#заяц_прозаек - Лариса Валентиновна Кириллина

к этому привыкли. Заикались, мекали.

Маралейка порадовалась, что она хорошо умеет говорить вслух, а не по каналам.

Растерянная учительница попросила всех пройти в класс.

Ни телефоны, ни компьютеры не работали.

— Дети! Сегодня мы весь день будем заниматься творчеством, лепкой, рисованием!

(«Это потому что она без чипа не знает, что нам говорить, а рисовать каждый может», шепнул Л.)

На перемене Л взял Маралейку за руку, прошептал:

— Бежим отсюда! Не проверят же!

Только через окно. На входе камера старинная, ей эти учения до лампады.

К вечеру они успели съесть по пять мороженых (у Л оказались с собой настоящие деньги, Маралейка их и видела всего два раза в жизни), дойти до залива, окончательно заблудиться, потом радостно найтись почти в центре города, кто б знал, что это рядом, если ходить не по проложенным маршрутам.

— Эх, пора домой.

Л тяжело вздохнул и, решившись, приобнял Маралейку за талию.

— Через час чипы включат.

У крыльца Маралейка набралась храбрости, чмокнула Л в ухо, пусть и не фиолетовое, но очень симпатичное.

Когда мы вырастем, думала она, то уедем туда, где всегда учения, а не учёба, чипы не работают, а Л наконец-то сможет сказать свое полное имя, не опасаясь обвинения в подрыве устоев. Родители назвали его Ленин.

Николай Назаркин. Кровь на белых крыльях и много сыра

Макс влюбился вечером в пятницу, в шесть двадцать по системному времени, когда отрубленная голова минотавра взлетела, кувыркаясь, и поток чёрной крови ударил из обрубка, пачкая белые крылья любви. Любовь парила над схваткой. Крылья, огромный меч, короткая туника, сандалии на ремешках, длинные-длинные волосы и длинные-длинные ноги — всё было белым, забрызганным чёрной кровью. Недостижимая и прекрасная, невозможно было не влюбиться. Макс так и сделал. Не первый раз.

Рейд закончился, лидер дал всем «отбой», так что Макс отключился сразу, и тут же поймал «входящий» матери:

— Солнышко, всё в порядке? — и тут же, не давая ответить, — Только не пытайся скрыть, у тебя же пульс подскочил, такое происходит при сильных переживаниях! Вот! Ты краснеешь!

До отключения родительского мониторинга Максу ещё полгода.

— Я немедленно свяжусь со специалистом…

— Лена, может быть не стоит каждый раз, когда… — это папа подключился.

Они начали спорить, опять, но у папы было только его собственное мнение, а у мамы — восемь терапевтических пабликов.

— Делай, как знаешь, — произнёс папа свою коронную фразу и скрылся.

А на его месте сразу же возник Соломон Юрьевич, доктор виртпсихологии, моложавый дедушка в домашнем, уютный и спокойный. «Я всегда готов выслушать» — это лого его курса такое. Даже надкусанный бутерброд вон на углу стола лежит, так спешил откликнуться.

— Приветствую, голубчик! — начал Соломон Юрьевич и тут же улыбнулся. — О, вижу, вижу, как сердечко-то бьётся! Влюбились, юноша? Признавайтесь!

Макс признался, конечно. А чего такого?

— И кто же она? Валькирия? Интересно! — по-доброму усмехаясь, уточнял Соломон Юрьевич. — Трёхсотого уровня? Призывается артом или ритушкой? А, через конт! Тогда конечно, конечно…

Соломон Юрьевич поговорил ещё минут пять, посмеялся в аккуратную седую бородку, и мигнул, отключаясь. Макс тут же рванул в коридор, к родительской двери.

— … Не стоит переживать, голубчики, — доносился оттуда бодрый голос Соломон Юрьевича. — Юность, гормоны… Поверьте мне, любовь — это отличная терапия в его возрасте. Как и комплекс витаминов, рекомендованный нашим курсом. Вы ведь подписаны?

