Корни ненависти - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури

– Целься! – приказал я, хотя башня находилась в считаных метрах от нас. – Огонь!

Третье полотно облепило последнюю башню, и новый залп горящих стрел поджег огромную осадную машину, быстро превратив ее в пепел.

Старик Мендоса, одетый в цвета своего фамильного герба – красная полоса на зеленом фоне, – слегка кивнул мне. Я воспринял этот жест как знак благодарности и ответил тем же.

Мы уже были готовы спалить дотла и катапульты, а затем сжечь солдат, атакующих стены, когда вновь раздался спасительный крик:

– Отступаем!

К нашему удивлению, возглас эхом подхватили по всему периметру города.

– Отступаем! – слышалось со стороны дороги на Ла-Крус-Бланка.

– Отступаем! Приказ короля! – кричали на Кампильо-де-лос-Чопос.

Прекратился и дождь из стрел, и град из камней, сыплющийся на наши стены. Тишину нарушал только треск пламени, охватившего крыши, и крики горожан, разыскивающих своих матерей, мужей, дочерей, бабушек.

– Санча! Кто-нибудь видел мою Санчу?

– Парисио, ответь, если слышишь!

– Держись, Мунио! – крикнула жена мясника. – Кто-нибудь, помогите, его придавило дверью магазина!

В тот день горожане не ликовали.

Сотни почерневших призраков расчищали завалы и кричали до хрипоты. Перепуганные куры кудахтали, оказавшись в ловушке курятников, которые никто не думал спасать.

Я бросил лук на землю и побежал вниз по ступеням башни.

– Йеннего! – кричал я, и в течение многих часов мой голос разносился по улицам. – Йеннего, сынок, я здесь!

43. Треснувшее надгробие

Унаи

Октябрь 2019 года

– И тогда ты начал в него перевоплощаться? После смерти родителей?

– Нет, позже, после смерти Альвара.

– Что произошло в тот год, когда ты достиг совершеннолетия и Альвар вернулся домой?

– Он превратил мою жизнь в настоящий ад.

– Почему? За что он тебя ненавидел?

– Ты не понимаешь. Он умер из-за меня.

– Разве ты виноват в его смерти? Он умер от болезни. Ты здесь ни при чем. Ты не мог спасти ему жизнь.

Рамиро Альвар сжал кулаки, оперся на подлокотники инвалидной коляски и встал, кипя от гнева.

Я напрягся, не сводя с него взгляда, ожидая, что он меня ударит. Все его тело тряслось от ярости. Губы, подбородок. Голос.

– Нет, мог бы. Мог. У него была талассемия, наследственное заболевание крови, которым в той или иной степени страдали члены нашей семьи. Но у Альвара оно проявилось в самой тяжелой форме и привело к разрушительным последствиям. У него развилась анемия. Болезнь поразила селезенку, сердце, печень и скелет. Он мучился от болей в костях и переломов ног и в конце концов пристрастился к обезболивающим. Как думаешь, чья это инвалидная коляска? К тому времени, когда Альвар вернулся в башню, было уже слишком поздно, и он потерял всякую надежду. Только срочная трансплантация костного мозга могла спасти ему жизнь. И, как братья, мы были совместимы.

– Тогда почему ты не…

– Потому что я ничего не знал! Отношения между матерью и братом испортились настолько, что она два года скрывала от меня его диагноз. Она так и не простила Альвару его поведение. Когда брат приезжал домой, в Угарте все только и говорили о его выходках. Он ссорил подруг, вызывал разлад в семьях. Позорил нас. Насмехался над матерью. Мстил ей за Хемму. А мама никогда не упоминала о талассемии. В то время отец постоянно находился под действием препаратов, которые прописал ему предпоследний психиатр. Он жил в другом мире. Как ему объяснить, что он переживет своего старшего сына? Мне она тоже не сказала… Моя мать была доброй женщиной, но я никогда ее не прощу.

– А что насчет Альвара?

– Альвар думал, что я отказался сдать костный мозг. Наша мать убедила его, что из-за поведения в Угарте семья от него отреклась. И он ей поверил, черт возьми. Как он мог так думать о своем брате? В последний год жизни, когда Альвар вернулся в башню, он вел себя пренебрежительно, грубо, был несдержан на язык. Каждый божий день намекал мне, что я мог его спасти. Не хотел слушать никаких объяснений. Он полностью изменился, а постоянная боль и пристрастие к анальгетикам только усугубляли ситуацию. Говорят, что боль лишает пациента человеческих качеств и что люди, которые ухаживают за больными, сами нуждаются в заботе. Я могу это подтвердить. Альвар жил в некой параллельной реальности, признавая истину лишь в том случае, если ему это было удобно. Тот год, когда мне исполнилось восемнадцать, стал настоящим адом.

– И ты остался один.

– Не совсем. Они по-прежнему здесь, у меня в голове. Альвар, мой отец, дяди и тети, бабушка и дедушка. Те, кого я знал лично, и те, о ком мне рассказывали. Все чертово генеалогическое древо. Нет, я не одинок в башне. У меня отличная компания. Пока только Альвар превратился в альтера, но с годами и остальные начнут обретать форму. Теперь ты понимаешь, почему я так отчаянно пытался избавиться от него?

Я слушал и удивлялся. Рамиро Альвар никогда не сквернословил. И то, что он в приливе сил поднялся, несмотря на сломанную ногу, было не менее поразительным.

– Как тебе удается скрывать это от всех? – спросил я. – В башню часто приходят жители деревни. Ты ведешь дела с адвокатом, с издателем. Клаудия проводит много времени внизу… Как получилось, что никто до сих пор не застал тебя за переодеванием, если не считать нас с Эстибалис?

– Я был осторожен. Притворялся. Изучал психиатрию. Я привык выключать свет, когда кто-то приближался к башне. Однако теперь меня пугает мысль, что Альвар вернется, что он не ушел навсегда. Как в тот раз, когда я писал роман. Он исчез на год, но твоя коллега его воскресила. Единственная женщина, в которую он влюбился после Хеммы.

«Это похоже на осаду», – подумал я. Рамиро Альвар защищает стены крепости от нападения монстра.

– Возможно, тебе необязательно его уничтожать, – предположил я.

Он озадаченно посмотрел на меня.

– Но я хочу от него избавиться.

– Знаю, твой альтер – тиран. Он презирает тебя за твою пассивность.

– Именно. И я не желаю, чтобы он был в моей голове. Я хочу побыть там один, только я.

– Ты и так ты, – объяснил я. – А твое другое «я», Альвар, тебе не брат. Твой брат – или, по крайней мере, то, что от него осталось – лежит здесь. В метре под землей. Он мертв, Рамиро. Твой альтер – это ты сам, играющий его