Хранитель планеты - Александр Николаевич Житинский

– Сам ты фуфло! Тебе все бабки!

Панасониковская переводчица глазами хлопает: не понимает нашей речи. Ее таким словам в университете не учили, понятно…

– Ладно! Давайте отдыхать! – командую я. – Завтра во всем разберемся.

Соратники ушли.

Горничная принесла ужин: рисовые котлетки и желе из морской капусты. Я котлетки съел, а желе выбросил в унитаз.

Посмотрел перед сном японскую рекламу по телевизору и заснул на широкой кровати.

Спал поперек, назло их буржуазным предрассудкам.

Непривычно, конечно, было. Сроду такой истории со мной не случалось. Чувствуешь себя, как во сне. Хорошо хоть, что в любой момент проснуться можно. Свистнул в дудочку – и улетел домой, к маме…

Хотелось, чтобы в Токио мне приснилась мама. Но она не приснилась, а явилась во сне Дуня Смирнова с крокодилом величиною с электричку и стала бранить меня за низкий идейный уровень.

Утром опять появляются все: горничная с кофе, гид с рекламными проспектами и Тэйко-сан с пачкой газет. Улыбаются по-страшному, будто я ихний японский бог. Кто у них там? Будда, что ли?

Пью кофе, просматриваю газеты. На первых полосах – наши фотографии в саду камней. Панасоник бутерброд заглатывает, Катька с котенком и я – важный такой, щеки надуты. Под фотографиями – иероглифы японские.

– Что там написано? – спрашиваю у Тэйко.

– «Бабася-сан – Хранитель планеты из России», – переводит Тэйко-сан. Я попросил ее перевести всю статью. Она мне милым своим голоском передала все то, что я вчера рассказал журналистам. Про Центр Вселенной, про Марцеллия и экологию. Все так серьезно, с полным доверием.

Не успела она дочитать, как открывается дверь и в комнату вбегает человек в сером костюме. Я сразу понял, что наш. Такое у него лицо было. Советское.

Дышит тяжело, вспотел. Увидел японцев, что-то им сказал по-японски и ко мне обращается:

– Ты как сюда попал? По какой линии? Как тебя зовут?

– Позвольте, – отвечаю вежливо. – Мы с вами не знакомы. Представьтесь, пожалуйста.

– Бубликов, – отвечает. – Сотрудник советского посольства… А ты вправду русский?

– Прошу вас, господин Бубликов, мне не «тыкать», а называть на «вы». Так естественнее для человеческого достоинства, – говорю. – А оно от возраста не зависит.

Это мне Дмитрий Евгеньевич вспомнился, наш историк.

Бубликов еще больше вспотел. Вижу – убить меня хочет, но пока не может.

– Назовите вашу фамилию, – говорит грозно. По какой линии вы прибыли в Японию? Где ваш международный паспорт?

Я фамилию назвал и даже сказал, где живу. А в Японию, говорю, прибыл по космической линии.

– По космической программе? – он не понял. – Какое вы к ней имеете отношение?

– Я – Хранитель планеты, – заявляю.

– Перестаньте дурака валять, Быстров! – шипит он. – Это не игрушки! Дело пахнет международным скандалом!

Совсем меня заманал! Что, вы опять не понимаете? Почему вы наших слов не понимаете? Сейчас все так говорят. «Заманал» – это что-то вроде «надоел», «сильно пристаешь».

– А эти ваши… соратники? Они кто? – спрашивает.

Я ему сообщил данные Тимошиной, а с Панасоником, сказал, пусть сам разговаривает. Я, кроме клички, ничего про него не знаю и знать не хочу.

– В общем, – говорит Бубликов, – я все сейчас передам по дипломатическим каналам. А вы пока собирайтесь. И из страны вас будут выдворять. В двадцать четыре часа.

На меня такая злость напала! Как он смеет разговаривать так с Хранителем планеты! Я дудочку в кармане нащупал. Дай-ка, думаю, выдворю из страны самого Бубликова. И не в двадцать четыре часа, а мигом. Вышвырну его, как котенка, пускай он в своем министерстве объясняется!

Но не стал. Пожалел. Выгонят ведь Бубликова из дипломатов. А у него, наверное, семья, дети…

– Можете передавать все, что угодно. Не забудьте оповестить наших родителей, они волнуются, – говорю Бубликову. – А уеду я отсюда с соратниками не раньше, чем закончу дела по хранению планеты.

– Опять ты за свое?! – шипит.

– Вы газеты читаете? – спрашиваю. – Вот тут везде написано, что я – Хранитель.

– Да они напишут, что ты Иисус Христос! Лишь бы сенсация! Лишь бы деньги заработать!

– Напрасно вы так о журналистах дружественной державы, – укоряю я Бубликова.

Бубликов плюнуть хотел, но сдержался. Вспомнил, что он дипломат.

Опять что-то сказал японцам и ушел.

Вот что мне нравится в японцах – так это воспитанность. Не лезут они не в свои дела. У нас бы сразу накинулись: «Что он сказал? Зачем приходил? Чего хочет?». А эти – сидят, улыбаются. Им до лампочки, зачем Бубликов приходил. Или делают вид.

Тут двери снова распахиваются, входят вчерашние министерские чиновники и приглашают на пресс-конференцию. Говорят, что журналисты из семидесяти трех стран хотят со мной говорить. А тринадцать телекомпаний будут наш разговор записывать на пленку.

Ну, я, конечно, похолодел, как стаканчик с мороженым. Но виду не подаю.

– Я согласен, – отвечаю сурово.

Глава 14.

Пресс-конференция

Пока меня везли в лимузине на пресс-конференцию, я думал.

Понял, что теперь мне не выкрутиться. Японцы меня достали. Раньше я все доказывал, что я – Хранитель. Тратил на это силы и энергию. И нервы, кстати. А мне никто не верил, задвигали меня подальше. Пока в трубу не задвинули.

А тут – нате, пожалуйста! Никто бровью не повел. Сразу во всех газетах напечатали. Со всех стран сбежались на пресс-конференцию. Говори, мол, Бепс! Мы тебя внимательно слушаем.

А что я им скажу?!

Короче говоря, привозят меня на машине к какому-то многоэтажному зданию из стекла и алюминия. Открывают дверцу. Я выхожу, как президент, и направляюсь к дверям в сопровождении японских чиновников. Хорошо, что Катька хоть куртку подшила, хлястики не болтаются. Но курточка все равно грязноватая и поношенная.

Ничего! Пусть видят, что Хранитель шмотками не интересуется.

Сзади подкатывает еще один лимузин, из него Катьку с Панасоником высаживают. На лимузинах, между прочим, красные флажки Советского Союза и белые с красным кругом – Японии.

Я курточку снимаю, остаюсь в школьной форме. При пионерском галстуке. На ладони поплевал, волосы пригладил. Где журналисты? Давайте их сюда!

Ввели нас в зал, прямо на сцену, где длинный стол стоит, уставленный микрофонами. А в зале – полно народу с магнитофонами и фотоаппаратами. Телекамеры стоят, яркие лампы светят.

Я Панасонику успел шепнуть:

– Будешь трепаться, что у нас с вещами туго, – испепелю!

Уселись.

Мы – в центре, чиновники – по краям. Маленькие наушники на голову нацепили, чтобы понимать, что происходит.

Главный чиновник встал и начал