#заяц_прозаек - Лариса Валентиновна Кириллина

кто-то очистил, чтобы потом, посадить зацветшую луковицу обратно. Кто-то замазал глиной. Мей Ли оставила всё, как есть.

Дня через три я сдал экзамен по программированию. Не зря сидел с дедом, хоть и утопил грибы.

А на корзиночке появились небольшие пупырышки. Я было подумал, что всё, хана, уморил корзиночку солью. Это же не мангровое растение какой-нибудь. Это я в сети нашел про мангровые деревья, смотрел, что вообще растёт в соленой воде.

Но потом пупырышки начали расти.

Через несколько дней корзиночка всплыла и теперь плавала у поверхности, чуть шевеля маленькими фиолетовыми побегами, похожими на щупальца. На всякий случай я глянул в сети животных-корзиночки, живые-корзиночки, а заодно посмотрел флору и фауну Келлоса-2, родной планеты Синего. Вдруг он нам вручил что-то, только ему родное и понятное. Но там тоже ничего похожего на корзиночку не увидел.

На всякий случай, я позвонил Гри, ещё раз спросил, какого цвета у них были кайманерии. Спросил, приносил ли кто-то корзиночки, узнал, что да, некоторые их сохранили и потом в них принесли выращенные цветы. И всё. И всё, блин!

Про шупальца на корзиночке я ему говорить не стал, отчитался про других домашних.

К этому времени кайманерия в горшке дала тонкие, тёмно-зелёные листья.

Потом мы сдавали физру. Вот да, это же надо было придумать зачет по физре! Наверное, только у наших преподов в головах такая дичь! Я отжимался на брусьях, а сам смотрел на Мей Ли. Она как раз делала упражнение на бревне. Какая же она тоненькая и гибкая! Ну точно, как стрелокрылка. Вроде бы по бревну идёт, а как будто танцует! Я так засмотрелся, что сделал больше отжиманий, чем нужно. Физрук хмыкнул, сказал, что с такими результатами, я могу в спорт пойти, многие университеты это дело любят, ну то есть, можно не переживать из-за оценок по физике или математике. Ну, спорт, это да, это у меня может получиться, на ферме, не смотря на роботов, много чего приходится делать. Но это так, запасной вариант.

Щупальца на корзиночке росли и росли. Сначала они были похожи на маленькие ростки на картошке. Потом на шупальца осьминогарыла. К концу месяца они расти перестали, просто тихо шевелились под весенним ветерком. А на некоторых из них сверху появилось утолщение, в котором открылся маленькие глазок. Эээээ… То есть это животное? Не растение? Сеть упорно не выдавала ничего про растение-корзиночку с глазами, про зверя-корзиночку-с-глазами, про щупальца с глазами…

Оказалось, что корзиночка любит греться на солнце, что ночью она спит, что любит, когда её гладят. Бока у неё перестали быть шершавыми и немного блестели.

А еще корзиночка умела танцевать! Это я случайно заметил, когда ставил будильник перед экзаменом по физике. Щупальца качались точно в такт музыке. Я всю ночь разные мелодии ставил, и точно — качает щупальцами. То быстрее, то медленнее. Я даже сам попробовал сам с ней танцевал, качая руками. Дожил — танцевал с растением, вместо того, чтобы Мей Ли провожать и всякое такое. Утром спохватился: сегодня же физика…

Кое как сдал. Как раз по границе порога прошёл по баллам, ну да ладно, сдал же. Потом переплыл математику.

А на кайманерии к концу месяца появился светлый бутон. Молодец, Синий! Как раз к дню зачёта.

И вот наступил день, когда мы должны были принести на ботанику пророщенные цветы.

Я поставил кайманерию в коробку. И понёс. Я шёл через парк и думал, правильно ли, что я не понёс корзиночку. Может быть, нужно было принести и её и кайманерию? И вдруг увидел, что в парке на лавочке сидит Мей Ли. И плачет. Оказывается, у неё на этой дурацкой луковице даже листья не появились, и корзиночка рассыпалась в какую-то труху.

Ужасно, банально, но я — да, да, да! Я отдал ей свою кайманерию. А как я мог ещё поступить?

Мей Ли расцвела.

Мы вместе пошли в школу. Ну, вернее, Мей Ли пошла, а я, как мне кажется, полетел.

А у школы Сёмыч. «Бежим, — говорит, — смотреть оценки по химии, говорят химик их у класса повесил, раньше, чем они на школьном сайте появятся». Оказалось, что химию я сдал пока лучше всего (не считая физкультуры, гм, да…), не зря мы с Сёмычем проводили опыты в его гараже-лаборатории! Сёмыч просиял, значит всё, ура, вместе пойдём в химический класс.

И мы помчались на ботанику.

В классе все уже сидели на своих местах. На партах стояли корзиночки и горшки с кайманериями. Только у корзиночек цвет был уже не светло-фиолетовый, как месяц назад, не густо-фиолетовый, как сейчас у моей корзиночки, а серый, тусклый. Сами кайманерии у всех были разные, со светло-голубыми, лимонными и даже с черными листьями. У некоторых листья были темно-зеленые, как на моей. У Сёмычевой кайманерии, кстати, тоже.

А Мей Ли в классе не было. Прозвенел звонок, пришел Синий. Оглядел класс, раздал билеты с вопросами по теории и стал по одному всех вызывать к себе. Он просматривал тетради наблюдений, слушал ответы. Все принесенные ему корзиночки он ставил на стол. А горшки с цветами — на окно.

А я всё думал, где же Мей Ли? Почему её нет? И ведь Дэна тоже нет. Вот же…

Билет мне попался простой. Я пока месяц по сети лазил, столько всего там про растения вычитал, вне школьной программы! Когда Синий меня вызвал, я сказал, что забыл тетрадь наблюдений дома, что у меня ничего не выросло. Сидел, отвечал кое как билет, а сам всё про Мей Ли про думал.

А Синий вдруг спрашивает:

— Зачем Вы потрогали бока всех корзиночек?

Оказывается, я задумался и машинально все корзиночки перетрогал. Чтобы с моей сравнить. Моя была тёплая, ну, не горячая, а как свинокот, скорее, и гладкая. А эти оказались шершавыми и холодными.

— Я спросил, зачем Вы погладили все корзиночки?

Я молчу, не знаю, как ответить. И тут дверь открывается и входит Мей Ли. И Ден вместе с ней. И в руках у Мей Ли кайманерия. Но не моя, зелеными листьями и с белым, полураспустившимся бутоном, — а с лимонными листьями и ярко красным цветком! И у Дэна в руках такая же! Я аж подпрыгнул.

— А моя где? — закричал.

— В раздевалке на окне стоит, — усмехнулся Дэн, — Беги, пока твоего дичка робот-уборщик не выбросил.

Я вскочил, отпихнул Дэна, он легкий, хлипкий оказался, и помчался в раздевалку.

Моя кайманерия стояла на окне. Цветок успел почти совсем распуститься. Он оказался белым с