Дмитрий Емец - Колесница призраков

– Это номер президентской машины! – охнул Егор.

Тем временем Федор примерил шоферскую фуражку и, уставившись на первую страницу папки, прочитал: «Бумаги на подпись Президенту Российской Федерации».

– Ишь ты какая у нас Маменька запасливая! – поразился он. – И папку у президента стащила!

– Погоди, давай узнаем, что Маменька выяснила! – сказал Егор. – Давай, Маменька, мы тебя слушаем!

Маменька немедленно схватила карандаш и стала отстукивать им на столе азбуку Морзе, но делала это так быстро, что ребята ничего не смогли разобрать.

– Стой! Давай ты лучше будешь на компьютере печатать! – предложил Егор. Он включил компьютер, и Маменька, вдоволь наигравшись с клавишами, стала отбивать тарабарщину вперемешку с нужными сведениями. Вот что она отбила:

«У-у-у! О-о-о! Гхцукп! Дядька-президент би-би в машине! Бумажки листать, в носовой платочек дудеть! А-а! Аттилы в би-би нету! Аттила в Кремль сидит, в кабинет ждет! Нехороший Аттила, он не хотеть с Маменька дружить! О-о! У-у! Чпок! Р-рррр! Маменька хотеть: президент не езди в Кремль, уезжать подальше из Москва! Маменька пугать президент. Маменька выть ему в ухо, Маменька отламывать дверца его би-би. Президент бояться, президент кричать! Охрана хватать президент, сажать его, свой большой би-би, мчаться в Кремль. Маменька хотеть догнать тот би-би, но вначале Маменька играться старый би-би. Пока Маменька играться, президент в другой би-би уже далеко. Тогда Маменька брать кое-что на память и возвращаться обратно. Маменька торопится, ведь ее ждут друзья!»

Катя смущенно улыбнулась. Это была едва ли не первая улыбка после того, как пропал гусар.

– Как трогательно! Она считает нас своими друзьями! – сказала она.

– Тоже мне приятелей нашла! Операцию провалила! – недовольно сказал Федор.

– Федор, ты тошнот! – вспылила Катя.

– Подумаешь, заигралась немного, с кем не бывает, – поспешил на защиту Маменьки Дон-Жуан. – Зато все, что нужно, выяснила. Аттила в Кремле, там же теперь и президент. А что будет дальше, об этом даже думать неохота.

– Я предупрежу профессора! Теперь без его помощи нам не обойтись! – вскочил с места Егор.

– Ты хочешь поехать на скутере? – спросила Катя.

– Разумеется, – ворчливо ответил Гений.

– Не трать бензин, у меня есть план получше. Ну-ка, Маменька, принеси нам сюда профессора! – велел Паша.

Радостно задребезжав стеклом книжного шкафа, Маменька исчезла, а спустя десять минут, едва не разбив своими загипсованными ногами стекло, в комнату влетел профессор Фантомов. Он летел прямо с кроватью, вместе с блоками, к которым крепились его руки и ноги. Маменька опустила кровать на пол возле письменного стола, и кровать сразу заняла собой всю комнату. Еще десять минут потребовалось профессору, чтобы немного отдышаться и перестать ругать Маменьку и «великолепную пятерку» на чем свет стоит.

– Это вы ее подучили меня притащить? – кричал профессор. – Меня, между прочим, кормили супом. И вдруг кровать срывается с места и, протаранив окно, улетает. Видели бы вы лицо медсестры! Я никогда его не забуду! Такое милое, полубезумное лицо с голубыми-голубыми, круглыми от ужаса глазами. Я уж не говорю о том, что я сам чувствовал, когда меня мчали между домами и время от времени кровать переходила в крутое пике.

«У-у, противный! И пошутить нельзя!» – отстучала на компьютере Маменька.

– Ладно, проехали! Считайте, что на первый раз я вас простил. Что вам от меня надо? – спросил профессор, когда его гнев наконец улегся.

– Новости самые неважные. Кувшин мы прошляпили, а Аттила уже в Кремле.

– Я так и понял, – сказал Фантомов, кивая на лежавшие на столе правительственные номера. – Это оттуда?

– Это Маменькин боевой трофей.

– Маменька, сколько раз тебя учить: нормальные полтергейсты так себя не ведут, – нахмурился профессор. – Считай, что пока я тебя прощаю! Но учти: мое терпение не безгранично.

– Хотите чаю? – предложила Катя.

– Чаю? – переспросил профессор. – Ну ладно, давай, так и быть…

Вскоре, главным образом благодаря Кате, ворчливый профессор оттаял окончательно.

– Уговорили, несколько дней я поживу у вас и помогу вам своими мудрыми советами. Тем более что на ближайшую неделю у меня не было никаких особенных планов, – согласился он, оглядывая свои бинты.

