Патрик Несс - Вопрос и ответ

Ознакомительный фрагмент

— Расскажи, — говорит она с напускной беззаботностью, — эти злодеи и впрямь так уж злы?

Дверь открывается. На пороге возникает невысокая девушка в такой же ученической шапочке, примерно одного возраста с Мэдди, но кожа у нее темно-коричневая, а сама она мрачнее тучи.

— Госпожа Койл говорит, чтобы ты заканчивала.

Мэдди, не поднимая головы, продолжает наклеивать на мой живот повязку с лекарством:

— Госпожа Койл прекрасно знает, что я еще и половины не сделала.

— Нас призвали, — говорит девушка.

— Коринн, ты так говоришь, будто нас каждый день призывают. — Повязка действует не хуже моего пластыря с корабля: лекарство уже проникает в кровь, я чувствую приятную прохладу и сонливость. Мэдди заканчивает спереди и поворачивается к столику за новой повязкой для спины. — Я здесь делом занята.

— Там человек с ружьем, — говорит Коринн.

Мэдди замирает.

— Всех созывают на городскую площадь, — продолжает Коринн. — Включая тебя, Мэдди Пул, занята ты или нет. — Она скрещивает руки на груди. — Похоже, армия явилась.

Мэдди смотрит мне прямо в глаза. Я отвожу взгляд.

— Вот и пришел нам конец, — добавляет Коринн.

Мэдди закатывает глаза:

— Знаешь, ты всегда такая жизнерадостная! Скажи госпоже Койл, что я сейчас прибегу.

Коринн бросает на нее недовольный взгляд, но уходит. Мэдди заклеивает мне спину — к этому времени глаза у меня уже закрываются.

— Теперь спи, — говорит она. — Все будет хорошо, вот увидишь. Они бы не стали тебя спасать, если б хотели только… — Она умолкает, не закончив мысли, поджимает губы и улыбается: — Я всегда говорила — Коринн по части серьезности нас всех переплюнет!

Ее улыбка — последнее, что я вижу перед сном.

— ТОДД!

Я вскакиваю, очнувшись от кошмара, в котором Тодд ускользал от меня…

С коленей Мэдди на пол с грохотом падает книга, а сама она просыпается и удивленно моргает, глядя по сторонам. Наступила ночь, в комнате темно, и только рядом с креслом Мэдди горит маленькая лампадка.

— Кто такой Тодд? — спрашивает она, зевнув и хитро улыбаясь. — Твой парень? — Увидев мой взгляд, она тут же мрачнеет. — Кто-то близкий и дорогой?

Я киваю, все еще тяжело дыша. Мокрые от пота волосы налипли на лоб.

— Да, близкий и дорогой.

Она наливает мне стакан воды из кувшина на прикроватной тумбочке.

— Что случилось? — говорю я, отпив. — Зачем вас созывали?

— Ах да! — Мэдди откидывается в кресле. — Было очень интересно.

Она рассказывает, как весь город — больше не Хейвен, а Нью-Прентисстаун (от этого названия у меня сердце уходит в пятки) — собрался смотреть на прибытие армии и казнь старого мэра.

— Вот только никакой казни не было, — говорит Мэдди. — Он его помиловал. Сказал, что и нас помилует. Что забирает у нас лекарство от Шума — этому никто не обрадовался, конечно, все-таки в тишине жилось очень хорошо — и что мы должны знать свое место, помнить, кто мы такие, и строить новый дом для переселенцев, которые скоро прибудут.

Мэдди приподнимает брови и ждет, что я скажу.

— Я и половины не поняла. Выходит, вы изобрели лекарство?

Она качает головой, но не отрицательно, а изумленно.

— Боже, ты и впрямь не здешняя, правда?

Я отставляю стакан с водой, подаюсь вперед и тихо шепчу:

— Мэдди, где-нибудь поблизости есть коммуникационный узел?

Она смотрит на меня так, словно я предложила ей полететь на одну из лун.

— Мне надо связаться с кораблями, — говорю я. — Это может быть что-то вроде огромной железной тарелки или башни…

Мэдди задумчиво смотрит по сторонам.

— На холмах есть старая железная башня, — наконец шепчет она в ответ, — но я не знаю, для чего она. Ее давным-давно забросили. К тому же, туда не добраться — всюду солдаты, Ви.

— Она очень высокая?

— Довольно-таки. — Мы все еще перешептываемся. — Говорят, сегодня ночью перевезут последних женщин.

— Зачем?

Мэдди пожимает плечами:

— Какая-то женщина сказала Коринн, что спэков тоже отгородили.

Я резко сажусь и чувствую, как тянет под бинтами.

— Спэков?!

— Ну да, это такой местный вид…

— Знаю. — Я пытаюсь выпрямиться невзирая на повязку. — Тодд мне много чего рассказывал про ваше прошлое. Мэдди, если он решил отделить женщин и спэков, мы в опасности! Хуже и быть не может!

