальных очков.

— Я… Мне… Подождите минутку, — ответил Прутик и отвел Лесорыба в сторону. — Ну как? — прошептал он.

— Я не знаю, капитан. Несомненно, что каждое его слово — правда. И все же… я не знаю. В нем есть что-то такое… Что-то затаенное и подавленное. Это что-то может проявиться в любой момент — или же не проявится никогда.

Прутик вздохнул и с раздражением заметил:

— Мы так целую вечность будем искать. А этот Хит вроде бы неплохой парень. — Он посмотрел в окно. — И мы могли бы сразу же отправиться к Мамаше Твердопух. — Прутик вытащил последние десять монет из кошелька и сказал Лесорыбу: — Попробую рискнуть.

Лесорыб кивнул:

— Решаете вы, капитан!

— «Танцующий-на-Краю» готов и ждет тебя в укромном месте, — сказала Мамаша Твердопух. — Но сначала — секрет.

— Ах да, конечно же. Секрет! — объявил Прутик. Мамаша Твердопух придвинулась ближе, когда он вытащил из кармана кристалл грозофракса и положил перед собой на стол. — Будьте любезны, ступку и пестик.

— Но… Как же так? — беспокойно закудахтала Твердопух. — Так ведь все и делают. И… сам знаешь, что затем происходит.

Прутик нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. Мамаша Твердопух отправилась за ступкой и пестиком.

— Благодарю. — Прутик взял пестик. — А теперь смотри. Я кладу кристалл на дно ступки, вот так, подымаю пестик и жду.

У Мамаши Твердопух перья встали дыбом, когда она во все глаза глядела на мальчика, беззвучно шевелившего губами.

— Что ты говоришь? — требовательно спросила она. — Это какое-нибудь заклинание, да?

Высоко над ними раздался торжественный звон колокола на башне Ратуши. Прутик резко опустил пестик в ступку — грозофракс моментально превратился в пыль, шипящую и мерцающую.

— Получилось! Получилось! — зашлась от радости Мамаша Твердопух и с нежностью накрыла Прутика своими огромными крыльями. — Чудесно! Великолепно! Но что это были за слова? Ты обязан мне их сказать!

Прутик рассмеялся.

— Я отсчитывал секунды, — объяснил он. — Секрет заключается в том, что расщепить грозофракс можно только в одно, строго определенное мгновение суток — мгновение абсолютных сумерек, мгновение подлинного сумеречного света. Ни секундой раньше, ни секундой позже.

— Сумерки — это сумерки, как я понимаю, — проворчала Мамаша Твердопух. — И длятся они гораздо дольше, чем одно мгновение.

— Так думаешь ты, и так думал я, — улыбнулся Прутик. — А вот для Профессора Темноты промежуток времени, разделяющий свет от тьмы, столь же очевиден, как… клюв на твоем лице!

Мамаша Твердопух раздраженно закудахтала:

— Ну а мне-то как прикажешь определять этот самый промежуток?

— Каждый вечер точно в этот самый миг Профессор Темноты будет звонить в колокол, — терпеливо разъяснял Прутик. — Тебе всего лишь надо быть готовой к этому.

Глаза птицы сузились.

— Профессор Темноты? — переспросила она с подозрением.

— Это не то, о чем ты думаешь, — поспешил заверить ее Прутик. — Он делает это в честь моего возвращения из Сумеречного Леса. Он…

— Если ты скажешь ему хоть слово, то считай, что наша сделка расторгнута, — отрезала Мамаша Твердопух. Ее глаза сверкнули.

Прутик резко встал из-за стола.

— Подумай лучше о том, как было бы ужасно, если бы однажды звон раздался мгновением раньше или мгновением позже, — холодно произнес он. — Я выполнил свои обязательства, Мамаша Твердопух. Моя команда ждет меня. Я требую мое золото и мой небесный корабль.

Мамаша Твердопух вытащила ключ из кармана передника и бросила его на стол:

— Доки, причал номер три. Золото на борту.

— Ты уверена? — Прутик взял ключ. — Помни про колокол.

Мамаша Твердопух уныло прокудахтала:

— Когда ты туда доберешься, корабль будет тебя ждать.

