Принцип Талиона - Лия Роач
Принцип Талиона читать книгу онлайн
Как далеко может завести желание отомстить? Где та грань, – и есть ли она?.. – за которую нельзя переступать? Или другой вопрос: в любви и возмездии все средства хороши? Я говорю однозначное "Да!" и хочу, чтобы ты убила Виктора Вайнштейна.
* принцип Талиона – принцип назначения наказания за преступление, согласно которому мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением («око за око, зуб за зуб»)
Он смотрит на меня долгим пронизывающим взглядом, словно пытается понять, дошел ли до меня смысл его слов. Я медленно киваю, и он быстрыми шагами выходит из комнаты и взбегает по лестнице на второй этаж. А я остаюсь стоять посреди гостиной, оглушенная и раздавленная. Только что мне представился шанс взглянуть на себя со стороны. И мне определенно не нравится то, что я в себе увидела…
Его обвинение "сколько уже невинных людей погибли по твоей вине?" стучит у меня в голове. Я вспоминаю двух слуг, сгоревших в загородном доме Вайнштейнов, который я подожгла собственными руками. Застреленный мной охранник в служебном помещении Фонда. Шестилетняя девочка, на которую наехал Виктор на своем джипе, с тормозами которого я тоже поколдовала собственноручно. Она выжила, но на всю жизнь останется инвалидом. А в фитнес-клубе никто не пострадал только потому, что полиция вовремя обезвредила бомбу. Список жертв был бы внушительным.
И все ради чего?!
Сделав шаг, я без сил опускаюсь на диван и, откинув голову на спинку, невидящим взглядом таращусь в потолок.
Ну и что ты будешь делать, Кристина?..
Глава шестая. По праву рождения…
Остановившись перед съездом к хорошо знакомому белоснежному дому, я заглушаю мотор Мерседеса и какое-то время сижу в тишине. Решение приехать сюда было спонтанным, и я все еще не могу решиться.
Минут десять я не двигаюсь и ни о чем не думаю, тупо пялясь на потухшую приборную панель, но потом все же заставляю себя выйти из машины, бесшумно закрываю дверь и шагаю к крыльцу стилизованного под старинную усадьбу дома. Без труда проникаю внутрь его через небольшое прямоугольное окошко цокольного этажа, выходящее на задний двор, и уже через минуту вхожу в холл через потайную дверь – со стороны первого этажа найти ее непросто. Время уже далеко за полночь и я сразу поднимаюсь наверх, полагая, что застану хозяйку дома в ее спальне. Вряд ли она спит, но и находиться внизу для нее сейчас невозможно. Правда, в прихожей уже никаких следов вечернего инцидента, даже пропитавшийся кровью ковер успели заменить на новый, но ей это наверняка служит слабым утешением.
Я отворяю дверь в спальню – на втором этаже их несколько, но после месяцев слежки я точно знаю, какая мне нужна, – и осторожно вхожу. Викки действительно не спит и реагирует на мое нахальное вторжение почти спокойно.
– Пришла еще кого-нибудь пристрелить? – спрашивает с издевкой, хотя голос не повышает.
– Я подумала, – отвечаю я, игнорируя нетеплый прием, – что тебе будет легче принять решение и понять мои мотивы, если я расскажу тебе правду. Мою правду.
Она смотрит на меня одновременно и с интересом, и с сомнением. Но сомнения во взгляде, конечно, несравнимо больше. И это нормально – я тоже сильно сомневалась, что существуют причины, которые, будь я на ее месте, будь я любимой дочерью добропорядочного отца, могли бы убедить меня, что он достоин смерти. Но и ее интерес я тоже понимала – знать, чем же отец заслужил такую ненависть совершенно чужой девушки, и любопытно, и может быть полезно. Вдруг узнав причину, ей удастся решить мою проблему и спасти отца.
Но мою проблему невозможно решить. Уже невозможно.
– Сколько тебе лет, Викки? – резко спрашиваю я, прерывая свое мысленное лиричное отступление.
– Девятнадцать, – отвечает она растерянно, не ожидая вопроса из разряда анкетных.
– Аха. Через месяц исполнится двадцать, – "если доживешь", добавляю я мысленно, хотя и сама уже в это не верю, и спешу ответить на ее немой вопрос, не сумев погасить раздражение в голосе. – Нечего удивляться. Я была бы дурой, если бы затеяла все это, не изучив вас, ваш уклад жизни, круг общения и прочее…
Она явно смущена своей наивностью.
– Я знаю о тебе абсолютно все, вплоть до того, какой степени прожарки стейк ты любишь. И да, в каком виде предпочитаешь яйца, – добавляю, верно расценив ее реакцию на мои слова.
Я тоже смотрела этот фильм.
– Я все про тебя знаю, – повторяю я, подходя ближе и склоняясь над ней. – А вот ты знаешь, что вы с Робертом не единственные дети доброго доктора Вайнштейна?
Такого поворота она не ждет, и мой вопрос оказывает на нее влияние, схожее с действием глобального похолодания. Ее глаза моментально стекленеют, и она задерживает дыхание, словно боится обморозить – или, напротив, обжечь – легкие. Взгляд ее глаз полыхает недоверием и пронзает меня насквозь, будто желая прочесть по мне, правда то, что я говорю, или ложь.
– Ты врешь, – наконец выпаливает она, не разжимая зубов.
– Если бы, – шепчу я с горечью и опускаюсь на кровать рядом со своей единокровной сестрой, которую хочу сделать орудием мести нашему отцу за то, что он сделал со мной – с нами – сразу после рождения.
Я никогда не собиралась делать этого, не планировала рассказывать ей свою историю. Я и гораздо более близким мне людям не открывала всей правды о себе, и мои парни, хотя некоторые из них были мне почти как братья, вели сейчас эту затяжную войну бок о бок со мной, не зная истинных причин. Но после неприятной правды от Райана, после не менее неприятного разговора с самой собой, эта мысль неожиданно созрела во мне и уже не отпустила.
И тем не менее это дается мне нелегко. Я пришла сюда ночью с конкретной целью, но все же не могу подобрать слов. Не знаю, с чего начать и как донести до нее все, что мне пришлось пережить по вине Виктора. То, за что я так жажду его смерти.
– Мы видимся уже не в первый раз, но я так ни разу и не представилась тебе. Меня зовут Кристина Рейн. Но на самом деле я девочка без имени. Кристиной меня назвали в сиротском приюте, куда меня и моего брата-близнеца привезли сразу из родильного отделения Северо-западного мемориального госпиталя. У нас не было ни имен, ни фамилии. Наша мать Амелия Платт умерла
