Алчность - Берг Анита

Габби внимательно поглядел на Уолта, словно пытался понять, не смеется ли тот.

— Он мой, — уныло проговорил он.

— Черт возьми, Габби, что это значит?

— Ты что же, не слышал всех этих разговоров про Мэри-Лу? — Габби издал короткий сухой смешок, и Уолт подумал: неизвестно, что было для него тяжелее — война или возвращение домой.

— Габби, даже не знаю, что тебе ответить.

— Лучше всего помолчи, — Габби крепко сжал запястье Уолта. — Вот что я тебе скажу. Я первый готов признать, что Черити может быть нестерпимой, но она будет тебе преданной женой — в этом можешь не сомневаться. Если ты выполнишь свою часть договора, то она тоже не подведет.

«Наверное, она все ему рассказала», — вздрогнув, подумал Уолт. Но затем он осознал, что ничуть не боится за свою тайну — скорее даже наоборот, то, что Габби обо всем знает, почему-то радует его.

— А вот что скажу тебе я, Габби. Когда я стану богатым и знаменитым, то сделаю все возможное, чтобы ты поступил в школу права. Как насчет такого договора?

— Забито, — рассмеялся Габби, и они ударили по рукам.

Уолт и Черити возвращались в Вестлейк на маленьком «форде» — подарке Хорнбимов на свадьбу. Уолт думал о том, что найдется не так уж много женщин, которые согласились бы обойтись без свадебного путешествия так внешне спокойно, как это сделала Черити.

— Нам надо строить свою жизнь, — сказала она. — Медовый месяц мы устроим попозже.

И Уолт был рад этому — в тех условиях, в которых они жили, было не до роскоши.

— Закрой глаза, — приказала Черити, отпирая двери их новой квартиры. — Все, теперь можешь открывать! — воскликнула она, когда он вошел.

Уолт в изумлении огляделся по сторонам. Темно-коричневая краска на стенах сменилась белой, пол был отциклеван и навощен, на окнах висели цветастые занавески, тут же стояли диван и стулья, обитые в тон.

— Черити, но как…

— Мама дала мне швейную машинку.

— А все остальное? А краска? Это действительно та самая квартира?

— Так тебе нравится! — в восторге взвизгнула девушка.

— Даже очень. Но как тебе это удалось?

— Когда ты читал свои нудные книги, я занималась ремонтом.

— Но ведь ты работала на двух работах!

— Я выкраивала время.

— Черити, это просто чудесно, спасибо тебе! — Он впервые по- целовал ее от всего сердца.

В ту ночь они занялись любовью — не слишком удачно, надо сказать. Уолт за всю жизнь переспал лишь с одной девушкой — это случилось два года назад, после какой-то вечеринки, и он понятия не имел, что ему следует делать. Черити была девственницей и знала еще меньше. Когда он вошел в нее — слишком поспешно, он был уверен, — она сжалась и захныкала, а когда он излился в нее, она заплакала от счастья. Потом он лежал, крепко обняв ее и ощущая стыд. Его жена шептала, как сильно она его любит, но он не мог ответить ей тем же. «Она заслуживает лучшего к себе отношения, — думал Уолт. — Ведь она действительно меня любит! Даже немного жаль, что я не люблю ее».

3

Штат Орегон, 1970–1978

Уолт окончил курс с отличием. Поджидая своей очереди на церемонии вручения дипломов, он улыбался Черити. Она каким-то образом заняла место в первом ряду и теперь сидела там в соломенной шляпе с вишенками, улыбаясь улыбкой чеширского кота — она была горда им ничуть не меньше, чем многие присутствовавшие здесь родители выпускников. И у нее было на то полное право. Черити много трудилась, и это дало Уолту возможность не работать по вечерам в аптеке и сосредоточиться на учебе. Он был искрение благодарен ей за то, что она для него делала. Не обращая внимания на ее протесты, он по-прежнему трудился в аптеке по субботам — это было полезно ему как будущему фармацевту.