Я сбрасываю с себя одеяло, чтобы встать, но живот тут же пронзает молния боли. Я вскрикиваю и падаю назад.

— Ну вот, шов потянула! — с упреком говорит Мэдди, подскочив ко мне.

— Пожалуйста! — Я скриплю зубами от боли. — Надо выбираться отсюда. Надо бежать!

— В таком состоянии бегать нельзя, — говорит она, протягивая руку к моей повязке.

И в эту секунду в палату заходит мэр.

6

РАЗНЫЕ СТОРОНЫ

Ведет его госпожа Койл. Лицо у нее еще суровей, чем всегда, лоб нахмурен, губы поджаты. Хоть мы виделись всего раз, я прекрасно понимаю, что она очень недовольна происходящим.

Мэр встает за ее спиной. Высокий, худой, но широкоплечий, весь в белом… и в шляпе, которую даже не потрудился снять.

Мне впервые удается рассмотреть его как следует. Когда он подошел к нам вплотную на площади, я истекала кровью и умирала.

Но это он.

Ошибки быть не может.

— Добрый вечер, Виола, — говорит мэр. — Я так давно мечтал с тобой познакомиться.

Госпожа Койл замечает, что я пыталась скинуть одеяло и что Мэдди тянется ко мне:

— Что случилось, Мадлен?

— Ей кошмар приснился, — отвечает Мэдди, переглянувшись со мной. — Боюсь, как бы шов не разошелся.

— Хорошо, позже посмотрим, — говорит госпожа Койл и серьезным тоном — так что Мэдди сразу настораживается — добавляет: — А пока дай ей четыреста единиц корня Джефферса.

— Четыреста? — удивленно переспрашивает Мэдди, но потом замечает выражение лица начальницы и тотчас кивает: — Хорошо, госпожа Койл.

Напоследок стиснув мою ладонь, она выходит из комнаты.

Оба долго смотрят на меня, потом мэр говорит:

— Спасибо, госпожа.

Она тоже выходит, бросив на меня молчаливый взгляд — то ли она хочет успокоить меня, то ли попросить о чем-то или предупредить, — но я слишком напугана, чтобы попытаться это выяснить. Она закрывает за собой дверь.

И я остаюсь наедине с мэром.

Он тянет время и молчит, пока мне не становится окончательно ясно: надо что-то сказать. Я кулаком прижимаю к животу простыню, все еще чувствуя резкую боль при каждом движении.

— Вы мэр Прентисс. — Мой голос дрожит, но я все-таки произношу это.

— Президент Прентисс, — поправляет меня он, — но ты меня знаешь как мэра, разумеется.

— Где Тодд? — Я смотрю ему в глаза. Не моргая. — Что вы с ним сделали?

Он опять улыбается:

— Твои первые слова были умными, вторые — храбрыми. Думаю, мы подружимся.

— Он ранен? — Я сглатываю поднимающуюся в груди боль. — Он жив?

Первую секунду мне кажется, что он и не подумает отвечать, даже не подаст виду, что услышал мой вопрос, однако в следующий миг я получаю исчерпывающий ответ:

— У Тодда все хорошо. Он жив, здоров и постоянно спрашивает о тебе.

Я вдруг понимаю, что все это время не дышала.

— Правда?

— Разумеется.

— Я хочу его увидеть.

— Он тоже хочет тебя видеть, — говорит мэр Прентисс, — но не торопись, всему свое время.

Мэр продолжает улыбаться, почти по-дружески.

Передо мной стоит человек, от которого мы бежали несколько недель подряд, он стоит рядом со мной, а я даже не могу толком пошевелиться.

И он улыбается.

Почти по-дружески.

Если он что-нибудь сделал Тодду, если он хоть пальцем его тронул…

— Мэр Прентисс…

— Президент Прентисс, — снова поправляет меня он, и вдруг его голос веселеет: — Впрочем, можешь звать меня Дэвид.

Я ничего не отвечаю, только еще сильней давлю на повязку, не обращая внимания на боль.

В мэре есть что-то странное. Что-то неуловимое…

— Конечно, если позволишь называть себя Виолой.

Раздается стук в дверь, и в палату входит Мэдди с каким-то пузырьком в руке.

— Корень Джефферса, — говорит она, глядя в пол. — От боли…

— Да-да, конечно. — Сложив руки за спиной, мэр отходит от кровати. — Делайте что нужно.

Мэдди наливает мне стакан воды и смотрит, как я проглатываю четыре желтые капсулы — на две больше, чем мне давали раньше. Потом она забирает стакан и, стоя спиной к мэру, бросает на меня многозначительный взгляд — без тени улыбки, зато очень решительный и храбрый, — так что мне сразу становится чуть спокойней, чуть легче.

— Она быстро утомится, — предупреждает Мэдди мэра Прентисса, все еще не глядя на него.