Александр Гера - Набат-3

«Не сейчас же спрашивать о Луцевиче! — пыталась собрать вместе свои разбросанные мысли Сичкина, готовя очередную порцию уколов. — До вечера Толмачев меня промурыжит… Он уедет, а я задержусь на полчасика… Тогда я новенькою колоть не стану. Куда его перевели? А, к этому, к Забубенному. А этого надо усыпить получше…»

— Задирайте рубахи. — скомандовала Сичкина, входя в палату. — Кто первый?

Забубенный покорно задрал рубаху.

— Чем нынче потчуют? — скосился на шприц Забубенный и не обнаружил противной янтарной жидкости. Женя перепутала шприцы. Менять их было поздно, стыдно, и Забубенный получил хлористый. Само собой, Судских тоже выпадал хлористый.

— Меньше знаешь, лучше спишь, — отрезала Сичкина, хмуро глянув в сторону Судских.

Что за переполох; сестра? — невинно спросил он.

— Кое-кому собственное естество не по нраву, — пробурчала Женя, протерев место укола ваткой. — Следующий.

Судских задрал рубаху и улегся на живот.

— Пластическая операция? — робко спросил Судских.

— Да уж, — хмыкнула Сичкина. — Дым коромыслом, черт бы их подрал, санитаров отпустили, некому воды в кубовой накачать.

Едва Сичкина ускакала, Судских сказал Забубенному:

— А погодка-то сегодня за нас, Осип Семенович.

— Как понимать? — не распознал мысли Забубенный.

Судских склонился к нему ближе и прошептал в ухо:

— Санитаров нет, не рискнуть ли дать тягу?

— Обдумаем, генерал, — не колеблясь ответил Забубенный. Называя Судских генералом, он и не подозревал, как близок к истине. Просто нравилось ему волевое лицо соседа.

Часам к трем дня шум и перебранка за дверьми стихли. Потом донеслись чужие голоса, и вскоре вообще все смолкло, будто наступил мертвый час.

А еще через час Толмачев провожал дорогого гостя. Дело сладилось, назавтра сговорились проводить операцию. Гость пожелал ее страстно, и частности его не удивили: почему клиника без специального оборудования и почему засекречена, почему главврач принюхивается и чем это в самом деле пахнет?

Из-за нехватки персонала сегодня подгорела обеденная каша. Только и всего. Из-за такой мелочи договор не расстроился. Гостю сделали необходимые анализы и вежливо отпустили до завтра.

План Судских был таков: попроситься на прогулку и с внутреннего дворика дать тягу. Обычно для пациентов устраивали две прогулки, утром и после обеда, во внутреннем дворике. У кого не было противопоказаний, могли гулять когда угодно по коридору. Чаще других права гулять по коридору лишались Забубенный и Судских. Сегодня впопыхах Толмачев забыл распорядиться о прогулках, и задерганная Сичкина выпустила на прогулку всех, а всех остались Судских и Забубенный, остальные получили по две дозы аминазина и лежали пластом.

Как раз после ужина Сичкина решила поговорить с Судских. Так и сказала ему: зайти в ординаторскую и дожидаться там. Судских так и поступил, а Забубенный бродил по коридору, на этот раз внимательно оглядывая двери и тупички. Женя с дежурной санитаркой все еще возились в оперблоке, готовя его на завтра, и Судских бесцельно разглядывал помещение ординаторской. Связка ключей, брошенная в суматохе на столе, не могла не привлечь внимания Судских.

«Да это же ключи от всех бытовок!» — ахнул Судских. Воистину, правое дело затеяно, провидение. Всевышнею!» Хотя бы раз в жизни любой человек становится вором. Судских схватил связку и выглянул за дверь.

— Семенович! — громко зашептал он. — Верите ключи, надо выяснить, где паша гражданская одежда: Лады?

— Шепчешь! — подпрыгнул от привалившей удачи Забубенный.

Судских вышел в коридор сам. с беспечным видом подергал дверь во внутренний дворик. Она поддалась.

«Дай мне этот шанс, всемогущий Боже!» — молил Судских.

Всевышний, похоже, расщедрился. А когда пришла Сичкина, как-то очень быстро закончился их важный разговор. У Судских под рукой не оказалось колоды карт Таро, а усталая Сичкина спешила в институт. Потом она инструктировала дежурную, а Судских вышел в коридор к Забубенному.

— Порядок, генерал, — потирал руки Осип. — Ключик от бытовки я отстегнул, где паши одежки, сейчас его никто не хватится, а вот этот, — показал он от висячего замка, — ворота запирает во внутреннем дворике.

— А где санитары? — шептал Судских.

Один только, в кубовой дрыхнет, у Сичкиной спирта украл.

Прогулка закончилась, Судских и Забубенного заперли в палате.