Он стоял и смотрел на ряды гордых родителей, ощущая, как на него накатывается какая-то тоска — такое иногда бывало, и тогда он чувствовал себя сиротой. Уолт не раз говорил себе, что если хочет выжить и преуспеть, следует забыть прошлое, но сделать это было непросто. Он знал, что Черити пригласила на церемонию его мать, но та так и не пришла. Это огорчило его, но теперь его ждало большое будущее, а призраки прошлого надо было в прошлом же и похоронить. Уолт повел широкими плечами, словно поправляя на себе синюю мантию выпускника: перед его глазами встал образ отца.

«Уходи! Оставь меня в покое!» — содрогнувшись, мысленно приказал он и поискал глазами деда — если и есть на земле человек, которому он обязан своими успехами, то это именно Дензил. Лишь после окончания церемонии, после того, как Уолта вместе со всеми — и с Черити, повисшей на его руке, — сфотографировали на память, жена сообщила ему, что звонила Долли, домработница деда, и сообщила, что из-за сильной простуды он не сможет приехать. Черити была, как обычно, тактична и предусмотрительна — она не стала портить такой новостью его праздничное настроение.

Всему миру они с Черити казались вполне счастливой парой — хотя женщины и недоумевали, как ей удалось заполучить такого привлекательного мужчину. «Наверное, она хороша в постели», — строили они догадки.

В постели Черити была не то чтобы хороша, но и не плоха. Уолту приходило в голову, что то же самое можно сказать и про него. Они отводили для занятия любовью один вечер в неделю — это если у его жены не было месячных. За исключением этих дней, она всегда была мягка и покладиста с ним. Они занимались любовью не потому, что Уолт желал жену, а потому, что он был молод и нуждался в сексе. При этом его не покидало ощущение, что он обманулся в своих ожиданиях и надеждах. Во всяком случае, в объятиях Черити он никогда не испытывал экстаза, земля не вертелась под ним, и звезды оставались там, где им и положено быть. Секс с ней был для него скорее рядовой потребностью организма. Уолт предполагал, что то же чувствует и Черити, что она занимается этим лишь для того, чтобы избавиться от зуда в теле. Но наверняка он этого не знал: она никогда не разговаривала с ним на эту тему, никогда не жаловалась.

Иногда он жалел, что Черити ни на что не сетует: он ощущал себя виноватым перед женой. Чтобы Уолт мог свободно учиться, она работала, а то, как она вела их домашние дела, не могло не вызывать восхищения. У Черити было довольно мало одежды и только одна шляпка. Если бы только он мог полюбить ее и таким образом облегчить мучившее его чувство вины! И надо признать, что Уолт старался это сделать, но так и не смог воспылать любовью к женщине, с помощью шантажа заставившей его жениться на себе. При этом он искренне считал, что Черити заслуживает лучшего к себе отношения.

Они всерьез поскандалили только один раз, когда вскоре после окончания университета Уолт сказал, что на следующий день собирается пойти в призывную комиссию.

— Но я же говорила тебе, что мой дядя… — захныкала Черити.

— Я знаю, он член законодательного собрания штата. Но я все равно должен пойти служить.

— Но почему?! — топнула ногой его жена.

— Даже не знаю, просто должен и все. Если я уклонюсь, то как потом смогу смотреть Габби в глаза?

— Габби первый поздравил бы тебя с тем, что ты проявил благоразумие. Эта чертова война испортила ему всю жизнь.

— Тогда я, наверное, должен отомстить за него — добраться до Вьетнама и завалить хотя бы одного косоглазого.

— Что за бред ты несешь! Как ты можешь — после всего того, что я для тебя сделала? А если я получу похоронку?

Черити стояла посреди их маленького зала, ее худое лицо побелело от гнева, а худые пальцы сжимали платок.

— А я думал, что ты была со мной потому, что любила меня.

Его жена резко обернулась:

— Да, любила и люблю! Ты что, совсем ничего не понимаешь? Ах ты, сукин сын! — сорвалась она на крик.

— Я все равно пойду служить, — с непоколебимой уверенностью в голосе ответил Уолт. — Тебе меня не остановить.