— Подписаны! — пискнула мама.

— И очень правильно! — воскликнул Соломон Юрьевич. — Комплекс витаминов и любовь — замечательная терапия для подрастающего организма. Подростки переживают психологически трудные времена: всё чаще выходят в реал, всё больше им надо решать в жизни. Без точек респауна и откатов. Так что пусть влюбляются, это всё быстро пройдёт!

— М-м-м, — сказал папа.

— Не волнуйтесь, голубчики, — рассмеялся Соломон Юрьевич. — Он нас не слышит, я отключил его линию.

Макс усмехнулся. Взрослые иногда такие наивные!

— Так что всё в порядке, пусть влюбляется, это полезно молодому организму, — закончил Соломон Юрьевич и его голос пропал совсем.

— Я опять зря паниковала? — спросила мама виноватым голосом. — Да, Олегусик?

— Ну что ты, Ленусик! — откликнулся папа. — Просто мы все, и ты, конечно, переживаем и соскучились, дай хоть обниму…

Макс отпрыгнул от двери. Взрослые иногда такие…

Через час, почти перед ужином, он зашёл к маме. Та не спала: сидела на диване, поджав ноги, и что-то читала в большой синей папке. Отложила папку, улыбнулась, стала расспрашивать: а как дела, а как школа, а сколько одноклассников Макс уже встретил в реале… Обнялись в конце — обнимать голограмму было привычно щекотно, словно наэлектризованный поролон — и мама отключилась. Она уже полгода в Монголии на раскопках, ещё минимум месяц до возвращения.

Потом готовили с папой ужин. Пиццу домашнюю на двоих. Папа с ветчиной и оливками на своей половине, Макс с «много сыра» на своей.

— Рассказывай, — сказал папа, нарезая оливки кружочками.

Макс вздохнул.

— Пап, — сказал он. — Как ты относишься к предательству?

— Серьёзно, — не задумываясь отреагировал папа и даже оливки перестал резать. — Это сильное обвинение, таким не бросаются.

— В общем, есть один человек… Эльф… Ассасин двести пятьдесят шестого уровня… В нашем клане, ну, и вообще… И он… Она… Этот человек, в общем… — Макс нахмурился. — Я её с «Воронами» сегодня видел! Шла, главное, смеялась!

— А «Вороны» — это соперники?

— Сволочи они! Ну, в смысле, враги, да. Другой клан. «Золотые вороны». Курицы недощипанные!

— И ты эту… ассасинку…

— Аску.

— Да, аску с ними видел. Вместе и смеющейся. Тогда как она должна была, судя по твоей реакции, с ними как минимум сражаться. Так?

— Ага, — повесил голову Макс.

Сыр на его половине пиццы валялся крупными обломками, как его, Макса, жизнь.

— А ты её хорошо знаешь? — спокойно, словно речь шла о его любимых пермских дицинодонтах, спросил папа.

Он всегда их, этих вымерших, в пример приводил, когда кто-то очень нервничал. «Давайте представим, что мы говорим о дицинодонтах. Об эндотиодоне, допустим. Замечательный был представитель. Так вот, давайте представим, что мы о нём. Ему уже всё равно, он уже вымер, так что нас будут волновать только факты». Факты…

— Знаешь? — повторил папа.

Макс медленно кивнул. Ещё бы!

— Она из нашего класса, — сказал он несчастным голосом. — Её Лика зовут. Мы уже встречались… Ну, в реале. Когда в поход ездили, осенью, потом на карнавале, ну, и… потом… тоже… Она в соседнем доме… живёт, — добавил совсем тихо.

Папа кивнул. Спокойный, как вымерший эндотиодон. Словно это не его сын признаётся, что знает, где в реале живёт одноклассница.

— И в вирте, наверное, много общались?

— Ну