Экипаж влюбился в корабль с первого взгляда.

— Да он настоящий красавец! — выдохнул Тарп Хаммелхэрд. — Уж вы мне поверьте!

— Бриллиант чистой воды, — пробормотал Хит.

Прутик сиял от гордости, когда смотрел на широкие белые паруса и новый, без единого пятнышка, такелаж. Все вместе они спустили небесный корабль по наклонным сходням из ветхого дока в ночь. Свет полной луны отражался на полировке мачт и корпуса, на серебряных лампах, на отшлифованных инструментах и рукоятках рычагов управления.

— Все на борт! — скомандовал Прутик так, как много раз до этого командовал его отец. — По местам!

Команда бросилась выполнять приказ. Прутик взошел на капитанский мостик, взялся за штурвал и подождал сигнала Каменного Пилота о готовности летучего камня. Сигнал раздался.

— Отдать швартовы! — крикнул Прутик. — Поднять грот! Курс на подъем!

«Танцующий-на-Краю» начал взлетать. Прутик мягко перегруппировал кормовые и носовые противовесы. Нос корабля поднялся, и небесная каравелла легко и стремительно взмыла ввысь.

Прутик засмеялся от радости — корабль летел, как мечта! Не то что «Повелитель Ветров». Он понизил противовесы корпуса по левому борту и поднял еще один парус. А все-таки, подумал он, когда небесный корабль, плавно скользя по воздуху, послушно развернулся налево, ведь если бы не опасное путешествие через Топи и не страшный полет за пределы Края в разваливающемся корыте, он так и не научился бы управлять всеми этими рычагами. Теперь, когда у него был опыт, лететь на «Танцующем-на-Краю» было истинным наслаждением.

Они снизились над «Дубом-кровососом», и Прутик увидел, что Мамаша Твердопух высматривает его с порога таверны.

— Тарп! — позвал Прутик. — Шпулер! Начинайте разгружать мешки!

— Есть, капитан! — отозвались Тарп и Шпулер и, перегнувшись через борт кормовой палубы, начали пригоршнями выкидывать конверты, которые разлетались в разные стороны, кружились и плавно опускались на землю. Небесные пираты наблюдали за тем, как в маслянистом желтом свете фонарей жители Нижнего Города забегали туда-сюда, хватая появившиеся словно ниоткуда загадочные бумажки.

— Прошу прощения, капитан, — обратился Тарп к Прутику, когда они начали делать второй круг над городом. — Но чем, собственно говоря, мы сейчас занимаемся?

Прутик широко улыбнулся, когда таверна «Дуб-кровосос» снова показалась внизу:

— Мы уничтожаем монополию.

— Что, капитан?!

— В каждом конверте — кристалл грозофракса и инструкция по безопасному производству пылефракса. Это единственный способ, который может гарантировать, что доступ к чистой воде будет у каждого.

— Здорово! Вот это по-нашему, капитан! — воскликнул Тарп. — Это мне нравится! Это по справедливости, честно. Мой брат Тендон точно бы это одобрил.

— Чего нельзя сказать о Мамаше Твердопух, — заметил Хит. — Такое впечатление, что ее сейчас разорвет от злости.

Прутик рассмеялся и помахал рукой Мамаше Твердопух в ответ на ее сжатые кулаки.

— Давно пора воздать по заслугам этой курице. Слишком долго она распоряжалась Нижним Городом. — Он оглянулся. — Как там у вас дела с мешками?

— Почти закончили, капитан, — последовал ответ.

Прутик улыбнулся. Он тоже почти закончил. Теперь, когда запасы грозофракса восполнены, производство цепей прекратится, загрязнение остановится и в реке Края снова будет течь чистая вода, пригодная для питья. Порочный круг, из которого, казалось, было не вырваться жителям Санктафракса и Нижнего Города, разорван.

Когда последние конверты выпорхнули из мешков, Прутик повернул штурвал налево. Пора лететь прочь от Санктафракса, прочь от Нижнего Города. Он поднял паруса и опустил кормовые противовесы. Корабль рванулся вперед. Волна восторга охватила Прутика, он закрыл глаза и откинул голову назад, отдаваясь воле поющего и стремительно усиливающегося ветра.