Алькатрас и Кости Нотариуса - Брендон Сандерсон

ли, спасение Драулин было неудачным решением. Отдав Линзы Переводчика, я бы спас одну жизнь, но заплатил бы за это страшную цену.

Библиотекари бы получили доступ к знаниям инкарнов. Конечно, Драулин бы выжила, но сколько людей погибло бы в войне, перекинувшейся на Свободные Королевства? Имея в своем арсенале технологии древних, Библиотекари стали бы непобедимой силой.

Я бы спас одну жизнь и обрек на смерть множество людей. Для лидера такие слабости — непозволительная роскошь. Думаю, Каз это понимал. Немного помедлив, он спросил: «Ты уверен, парень?»

— Да, — ответил я. В тот момент я не задумывался о защите Свободных Королевств и других подобных вещах. Тогда у меня в голове крутилась лишь одна мысль: я не мог взять на себя ответственность за смерть Драулин.

— Хорошо, — согласился Каз. — Я за тобой вернусь. Не переживай.

— Удачи, Каз.

И он исчез.

Глава 16

Писатели — а в особенности сочинители вроде меня — рассказывают о людях. Что довольно-таки иронично, ведь о них мы ничегошеньки не знаем.

Задумайтесь. Зачем кому-то становиться писателем? От любви к роду человеческому? Ясно дело, что нет. Стали бы мы иначе искать работу, с которой можно круглыми сутками и днями напролет сидеть в тесном подвале, где единственную компанию нам могут составить карандаш с бумагой и наши воображаемые друзья?

Писатели ненавидят людей. Если вам хоть раз доводилось встречать одного из них, вы прекрасно знаете, что это зачастую неуклюжие и безалаберные личности, которые живут под лестницами, шипят на прохожих и не моются по несколько недель. И это я вам еще описал самых общительных.

Я запрокинул голову и оглядел стенки нашей ямы.

Бастилия сидела на полу и явно пыталась изображать из себя терпеливого человека. Надо сказать, что примерно с тем же успехом арбуз мог притвориться мячиком для гольфа. (Выглядел бы он, конечно, поопрятнее, зато удовольствия было бы вдвое меньше.)

— Ну же, Бастилия, — сказал я, взглянув на свою Кристин. — Я знаю, что ты расстроена не меньше меня. Есть мысли? Может, у меня бы получилось как-нибудь сломать эти стены? Сделать уклон, по которому мы выберемся наверх?

— Если стена рухнет, нас может накрыть землей и камнями, — отрезала она.

Что ж, справедливое замечание.

— Что если мы попытаемся забраться наверх, не пользуясь Талантом?

— Стены скользкие и гладкие, Смедри, — рявкнула она. — По такой даже Кристин не залезет.

— Но если мы сделаем сцепку, упремся спиной друг в друга, а ногами в стены…

— Для этого дыра чересчур широкая.

Я замолчал.

— В чем дело? — спросила она. — Других гениальных идей нет? Как насчет подпрыгнуть? Пару раз попробовать точно не помешает. — Она отвернулась от меня, чтобы взглянуть на стену нашей ямы, и тяжело вздохнула.

Я нахмурился.

— Бастилия, это на тебя не похоже.

— О? — возразила она. — А откуда тебе знать, что «на меня» похоже, а что нет? Мы знакомы сколько, пару месяцев? И за это время мы провели вместе три или четыре дня?

— Да, но… в общем, я к тому, что…

— Все кончено, Смедри, — добавила она. — Мы проиграли. Каз уже, наверное, добрался до центра библиотеки и отдал Линзы. Скорее всего, Килиман просто возьмет его в плен, а мою маму бросит умирать.

— Может, мы еще сможем выбраться. И прийти им на помощь.

Но Бастилия как будто не слушала. Она просто сидела, сложив руки на коленях и пялилась в стену.

— Все-таки они правы на мой счет, — прошептала она. — Я не заслужила рыцарский титул.

— Что? — спросил я, опускаясь рядом с ней на корточки. — Бастилия, это же чушь.

— Я участвовала всего в двух настоящих операциях. Эта — вторая, а первой было проникновение в библиотеку в твоем родном городе. Оба раза я угодила в ловушку и ничего не смогла сделать. От меня никакого толка.

— Мы все попали в ловушку, — возразил я. — И твоя мать справилась не сильно-то лучше.

Она снова покачала головой, оставив мои слова без внимания.

— Никакого толка. Тебе пришлось вызволять меня из тех веревок, потом — вытаскивать из дегтя. И это даже не считая того раза, когда ты не дал мне вывалиться через дыру в стене Драгонавта.

— Ты тоже меня спасала, — заметил я. — Помнишь монеты? Если бы не ты, я бы сейчас носился с пылающими глазницами и навязывал людям нелегальные книжки не хуже наркодилера в поисках очередной жертвы.

(Эй, ребятишки? Хотите попробовать Диккенса? Чуваки, это полный улет. Ну давайте. Первые главы «Тяжелых времен» бесплатно. Я же знаю, что все равно потом вернетесь за «Повестью о двух городах».)

— Это другое, — возразила Бастилия.

— Вовсе нет. Послушай, ты не просто меня спасла — без тебя я бы понятия не имел, что делает половина всех этих Линз.

Она подняла голову и посмотрела на меня, нахмурив бровь.

— Ну вот, опять ты за свое.

— В смысле?

— Подбадриваешь меня. Как подбадривал Австралию и всех остальных за время путешествия. Что ты за человек, Смедри? Ты не хочешь принимать решения за других, но все равно готов нас поддерживать?

Я замолчал. Как это вообще произошло? Разговор ведь был о ней, а потом она просто взяла и швырнула его мне прямо в лицо. (Я на собственном опыте убедился в том, что швыряться чем-нибудь в лицо — словами, разговорами, ножами — одна из Бастилиных фишек.)

Я перевел взгляд на слабо мерцавший огонек в комнате наверху. Он казался таким навязчивым и манящим, и наблюдая за ним, я вдруг кое-что понял в самом себе. Конечно, я злился из-за того, что угодил в ловушку, потому что беспокоился за судьбу Каза и Драулин, но у моей досады была и более глубокая причина.

Это я хотел быть полезным. Я не хотел остаться в стороне. Хотел был главным. Мне было нелегко перекладывать ответственность на других.

— Я и правда хочу быть лидером, Бастилия, — прошептал я.

Она зашуршала, поворачиваясь ко мне лицом.

— Мне кажется, в глубине души все люди ходят быть героями, — продолжил я. — Но те, кто хотят этого сильнее других, — изгои. Девчонки и мальчишки с задних рядов, над которыми все время смеются, потому что они отличаются от остальных, потому что выделяются, потому что… все ломают.

Хотел бы я знать, понимал ли Каз, что быть не таким, как все, тоже можно по-разному. У каждого из нас свои странности — и свои слабости, которые могут стать объектом для насмешек. Я знал об этом не понаслышке. Мне тоже доводилось это испытать.

И я совершенно