Александр Гера - Набат-3

— Тогда по маленькой, — предложил Судских, чем удивил Бехтеренко.

Пробка скрутилась с треском, будто крякнула от блага. После третьей и телевизор не заглядывали вовсе, а спорили о работе, как принято у русских мужиков.

В бутылке «Флагмана» оставалось на донышке, когда сообщили: студенты заварили кашу на Васильевском спуске, расхлебывать ее повезли в участок человек тридцать студенческой братии.

— Обкурились на голодный желудок. — предложил версию Бехтеренко. — Забыли про них.

— Забыли, — подтвердил слово Судских. — А жизнь хороша…

— Правильно: о бабах еще не вели беседу.

На Сорокапятке заночевали. С утра Судских забрался в кущи у родничка и с блаженством слушал осенние шепоточки берез. Жизнь стала еще лучше, один вопрос свербил: до чего же надо отупеть от суеты, чтобы забыть о родстве с природой? Жить бы и жить…

Но на завтра без пяти минут одиннадцать Судских, щеголеватый, в форме со всеми регалиями, двигался по кремлевскому коридору в указанном направлении. Сопровождающий чиновник еще при встрече скосился на три ряда колодок. Красную Звезду и два боевых Красных Знамени различил сразу. Откуда бы?.. Генерал бы ответил, но откровенничать с паркетным лакеем не хотелось: за предотвращение вывоза из страны стратегического сырья и возвращение в страну тридцати полотен русских художников, за тонну наркотиков со стрельбой и за пару тонн золота с платиной.

«Я вам, плебеям, до двухтысячного года еще и не то устрою», — посмотрел он на рядом семенящего лакея с проплешью.

Возгонкой от него не попахивало, зато гусарской решимостью несло крепко. В кои-то веки в Кремле, так чего мелочиться? Либо грудь в крестах, либо голова и кустах. Так на грудь крест или над головой? А, все едино! Хорошая штука жизнь!

У массивной двери сопровождающий лакей передал Судских другому лакею, лысому, в паричке.

— Аудиенция не более пяти минут, — назидательно сказал он. открывая дверь.

— Осилим, — кивнул Судских и вошел в зал. После посещения Сорокапятки он всегда ощущал прилив сил.

Что должно было произойти, никто не ставил его в известность, но увидеть сидящего в торце длинного стола президента он не ожидал. Судских замер у двери, президенту пришлось повернуть голову. А что сказать? По вашему приказанию прибыл? Такого не было. Не брякнуть же — здрасьте…

— Приходи, садись. — сказал врастяжку президент. Жест руки в сторону — кресла рядом, и рука почти упала на стол.

Судских, не таясь, разглядывал президента. Глазеть на экран — одно, а видеть живьем — другое. Телевизор отмечал каждое движение, но скрывал естество, скрадывал и прежде всего безмерную опустошенность лица, словно забыли снять маску с человека и он силился дать знак из-под нее, показать, что жив и хочет жить. Отдельно от маски жили глаза. С хитрецой, многознающие.

— Не нравлюсь?

— Нет, — честно ответил Судских.

— А я никому не нравлюсь, — без обиды согласился президент. — Кто подальше, тот за полудурка считает, ближние делают из меня дурака… И ломают дурочку, и ломают…

Судских отвел глаза. Шевельнулась жалость.

— Стыдно? — резнул по лицу Судских глазками президент. — Да я тебя не за тем позвал. Есть и у меня честные помощники. Один такой сообщил, что генерал-лейтенант Судских, о котором я впервые слышу, не пропустил в Москву бандитов, но омоновцам не отдал. Как понимать?

Говорил он осмысленно, только после двух-трех слов делал паузы, дышал трудно, словно паровоз, тянущий в гору состав. Что ни говори, а президентское звание внушало почтительность. Пересилив неожиданную робость, Судских ответил:

— В силу причин посчитал сделать так. Формирование национал-патриотов… Мальчишки, господин президент.

— Ну и правильно поступил, — неожиданно похвалил президент, будто генерал перед ним только что обстоятельно доложил о происшествии и обосновал причину своего решения. — Уважаю. А ты меня? Нет?

— Как генерал, не имею права, как человек и гражданин, имею собственное мнение.

— Полез в камуфляж, — не понравилось президенту. — Так выскажи свое мнение. — В Судских уперлись маленькие понимающие глазки: — Шта?

— Я в форме, господин президент, — уперся Судских, и ни за какие шанежки его язык не повернулся бы иначе.