— Не беда, — подбадривал Осип. — В туалет попросимся.

Выждали до полуночи, и Забубенный жалобно запросился по-большому. Дежурная отперла и, не потрудившись запереть дверь и дождаться пациента, как гласила инструкция, ушла в ординаторскую, с обычным для такого случая ворчанием: «Ходют тут всякие».

Вышли оба. Забубенный сразу нырнул в вещевую бытовку. Судских следом. Переодевались быстро в тесной каморке. Осип оделся первым, только наряд его похож был на спасти пережившего шторм корабля.

— Схудал весь, — сокрушенно молвил Забубенный, оглядывая себя недоуменно.

— Снимайте это, — попросил Судских. — Побег — дело важное. Подберите что-нибудь чужое, но на вас.

— Правильно, — облегченно согласился Осип. — Если из общего берется немножко, это не воровство, а дележка.

В сборном наряде он выглядел внушительнее Судских. И костюмчик впору, и галстук в тон, только из обуви нашлись кроссовки по размеру.

— Нормально! — стадо весело Судских. — Новый русский собрался на банкет.

Едва вышли, лоб в лоб столкнулись с дежурной медсестрой.

— А ктой-то тут хозяйничает? — не то возмутилась она, не то от испуга выпалила дежурную фразу.

— Сейчас все объясним, — не дрогнул Судских, увлекая медсестру в ординаторскую. Та сопротивлялась, говорила резким высоким голосом. — Тихо, дражайшая…

— Я в милицию позвоню, немедленно в палату!

— В милицию? — разозлился Судских. — А-вы не подумали, уважаемая, что работаете в преступном месте, где мучают ни в чем не повинных людей? Вы не подумали, что это не лечение, а превращение людей в скотов?

Медсестра опешила от горячей речи Судских, в которой он выплеснул всю накопившуюся горечь, а запас командных слов здесь помочь не мог. Ампулы аминазина в избытке лежали на столе, шприцы рядом в кювете. «Коли!» — услышал Судских Голос. Медсестра быстрее Забубенного сообразила, куда направлен взгляд Судских. и рванулась к двери. Забубенный едва успел схватить ее за халат и перегородил путь.

— Миленькие, не надо! — запричитала медсестра. — Что я вам плохого сделала? Отпустите ради Христа!

— Ради Христа? — переспросил Судских. — Я не зверь. Но чтобы в вас опять не проснулось чувство долга, мы запрем вас в нашей палате. И сидите до утра тихо.

— Буду, миленький, буду, — соглашалась медсестра. — И санитара заприте, чтоб вместе…

Только что Судских сжигал праведный гнев. Он принял решение не делать укол, и куда девался его пыл, словно выпустили его из Судских, только в ушах гудело и где-то далеко за гудением прорывался к нему возмущенный Голос.

— А я бы всадил ей кубиков пять, — со злостью прошипел Забубенный. — Пусть почувствует, каково оно…

— Не стоит, Осип Семенович. Потом зачтется. Не умею я быть злым, лучше уж и замахиваться не буду.

Гул в ушах прекратился.

— Пошли? — посмотрел на Забубенного Судских.

— Пошли, генерал. Может, ты и прав. А может, свою чашу беды, как я, еще не выпил до дна. Бог с тобой, пошли…

Открыли ворота, заперли, выйдя, ключик повесили на замок. Шум машин доносился из-за рощи, туда и направили стопы.

Через час осторожной ходьбы в темени вышли к трассе.

— Вроде бы Ярославка. — присматривался Забубенный.

— Ленинградка, — поправил Судских. — Я знаю этот закрытый приют, Семеныч.

— Чтоб он сгорел! — плюнул в сердцах Забубенный. — Столько лет… Столько лет за правду!

Судских успокаивал, похлопывая товарища по плечу:

— Все позади, дружище. Больше лопухами не будем.

На их вытянутые призывно руки остановилась «мусорка». Водитель без долгих разговоров пригласил в кабину. Он оказался молчуном, а пассажиры не заговаривали. Так и ехали каждый в своем мирке забот, без разговоров, но за компанию.

На Войковской» водитель высадил их. Поблагодарили от души. Не долго думая Судских голоснул частнику, договорился.

— А куда едем? — недоумевал Забубенный. Они о маршруте дальнейшею пути не сговаривались.

— Сначала ко мне. Я рассчитаюсь с водителем, осмотримся, а там вил но будет. До утра нас и с хватятся. Садись, не переживай много. Доедем — картина прояснится полностью.

У Судских появилось какое-то интересное внутреннее чувство, будто он обсудил с кем-то свои дела и получил право действовать по собственному разумению. И никакой клиники не было, и Толмачева он не знал, и с Сичкиной не общался…