Чтобы не объяснять родителям, откуда в комнате братьев взялся неизвестный загипсованный человек, да еще с больничной кроватью, профессора решено было расположить в комнате Дон-Жуана, дедушка которого накануне уехал на две недели в Южную Америку читать лекции по культуре майя. Перенесли кровать с помощью все той же Маменьки, которая на радостях, что теперь с ней вместе все ее друзья, вначале подбросила кровать на высоту примерно шестидесяти этажей и уже только потом, поймав ее у самой земли, поставила в комнату к Дон-Жуану.

С кровати, где лежал профессор, то и дело доносилось его любимое: «Считай, что я тебя прощаю». За три часа Катю он простил два раза, Дон-Жуана – пять, Колбасина – четыре раза, Егора – двадцать, а Федора прощал столько, что сбился со счета. Впрочем, это было неудивительно, потому что парень морозил глупость за глупостью и бестактность за бестактностью.

Гений переселился к Дон-Жуану и целый день под руководством профессора что-то чертил. Оба охотника за привидениями, старый и малый, разрабатывали схему ловушки для Аттилы, причем оба употребляли терминологию, понятную только большим спецам в физике и высшей математике. «Синус тангенса котангенса косинуса двойной гипотенузы в квадрате», – передразнивал их Федор.

С Пашей же Колбасиным произошла презабавная история: в него влюбилась Маменька. Что именно полтергейстиха нашла в Паше, сказать сложно, но теперь она слушалась только его и часами напролет преследовала Пашу своими неуемными заботами. Она притаскивала ему откуда-то то ветку бананов, то целый мешок с мандаринами, а то и ящик шоколада.

«С оптового рынка небось таскает! То-то там воплей!» – авторитетно заявлял Федор. Колбасин, смущаясь и даже злясь, пробовал урезонить Маменьку, но это было дохлым номером: Маменька не урезонивалась. «Великолепной пятерке» ничего не оставалось, как есть шоколад и мандарины, благо занятие это было необременительное.

Вдобавок Маменька оказалась очень ревнивой полтергейстихой. Как-то заметив, что Паша смотрит из окна на возвращающуюся домой Маринку Улыбышеву, Маменька издала оглушительный потусторонний вопль и, схватив Маринку, посадила ее в кузов проезжавшего мимо грузовика. Дрожа от ужаса, Маринка наблюдала, как мешок со штукатуркой, стоявший с ней рядом в грузовике, сорвался с места и, летая над кузовом, написал на его досках сыплющимся порошком слова: «Не зарься на Пашу, он мой!»

Катя сидела перед телевизором и едва не сломала пульт, гоняя его по всем программам и отыскивая блоки новостей. Сведения из Кремля были самые скудные и противоречивые. В основном повторялось одно и то же, что президент по неизвестной причине вызвал из отпуска министра обороны, а также созвал командующих всеми родами войск и уединился с ними на закрытое секретное совещание.

– Кажется, Аттила начинает действовать! – озабоченно сказал Дон-Жуан, смотревший телевизор вместе с Катей. – Только одно непонятно: откуда Аттила знает, кто министр обороны, кто командующие, как устраивать совещания, что говорить? Да и русский язык он когда успел выучить?

– Думаю, он воспользовался сведениями из подсознания президента, – подал с кровати голос профессор. – Он подавил его сознание, но сохранил все подсознательные умения, знания и навыки. Аналогичный случай был в 1480 году, когда призрак герцога Кастильонского, предательски убитого двадцатью годами раньше при осаде крепости Ботивин-де-Капуст, вселился в одну парижскую ведьму – она вдруг заговорила на латыни, при этом не забыв своих знахарских рецептов.

Кроме мрачных сведений о совещаниях в Кремле, «Новости» пестрели и другими, более забавными. Например, говорили о внезапном смерче, оторвавшем сегодня дверцу у президентской машины. Наполовину в шутку, наполовину всерьез сообщалось, что сегодня в разных частях города видели то летающий мотоцикл, то летающую кровать, на которой лежал забинтованный человек. Один из операторов-любителей ухитрился даже снять, как подросток на скутере перелетает через двухэтажный дом. Лица подростка было не видно, но Катя с Дон-Жуаном узнали его по одежде. Это был Гений.

– Вот так и становятся знаменитыми, – с завистью сказал Дон-Жуан.

– Бедный мой скутер! – простонал Паша. – Воображаю, во что превратились его рессоры!

– Ни во что не превратились. Маменька приземлила меня бережно, – сказал Егор, умолчав, что скутер зацепился за дерево, отчего отлетел кусок обшивающего его пластика. «Чем позже об этом узнает Колбасин, тем крепче он будет спать», – убеждал себя Гений.