— И ладно, — опять согласился президент, опустив голову. — Остальные, кто при мне, четверть твоего не скажут. а кому дам под зад, выначиваются, понимаешь. Обидно, досадно… и ладно. Знаешь, не дурак я, не придурок, я придуриваюсь. Опустошен. Но я президент. Суверен. И пусть про меня гадости измышляют, я неподсуден. — Для большего уверения президент вскинул указательный палец, словно проткнуть ему атмосферную оболочку запросто, а он останется невредим. Как он мог не вспомнить его, когда они предстали в Кремле с Воливачом, Судских не понимал, и совсем ведь недавно было.

«Или его вправду психотропиками потчуют?» — недоумевал Судских.

— Я согласен, — посчитал нужным высказаться он. — Клинтона отстраняют по всей законности и суверенности тем не менее.

— Билла? Так я похитрее его, соломки заранее подстелил, знал, с какой шайкой тягаться буду. И Америка — не Россия. Американцы зажрались, понимаешь, мнят о себе много, дешевые спектакли крутят, а цены дерут. Нам бы такое, о-о-о… — Опять палец в небеса. — Представляешь, генерал, родовитая еврейка у российского президента хрен сосет? Нация бы так сплотилась, почище победы «Спартака» над «Реалом» было бы действо. Да настоящие американцы, англосаксы, должны Клинтону памятник из чистого золота поставить! В том и беда — свалился он из мажора в минор. В Штатах итальяшка американец и еврей американец, и скреплено это конституцией, а у нас Конституция еврею гарантирует еврейство, чукче — чукчанство. а русскому — болт со шлямбуром. Понимаешь разницу?

— Вы гарант, у вас есть право написать Конституцию для русских, — вставил Судских.

— Э, генерал, да что ты знаешь о том, как пишется она? Перо в руки берешь, а его уже все позолотили, кроме бедняг русских. Шта думаешь, охота мне, еле ползая, бремя тянуть? На хрен бы оно сдалось, будь преемник! Черномырдина? Это пахан у нефтяной мафии, ей ломти нарезает. Примакова? В тихом болоте черти водятся. Лебедю такого не объехать, не обойти, мальчишка. Лужкова? Делить будет власть с измайловскими и солнцевскими, дальше Садового кольца выпускать нельзя. Явлинского? Ну кто его всерьез примет? Его только на пятьсот дней и хватит.

— Зюганова забыли?

— Я забыл? Это он забыл, на каком драконе едет. Да тьфу на всю его партию! Одного указа достаточно. Да кто им власть отдаст? Но пасаран!

— Видишь как? Человеческое во мне отбили.

Президент посмотрел в глаза Судских и оперся на его руку:

— А дал бы ты мне толкового офицера? Не жалко? Я бы из него главу администрации сделал, нужен такой человек. Не жалко?

— Не жалко, — подтвердил Судских. — Уговорю генерал-майора Бехтеренко. Святослав Павлович — толковый офицер.

— Давай. Имя хорошее, — оживился президент. — Я тебе верю. А обо мне печалиться нечего. Понимаешь? Я не туз, но я джокер. Многим игру испортил. Ты еще обо мне вспомнишь. Все вспомнят. Очень вспомнят…

Высокие створчатые двери отворились, опираясь на руку Судских, в Георгиевский зал вошел президент. Как восклицания, ярко вспыхивали блики фотовспышек, жужжание камер наполнило зал.

Но не появившийся президент приковывал внимание всех журналистов, репортеров, чиновников и генералов, а двухзвездный их коллега, о котором они почти ничего не знали.

Судских поклонился президенту и стал в общую генеральскую шеренгу.

Действие началось.

Примечания

1

Однажды с товарищем (яп.)

2

Древнее название острова Хонсю. Именно он считается Японией.

3

Здесь никакого оскорбления инородцам, особенно лицам кавказской национальности, нет. См. указ президента Хамландии к годовщине победы демократии: "В ознаменование победы тех, кто был ничем, а стал всем, отныне присваивать к фамилиям демократов-депутатов почетные приставки: оглы, заде, баба, сан, кун — через дефис. Главные демократы получают право ношения частиц: де, фон, али. Подпись: президент Хамландии фон де Эльцин оглы-сан-заде-баба-али.

4

В здоровом теле здоровый дух. Что есть: ничто человеческое мне не чуждо (лат.)

5

Или Цезарь, или ничто.(лат.)

6

После нас хоть потоп. (фр.)

7

Закон суров, но это закон. (лат.)